Work Text:
Ситуация, в которой оказался Саске, не стандартна. И это ещё мягко говоря. Любой ли человек может похвастаться тем, что вместо школы, которую он кстати заканчивал в этом году, его родители заперли его в школе-интернате при храме в каком-то захолустье? Вот именно, что не каждый сможет, во-первых, произнести это вслух и не сморщиться, а, во-вторых, действительно пережить подобное.
Его семья — типичные католики, помешанные на религии. Из общей массы выбиваются только он и Итачи, его старший брат. Да и то, Итачи хотя бы хорошо скрывает то, что является атеистом. При этом он умудрился стать священником. Да, чёрт возьми. Его брат — священник в их маленьком городке.
Для понимания, то место, куда Саске сослали, ещё меньше чем его родной город. Можно сказать, что интернат находится в деревне. Пейзажи действительно напоминают сельскую местность с колосьями пщеницы, полями зелёной травы и лесами.
Но Саске ещё не рассказал, за что именно его заперли в этой...школе, похожей на секту. Родители всё-таки прознали об их с Итачи запретной связи. Каким образом? Саске так и не понял. Возможно, с их стороны было слишком самоуверенно спать в одной кровати, будучи здоровыми лбами. Возможно, спать в одной кровати голыми, будучи здоровыми лбами, тоже крайне сомнительная идея. Они переступили порог желания, когда Саске исполнилось семнадцать. Один год до совершеннолетия он бы не вытерпел. А зажиматься с Итачи в его комнате, срывая с него сутану и вставая на колени, ему очень нравилось.
От одной мысли об этом Саске возбудился. Чёрт возьми. Главное, не привлекать к себе внимание.
Так вот, Итачи почувствовал к нему влечение, когда Саске исполнилось шестнадцать. Около полугода они ходили вокруг да около, пока Саске не признался, что в пятнадцать осознал свои чувства к брату, но не находил сил открыть ему свои чувства. И вот уже год они скрывают свои отношения от родителей. Скрывали, если быть более точным.
Они пробовали...разное. Саске открыл для себя много новых кинков. Он никогда бы не подумал, что удушение чётками так кайфово скажется на оргазме. У него нет мазохистских наклонностей, это он может сказать точно. Но Саске чертовски слаб перед мелодичным и проникновенным голосом Итачи, когда тот читает молитвы и проповеди. Особенно, когда он читает именно их. Если бы ему сказали жить по законам Божьим таким голосом, как у Итачи, то Саске немедленно сделался бы самым послушным верующим.
Но его святой отец также прижимал его к алтарю, когда поблизости не было ни души, и шептал на ухо пошлости, параллельно надрачивая своей светлой с выпирающими венами рукой. Любой бы поддался искушению.
Но Саске отошёл от темы. К сожалению, в ближайшее время увидиться с братом не получится. Того выгнали из дома, но обнародовать их порочную грязную связь перед всеми не стали. Лишь сказали, что не хотят видеть этого грешника своими глазами. Саске же повезло меньше. Ему осталось меньше года до совершеннолетия, однако родители затолкали его в какую-то дыру. Из-за этого он не сможет сдать экзамены в школе и загубит своё будущее. Паршивая реальность.
Итачи, этот засранец, тайно встретился с ним перед отъездом, чтобы поцеловать и сообщить, что он устроит всё, чтобы у Саске было достойное будущее, и ему не о чем было переживать. На крайний случай, он предложил поступить в духовную семинарию, но Саске послал его далеко и надолго. Его брат по-быстрому сказал ему, что и как делать, чтобы не выделяться и спокойно отсидеться в этой школе до своего совершеннолетия, а потом свалить оттуда.
Но есть одно "но". Жизнь в этом интернате осточертела Саске за каких-то три месяца. Ему хотелось взять ремень и повеситься на ближайшей балке от скуки. Телефоны у них конечно же отобрали по прибытии. Из развлечений здесь были лишь молитвы, разговоры с такими же несчастными детьми и подростками, и наблюдение за старым патриархом.
Единственное, что выбивалось из рутины, был удивительно привлекательный священник. Это просто факт, поскольку у Саске есть глаза, и он может увидеть его внешность. Его медово-карие радужки смотрели добродушно. Волосы цвета молочного шоколада он убирал лаком назад, но пара прядей выбивалась и падала на чистый лоб. А ещё Саске был более чем уверен в том, что тело под черной сутаной хорошо сложено.
Многие глазели на этого мужчину, который всегда был мил и вежлив со всеми. Отец Ален был влажной фантазией всех парней, в этом Саске был уверен. Так как из женщин здесь были лишь пожилые монахини, которые вели уроки, выбирать особо не приходилось.
В данный момент он сидел на мессе, слушая строки из Ветхового и Нового завета, изо всех сил старался не заснуть. Рядом с ним сидел Суйгецу, его ровесник, который попал в это злосчастное место после того, как привёл домой своего парня. На что он расчитывал, представляя партнёра мужского пола своей религиозной семье? Саске не углублялся в эту драму.
Вдруг Суйгецу пихнул его в бок локтем. Саске повернул голову. На это его сосед кивнул в сторону отца Алена, стоящего с краю от епископа, проводящего мессу. Священник откровенно залипал на щиколотки монашки Марты. Его взгляд не отрывался от её скрытых носками ног. Удивительно, что их вообще было видно, ведь обычно монахини носят убки в пол. Саске поднял бровь в недоверии. Но Суйгецу лишь подмигнул ему.
Когда этот круговорот скуки закончился, его сосед схватил его за руку и повёл в сторону домиков, отведённых для священников. Что он задумал?
Они прошли до домика отца Алена, стараясь не попадаться никому на глаза. Заглянув в маленькую щель между брёвнами, Саске опешил. Отец Ален сидел на коленях с обнажённым торсом (на который действительно было приятно смотреть), перед кроватью, на которой лежала плётка. Да нет. Он же не?...
Посидев молча какое-то время, священник нещадно ударил себя плёткой по спине. Послышался характерный звук. Оба парня почти вздрогнули. Отец Ален обнял себя и прошептал что-то так тихо, что Саске при всём желании не смог бы услышать. На столе лежал пропуск, с помощью которого можно было выйти за пределы территории школы-интерната.
В голове Саске созрел план.
***
Той ночью Саске приснился сон. Всё начиналось вполне безобидно. Напротив него сидел Итачи, его гармоничные черты лица отпечатались у Саске на изнанке век, поэтому его мозг запомнил их с точностью до последней детали. Его длинные волосы были собраны в хвост. Но на нём была сутана, которая сидела на нём...уф, слишком хорошо для духовного лица. Неудивительно, что многие прихожане были готовы драться за право первым исповедаться святому отцу.
Они были разлучены уже три месяца, и всё, что у Саске осталось — это чётки, которые Итачи ему подарил в шутку. Это была явная издёвка над всей их ситуацией, однако Саске всё равно их сохранил. Во время молитвы он держал их в руках, чтобы даже в самые серые дни помнить жар прикосновений Итачи, вкус его губ и звук его голоса.
Так вышло, что обычный сон перерос в бездуховное порно. Видимо, Саске соскучился больше, чем думал. В своём бесконечном целибате он вспоминал, как брат дрочил ему, по ночам. Это не очень помогало, из-за чего подобные сны не редкость для него.
Распластавшись по постели, которая была очень похожа на кровать Итачи, Саске взирал на своего брата. Он не мог пошевелить руками, по всей видимости, они были привязаны к изголовью. Итачи возвышался над ним, и ему даже почудился ореол света над его головой. Невинные ласки переросли в отчаянные, почти животные прикосновения. Они тёрлись друг о друга, не снимая одежды. Чувства обострились до предела. Казалось, будто Саске чувствовал каждую каплю пота, скатывающуюся по коже.
Итачи набросился на него, как зверь, не давая ему вдохнуть. Поцелуи были грязными, слюна смешивалась на кончиках их языков. Волосы чёрным шёлком щекотали щёку Саске.
В штанах был явный дискомфорт, но Саске не имел сейчас право голоса. Крышесносная стимуляция вырывала из его рта невнятные стоны, которые Итачи перебивал очередным поцелуем. Бёдра его брата, словно поршень, двигались ритмично и непрерывно, не останавливаясь ни на секунду. В какой-то момент крестик Итачи, который он надевал лишь во время работы, выскользнул из-за воротника и упал прямо Саске на лицо.
С его губ сорвался смешок. Но Итачи лишь произнёс глубоким, возбуждённым голосом:
— Пока забудь о Боге, ему не место здесь и сейчас.
Саске сглотнул слюну.
— Как скажите, святой отец.
Он немного подёргал руками от нетерпения, пока Итачи продолжал фрикции. Саске издал тихий скулёж, после чего излился, не выдержав напора. Нависший над ним брат нахмурился, схватил его за загривок руками и свесил его голову с края кровати, перед этим отвязав его руки от изголовья. Но они всё равно были связаны.
Его шея изгибалась ровно по краю кровати. Итачи ещё не закончил. Вот чёрт.
Впившись зубами в обнажённое горло Саске, Итачи продолжал держать его за волосы и подводить себя к краю. Саске почти задыхался от перевозбуждения, ему было немного больно, но вместе с этим так хорошо, что он физически не мог попросить остановиться.
— Ах, помедленнее! — единственное, что удалось выдавить из себя Саске.
Итачи не послушал его, а лишь ускорился, тяжело дыша через рот. Из горла Саске доносились какие-то неразборчивые стоны, пока он смотрел в потолок из-за угла обзора, не в силах пошевелить головой.
Его шея была покрыта следами укусов и засосами, которые нелегко будет скрыть.
Но ему было так плевать на это. Плевать на всё.
Наконец Итачи просунул руку между их телами, чтобы вытащить член из штанов и взять его в одну руку с членом Саске. Пары движений хватило, чтобы довести их обоих до пика. От оргазма у Саске помутнилось перед глазами. Всё смазалось, словно пламя свечи.
А затем...он проснулся.
Его нижнее бельё было насквозь мокрым. Вот же блядство.
***
План был, ну ладно, не так прост, как хотелось бы, но он был. Это уже что-то.
Пробравшись через дежурящих монахинь, Саске оказался перед домиком священника. Он деликатно постучался.
Отец Ален открыл дверь. Перед Саске предстала влажная фантазия подростков во всей красе. Каштановые волосы Алена, чуть влажные от недавно принятого душа, вились и выбивались из причёски, придавая образу привлекательной небрежности. Но самое интересное то, что на священнике было лишь одно полотенце, завязанное на бёдрах. Что ж, Саске встречают по-королевски, ничего сказать нельзя.
Ален явно недоумевает от присутствия какого-то парня на пороге его дома. Ждал ли он кого-то другого в таком виде?
— Извините, что побеспокоил вас, отец Ален. Могу ли я поговорить с вами о Боге? — ровно произнёс Саске, смотря в медовые радужки напротив. Нет, он точно ожидал кого-то другого сегодня ночью.
— Конечно, гхм, конечно. Извини за мой внешний вид. Я...не ждал гостей, — он развернулся спиной к Саске, открывая его взору свою исполосанную красными линиями спину. Свежие, добротные. Кое-где виднелись шрамы. Насколько же сильно он себя бил? Или это сделал кто-то другой?
Закрыв за собой дверь, Саске подумал, что не стоит тянуть. Подойдя ближе, он аккуратно прикоснулся к полосе на широкой спине. Ален замер.
— Вам доставляет удовольствие боль? Или дело всё-таки в наказании? — вкрадчиво спросил Саске.
Отец Ален смотрел на него пару мгновений.
— Ты видел, не так ли?
— Да, — не стал отрицать Саске.
— И что ты хочешь взамен на своё молчание? — Отец Ален почти угрожающе придвинулся ближе, их носы практически соприкасались.
— Мне бы хотелось попробовать себя в роли карателя.
Повисло молчание.
— Как тебя зовут?
— Юта, — ему не нужно знать его настоящее имя для того, что Саске собирается сделать.
— У тебя хороший удар, Юта? — немного лукаво задал вопрос священник.
— Думаю, что нормальный.
Отец Ален приблизился к Саске, обдавая его лицо горячим дыханием.
— Ты никому об этом не расскажешь. Ты понял меня? — разделяя слова на слоги, сказал Ален.
— Понял, — это не должно быть слишком сложно верно?
— Ты когда-нибудь спал со священниками? — ненавязчиво произнёс отец Ален, доставая плётку из комода.
Во-первых, Саске не собирался с ним спать. Просто поразвлечься. Во-вторых, в голову закралась шальная мысль, что если он ответит "да", какая будет реакция у этого благочестивого священника?
Вторую мысль всё же лучше не озвучивать.
— Я просто хотел попробовать что-то новое. И я не буду раздеваться, — бескомпромиссно заявил Саске.
— Как скажешь, Юта, — в его руках была чёрная кожаная плётка. Саске никогда бы не подумал, что его жизнь обернётся вот так.
Так они оказались в положении: Ален стоял на коленях перед кроватью, сложа руки на бёдрах, а Саске стоял за его спиной, поглаживая кожаные ремешки.
— Тебя часто посещают порочные мысли, святой отец? — медленно проговорил Саске.
По Алену сложно было понять, как он себя чувствует. Но он ведь согласился, поэтому Саске не чувствует себя таким уж мерзавцем.
— Постоянно, — затем последовал удар по правой лопатке. Ален даже не дрогнул.
— Прямо во время службы? — Саске стал тихо ходить вдоль комнаты, посматривая на иконы, наблюдающие за развратом, происходящим на территории храма.
— Особенно во время неё.
Удар.
— Сильнее.
— Что? — не расслышал Саске.
— Ты можешь бить сильнее, — нетерпеливо произнёс Ален.
— Хорошо.
Происходящее вызывало смешанные эмоции у обеих сторон. Учиха пытался не думать о провале, а Ален старался не возбуждаться слишком сильно из-за какого-то мальчишки.
— Неужели тебе нравится наблюдать за ножками монахинь, укутанных в одежду с головы до пят?
Отец Ален сглотнул слюну.
— Да. Я грешен.
Хлёсткий удар пришёлся на левую лопатку.
Саске готов был поспорить на сотку, что у священника сильный стояк.
— У тебя встаёт даже на старушек? — стараясь скрыть брезгливость, уточнил Саске.
— Я с ними не сплю, — прозвучало не очень убедительно.
— Всё-таки выбираешь помоложе?
Молчание.
— Не нужно скромничать. Я не стану тебя осуждать, святой отец.
— Я согрешил.
— Это я уже понял. Как конкретно ты согрешил?
Поколебавшись, Ален выдавил сквозь зубы:
— Я сделал это с сестрой Сарой.
Она была не во вкусе Саске, но, по крайней мере, ей было меньше пятидесяти.
Ещё один удар обрушился на спину священника.
— С таким послужным списком ты навряд ли сможешь попасть в рай. Или земное наслаждение тебе больше по вкусу? А? Отец Ален? — Саске прикусил губу и сосредоточил взгляд на пропуске, лежащем на тумбочке.
— Я каюсь, — на его коже выступил пот. Было видно, что он возбуждён, но он не посмел к себе прикоснуться.
— Ты можешь подрочить, если хочешь.
Но Ален лишь покачал головой.
— Это наказание.
— Так это наказание или путь к наслаждению? От наказания, знаешь ли, люди скулят от боли, а не от возбуждения.
Саске действительно не понимал этого священника. По всей видимости, под видом "наказания" тот получал кайф, не испытывая при этом угрызений совести. Умно.
— Я согрешил, — пробормотал отец Ален.
Удар, удар.
— Хорошо, что ты это признаёшь, — Саске нанёс ещё три удара, после чего священник содрогнулся, его почти скрутило от оргазма.
Саске тут же воспользовался его невменяемым состоянием и ловко запихнул пропуск к себе в карман.
— Давай я помогу.
Священник был на грани, его хорошенько разморило после разрядки. Саске помог ему вытереться и обработать спину, на которой выступила маленькая капля крови, скатившаяся по позвоночнику вниз к белоснежному полотенцу.
Уложив Алана спать, он потихоньку переоделся в его сутану. Мельком глянув в зеркало, Саске почти рассмеялся. Чёрт, Итачи бы точно заценил его образ. Ещё с этими чётками...
Выскользнув с территории храма, Саске растворился в ночи.
***
— Как ещё раз ты смог сбежать? — недоверчиво переспросил Итачи. — Ты переспал со священником?
— Да нет же! Я бы не стал. Это просто...ты будешь смеяться, — Саске явно не хотел ничего рассказывать, поскольку Итачи может быть очень язвительным, особенно на тему религии и нравственности.
Они находились в квартире, которую снял Итачи, после того, как его выгнали из дома.
— Так и? — он поднял бровь.
— Я отхлестал его плёткой, ясно? — почти выкрикнул Саске, а затем тут же покрылся красными пятнами стыда.
Итачи...действительно пытался сдержать смех, стоит отдать ему должное.
Но это было так смешно, что он не выдержал и звонко рассмеялся.
— Это шутка? — выдавил он.
— Нет. Я же говорил, что ты будешь смеяться.
Саске надулся и выпустил колючки, как ёж.
— Прости. Ладно, не дуйся. Это просто, — и его опять разнесло от новой волны смеха. Наверняка его воображение дорисовало все детали.
— Тебе хоть понравилось?
— Я не ты. У меня нет садистских наклонностей. Я сделал это ради побега.
— Понятно.
Они немного помолчали.
— А ты называл его "святым отцом"?
— Итачи, прекрати уже! — Саске не оставлял попыток задушить своего брата подушкой ещё долгое время.
Конец