Chapter 1: 6 ноября 2000 года, понедельник
Chapter Text
Ночь первая
— ... Температура за бортом плюс двадцать шесть градусов цельсия. Благодарим вас за использование корейских авиалиний. Добро пожаловать в Австралию.
Люди вокруг облегчённо и раздражённо принялись шуршать пакетами, хрустеть шеями, гулко дышать и ворчать, со всех сторон послышались озлобленные «Да неужели!» и «Боже, я сегодня напьюсь» и даже угрозы засудить авиакомпанию. Самолёт, что должен был приземлиться в Сиднее ещё прошлой ночью, коснулся земли лишь в три часа дня по полудни понедельника, а дорога длиною десять часов двадцать минуть затянулась почти на двадцать два часа, что включали в себя экстренную посадку и задержку в Восточном Тиморе из-за разыгравшегося шторма на восточном побережье.
Хонджун устало стянул наушники с головы и растёр глаза, задумчиво глядя на свой раздавленный CD-плеер. Несмотря на усталость, поспать ему так и не удалось из-за развороченной поездкой тревожности, и даже музыка не помогла ему хоть немного отвлечься, оставляя после себя только боль в ушах.
— Хонджун, дружище, — его хлопнули по плечу, и Хонджун увидел своего коллегу, Тэёна. — Ты идёшь?
Стоило шасси самолёта коснуться земли, все тут же подскочили на своих местах, не в силах терпеть неудобное положение. В проходе затолпились люди, загремели чемоданами, заплакали растормошённые младенцы.
— Да, да. Сейчас, — Хонджун предпочитал оставаться на месте, пока не выйдут все, однако особенно нетерпеливые пассажиры, сидевшие у окна, уже начали протискиваться на выход, да и коллеги напомнили о себе.
— А то без тебя мы тут быстро потеряемся.
Хонджун закивал и поднялся. Компания, в которой Хонджун работал младшим менеджером по продажам, организовала командировку для пятерых членов отдела экономического планирования и инженерии, чтобы организовать профильное обучение на новом оборудовании, которое планирует закупать с начала следующего квартала. Ким Хонджун, не имеющий никакого отношения к отделу планирования, оказался в составе делегации, так как был одним из немногих, кто владел английским языком и мог справиться с коллегами, которые не говорили на английском ни на каком уровне. И хоть офис в Сиднее обещал предоставить им переводчика, ещё одна голова никогда не была лишней.
Со своими новыми коллегами Хонджун познакомился уже непосредственно перед самым вылетом, поэтому не имел ни малейшего понятия, что они из себя представляют как люди и как сотрудники. Единственный, с кем он был в относительно близком знакомстве (они работали вместе на одном этаже и иногда даже здоровались) был Пак Тэён из отдела экономического планирования, молодой и болтливый парень, который умел привлечь к себе внимание, собрать людей вокруг себя, а так же никогда не пренебрегал сунуть нос туда, куда его не просят, из-за чего Хонджун старался держаться от него на расстоянии. Хотя, если бы Ким Хонджун был честным с самим собой, он от всех держался на расстоянии, предпочитая мирное одиночество общественным курилкам, что полнились не только сплетнями, но и возможностями повышения. Поэтому и другой коллега из отдела планирования, Кан Ёсан, был для него загадкой. Он не знал ничего о нём кроме имени и должности, и что тот был невероятно молчалив и непривередлив, как он понял по тем часам, проведённым вместе в аэропорту Инчхона и после мучительные 10 часов в Дили, чего нельзя было сказать о Ким Даоне, старшем инженере их компании, который был резок в выражениях, довольно бесцеремонным и вспыльчивым, что успел потрепать нервы Хонджуну в аэропорту, таская его за собой от одного начальника к другому и пытаясь разобраться, почему их рейс задержали и почему им не предоставили три бесплатных обеда, а только два. Хонджун был настолько уставшим, что его привычное ярковыраженное недовольство молча приняло все ворчливые нравоучения, половину которых он благополучно пропустил мимо ушей. С ними вместе бегал и Гван Охёк, ещё один инженер, единственный, кто был с вышеупомянутым вредным Даоном на короткой ноге за счёт небольшой разницы в возрасте. Они оба были мужчины за пятьдесят, старой закалки и довольно ограниченного традиционного мышления, что Хонджун понял по тем разговорам, что услышал вопреки своей воле.
— Ты посмотри-ка, — сказал Даон, когда они вышли в аэропорт, — даже не удосужились нас встретить.
— Я направил имейл из Дили, что наш рейс задержат, — напомнил Хонджун.
— Видимо, решили нас проигнорировать.
— Мы сами справимся. Пожалуйста, держитесь недалеко, потому что мне не хочется потом искать вас по всему аэропорту, — пробурчал Хонджун, уже предвкушая отведённую ему роль матери-наседки для великовозрастных лбов. Несмотря на то, что он был только переводчиком с нормированным рабочим днём, что было строго обговорено с самим Им-сачжанимом, видимо, надзор на коллегами был неизбежен.
— Не гунди, — снова Тэён, обхвативший его поперек шеи. — Мы без тебя никуда.
Они взяли такси, удачно отыскав минивэн для своей большой компании, и менее чем через час уже были в отеле. Решив немного схитрить и воспользоваться привелегией англоговорящего, Хонджун узнал, в каком из номеров была лишь одна кровать и взял её себе, утаив это от коллег, которым достались двойные номера с раздельными кроватями. Соседство с кем-то из них Хонджун бы не пережил.
— Вы можете немного отдохнуть, — сказал Хонджун, пока они стояли у стойки регистрации. — Я пока куплю сим-карты, чтобы мы были на связи в случае чего.
— Я такой голодный, не хочу ждать. Предлагаю пойти поесть прямо сейчас.
— Вы можете поесть в ресторане здесь. Вы разве не устали, Ким-сонбэним? — спросил Хонджун. Он надеялся, что заскочит в магазин на десять минут, купит сим-карты, а после примет душ и отключиться в своём номере на шестнадцать часов.
— А я предлагаю сходить на пляж и немного выпить. Потому что насидеться мы тут ещё успеем, — продолжал наседать Даон. Хонджун поймал на себе такой же невоодушевленный взгляд Ёсана, однако сказать в противовес ему никто не решался.
— Я не спал сутки, сонбэним.
— Что? В самолете не поспал? Эх, это ты конечно зря, — он хлопнул Хонджуна по спине. — Ничего, на том свете выспишься.
Итак, оставив чемоданы и рюкзаки в номере, они направились по авеню вдоль побережья, разглядывая невысокие домики, деревья, цветы, и конечно же, океан. Даже несмотря на недосып и отвратительное настроение вперемешку с головной болью, Хонджун не мог не отметить красоту местных видов.
Они нашли какой-то ресторанчик со средиземноморской кухней, судя по интерьеру и музыке, что там играла, сели у окна, и сразу несколько воодушевились, стоило им взять меню.
— Что у них тут есть, — выдохнул Даон, грузно дыша и недовольно пролистывая меню. — Небось, жрать нечего.
— Ха-ха-ха, помните, как на Хондэ ходили в тот ресторан с французской кухней? — поддакивал Охёк, заметив невоодушевленного сонбэ.
— Чтоб я ещё раз ел эти помои.
— Ну ничего, зато вид тут намного лучше, чем на Хондэ, — подмигнул Тэён, пытаясь втиснуться в разговор старших.
— Ты про пляжи или про девок? — хмыкнул Даон, когда к ним подошла несведущая миловидная официантка. Хонджуна вдруг прошиб липкий стыд за их разговоры, хоть девушка, наверняка, не понимала корейского.
— Здравствуйте, господа, — поприветствовала она, ловя на себе заинтересованные взгляды. — Что будете заказывать?
— Спасибо вам огромное, — обратился Хонджун на английском, желая немного разрядить обстановку. — Мы посмотрим меню и сообщим вам, когда сделаем заказ.
— Хорошо, — девушка немного расслабилась, увидев дружелюбие Хонджуна и услышав знакомую речь. — Буду через десять минут.
— Спасибо.
Коллеги тоже закивали головами.
— Да, местные красоты радуют глаз, — протянул Охёк.
— Может, мы не будем об этом говорить здесь? — шикнул Хонджун, растирая лоб, хотя это не помогло бы избавиться от головной боли.
— А что? Она ж все равно нихрена не понимает, — продолжал напирать Даон. Казалось, что все решили довести Хонджуна до белого каления. Только Ёсан сидел в углу тише воды, ниже травы и поглядывал на них, переводя свои большие задумчивые глаза с одного на другого, как будто наблюдал за теннисным матчем.
— Вы думаете, она идиотка? У вас на лицах все написано. Ведите себя несколько вежливее, а то как из зоопарка вышли, — пробурчал Хонджун, но кажется, своими словами раззадорил мужчин пуще прежнего.
— Ты как со мной разговариваешь? — Даон ткнул в него пальцем.
— А ты чего заволновался-то, а? — насмешливо обратился Тэён к Хонджуну, как будто немного разряжая напряжение и отводя внимание Даона.
— Да он просто ревнует, — хмыкнул Охёк. — Ему такой красотки даже не светит.
— Я и не надеялся.
— Вот и правильно. Она тебя даже и не заметит.
— Поможешь мне к ней подкатить, а, хён? — спросил Тэён, продолжая обнимать его за шею.
— Выучи английский, и делай, что хочешь. Мы сюда работать приехали, а не приставать к местным женщинам.
— Он просто завидует, — протянул Охёк.
— Чему я завидую?
— У тебя вообще хоть раз женщина была?
Хонджун раскраснелся и забегал глазами, пытаясь уйти от этого неловкого разговора. Ему никогда не нравилось говорить о своей личной жизни даже с единственным близким другом, что остался в Сеуле, тем более со старшими, хотя он понимал, что подобного рода беседы и сальные шутки всегда имеют место быть, особенно в мужской компании, особенно после пары рюмок алкоголя.
— Конечно, была.
— Да ну?
— Была, была, — закивал Тэён, приходя ему на помощь. — Обеды ему в офис приносила.
— Красотка?
— Просто куколка.
— Как же ты урвал такую, а, Хонджун-а? — хохотнул Охёк. Хонджун предпочёл не отвечать, делая вид, что заинтересован выбором ужина.
— Что ж, значит, опытный.
— Они с ней расстались, — зачем-то добавил Тэён, как будто желая надавить. Хонджун сморщился от резкой вспышки боли в голове. — Да ведь, Хонджун?
Тот только резко качнул головой, не опровергая слов Тэёна, потому что полностью игнорировать не было никакого смысла. Весь столик наблюдал за ним и ждал ответа, и абсолютное безразличие могло быть рассмотрено как неуважение.
— Так пользуйся моментом. Смотри, какая красотка, — Охёк кивнул в сторону, как бы намекая на официантку. — Устрой себе тут курортный роман.
— Мне сейчас не нужны никакие отношения.
— Что ж за мямля. Девок надо в железных варежках держать, — Даон утёр потное лицо. — Потому что будешь с ней вежливым, она потом вот так покрутить тобой и выкинет.
— Вы не знаете, почему мы расстались. Зачем делать какие-то выводы?
— А почему вы расстались?
— Не вашего ума дело.
— Как ты грубо со старшими разговариваешь, — процедил Даон.
— Вы задаёте неподобающие вопросы.
— Отвечай нормально, когда тебя спрашивают.
— Я нормально с вами разговариваю. Я считаю, что это вопрос личного толка, и вас это волновать не должно.
— Вы уже сделали заказ? — прервала их официантка, и Хонджун безмолвно поблагодарил небеса за её появление. Они сделали заказ, много жареного мяса, сосисок, бифштексов, бургеров, и конечно же пива.
— Женись на той, которая тебя слушает, а трахайся с той, которая тебя хочет.
Хонджун молча покивал головой, пытаясь отстраниться от этого идиотского разговора.
— Учту, Даон-сонбэним.
К счастью, разговор постепенно ушёл в сторону работы, однако Хонджун в нем не участвовал, лишь изредка кивал и коротко отвечал, и потягивал пиво, которое оказалось, на удивление, освежающим. Единственное, что его порадовало за сегодняшний вечер. После сытного ужина стало несколько легче, и часть головной боли, вызванной голодом и безвкусным обедом на борту самолёта слегка рассеялась.
— Простите, — Хонджун поднялся, — пока у нас есть немного времени, я отлучусь за сим-картами.
— Иди-иди, — махнул рукой Даон. Он тоже порядком разхмелел и подобрел после пары кружек пива.
Хонджун справился у официантки о ближайшем магазине сотовой связи, и оказавшись на улице, с облегчением выдохнул. Давление коллег и надоедливый галдёж в ресторане успели его порядком подистрепать. Он вынул плеер из рюкзака, но тут же убрал обратно, поняв, что уши уже пульсируют от нагрузки за последние сутки.
Он побрёл вглубь кварталов, следуя объяснению официантки и вспоминая разговор с коллегами. Во рту стало кисло, и живот закрутило от волнения. Девушка у него, действительно, была. Об Ынми он часто вспоминал с улыбкой, потому что в конце концов, она была замечательным человеком и хорошим другом, однако все эти характеристики каким-то образом растворялись в общем понятии «женщина», когда разговор заходил об отношениях. Хонджун не мог понять, что с этим было не так, однако всякий раз чувствовал вину перед Ынми, когда разговор заходил об отношениях и в итоге скатывался в войну полов.
С Ынми они познакомились благодаря родителям. Ей на тот момент было уже двадцать семь, и каждый норовил надавить на неё приближающейся старостью и обязательным несчастным одиночеством. Хонджун согласился по той же причине. Его старший брат уже был в браке с двумя детьми, и ему следовало задуматься о своём будущем, пусть он и не планировал дожить до тридцати, что уж говорить о браке и уютном гнёздышке. Итак, Ынми согласилась, Хонджун согласился, и через пару дней они уже проводили вместе каждую свободную минуту. Ынми в него влюбилась, или по крайней мере, так она ему говорила, Хонджун же находил её очень интересной, наслаждался её компанией и видел в ней, скорее, младшую сестру или верную подругу, нежели будущую невесту. Должно быть, ему следовало остановиться ещё тогда и не позволять ей прикасаться к себе, и не заставлять себя прикасаться к ней, потому что всё это привело к провалу. По вине Хонджуна.
лето 1999
Ынми сразу же открыла, но в ней уже было что-то другое, она не поприветствовала его обычным поцелуем, Хонджун подумал, что она была не в настроении, и может быть, даже и к лучшему.
— Привет.
— Привет, Хонджун. Заходи, — она пропустила его внутрь. Её дыхание дрожало, как будто она понимала, зачем Хонджун пришёл к ней сегодня.
— Ынми, я хочу поговорить с тобой, — Хонджун с трудом сглотнул, горло будто схлопнулось как заржавелый клапан.
— Пойдём в гостиную, — засуетилась она, подала ему тапочки, и несмотря на небольшие жесты заботы, выглядела всё ещё очень отстранённой.
Они прошли в комнату и сели на диван. Ынми сложила руки на коленях, пригладила волосы.
— Кхм, послушай, — Хонджун закашлялся, — извини, Ынми, у тебя не будет стакана воды?
— Ты не поверишь! Воду только отключили. Я собиралась выйти в магазин, уже у дверей стояла, когда ты пришёл. Прости, пожалуйста.
— Ничего-ничего, — Хонджун сжал горло, прикрыл рот кулаком, от сухости внутри выступили слёзы на глазах. — Прости меня. Вчера вышло просто ужасно ...
— Ничего страшного, оппа. Всякое случается.
— Нет, Ынми. Я не думаю, что это как-то изменится в будущем.
— Тебе стыдно?
Хонджун качнул головой. Он никогда не испытывал стыда, когда дело касалось секса, и не понимал мужчин, что сгорали в агонии, столкнувшись с невозможностью возбуждаться более, считая это клеймом. Хонджун просто понял, что пришёл к тому, к чему и должен был прийти. Сначала он списал это на волнение, а потом на слишком холодную комнату, но в конце концов осознал, что ему никогда не было интересно это в первую очередь. Секс всегда воспринимался, как что-то добровольно-принудительное, в чем участвовать он никогда не хотел.
— Я не хочу, чтобы ты думала, что дело в тебе.
Она мелко заморгала и шмыгнула носом.
— Ты же не изменяешь мне, Хонджун?
— Я бы никогда не посмел, — Хонджун взял её за руку. — Тебе не кажется, что мы зря это делаем?
Он знал, что Ынми его поймёт, что говорил он не о сексе, а их вымученной связи, ожидаемой завязки которой им никогда не увидеть.
— Да.
— Ты тоже это чувствуешь?
Ынми внимательно и даже несколько ласково смотрела на него, чего Хонджун не ожидал, и после смущённо забормотала:
— Мне кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.
— Я напрасно трачу твоё время, — Хонджун устало потёр лоб. — Я хочу, чтобы ты была с человеком, который полюбит тебя именно так, как ты этого достойна. И духовно, и физически.
Ынми поджала губы, и по щеке скользнула слеза. Она коротко утерла глаза и слабо улыбнулась.
— Я люблю тебя, оппа. Наверное, именно за это я тебя и полюбила. За то, что ты заботишься обо мне.
— Прости, милая. Ты знаешь, что дело совсем не в тебе. Мне кажется, у меня какие-то проблемы. Я не хочу тебя больше обманывать.
— О каких проблемах ты говоришь?
— Я бы тоже хотел это знать.
Ынми не просила его остаться, не обещала, что они могут все исправить, потому что она сама устала от их с Хонджуном недо-любви и недо-ласки, от имитации интереса. Хонджун перестал заставлять себя желать её и сближаться, и Ынми, однажды почувствовав это, сама постепенно утратила интерес, который изначально был воздвигнут на фундаменте общественных ожиданий, нежели на искренней неотвратимой тяге быть друг подле друга. И когда у Хонджуна начались проблемы с эрекцией, он не стал пытаться исправить их, и глубоко в душе даже был этому рад, потому что больше ему не нужно было устраивать представление и притворяться, что он хочет от Ынми что-то больше, чем просто прикосновение рук и приятная беседа.
— Спасибо тебе, Хонджун.
— Спасибо тебе, Ынми.
Он купил бутылку воды в магазинчике за углом и выпил всё жадными большими глотками, и в какой-то момент желудок скрутило мерзкой тошнотой, и его ещё долго рвало в закутке между домами, но ничего кроме кофе, воды и желудочной кислоты там не было.
Хонджун никогда не понимал всеобщего мужского восторга женщинами, и когда он впервые познал женское тело, даже это не ответило на его вопросы. Для Хонджуна это всегда было немного приятно, но ничего более, и оно уж точно не стоило того, о чем с пеной у рта говорили его коллеги, оно было не настолько умопомрачительным и жадным, как все они описывали. В конечном счёте, он перестал получать и эту крошечную часть удовольствия, когда полтора года назад он попросту перестал возбуждаться. Он списывал это на рабочий стресс и общую неудовлетворённость жизнью, однако не так уж и страдал без секса, так как, как уже было сказано ранее, это всегда ощущалось лишь как приятные десять минут и обмен слюной. С Ынми они разошлись без всякого скандала, они просто перестали встречаться и сообщили родителям, что по причине разных взглядов на семью и финансы, а так же несовместимые характеры они решили закончить сей недолговечный союз. Родители Хонджуна прочитали ему лекцию о важности диалога в супружеской паре, и на этом все и закончилось. Хонджун полагал, что они были в достаточной мере удовлетворены внуками от старшего сына, поэтому все странности семейства попросту свалили на младшего, и махнули рукой на возможное продолжение рода с его стороны. В конце концов, Хонджун всегда чувствовал себя не в своей тарелке, и среди семьи и среди немногочисленных своих друзей. После Ынми Хонджун решил больше никогда не заводить отношений, смириться со своим никогда не существовавшим либидо, и оставить себя в покое.
С этими мыслями он неторопливо дошёл до магазина, и с трудом заставил себя вернуться обратно в ресторан, уже представляя, какие невежественные вопросы ждут его на этот раз.
Без него, кажется, коллеги осушили ещё по паре бокалов пива, и теперь, алкоголь, смешанный с усталостью от перелёта, наполнил их тела леностью и тягучим удовлетворением. Они о чем-то неторопливо и тесно беседовали. Охёк и Даон сидели обнявшись, а Тэён изводил Ёсана, судя по красному лицу второго.
Хонджун раздал им сим-карты и убедился, что все сумели втиснуть их в свои телефоны.
— Хонджун-а, помоги мне взять у неё номер, — потеряв интерес к Ёсану, Тэён наклонился к нему, дыша алкоголем прямо в лицо и тряся телефоном с новеньким австралийским номером.
— Ты ведь не говоришь по-английски.
— Ну и что? Сдался мне этот английский, — фыркнул он. — Всё равно машины скоро заменят людей, и вы нам не будете нужны. Да и вообще. Мы будем говорить на языке любви-и-и.
Хонджун закатил глаза, а Тэён громко загоготал. Хонджуну приходилось выпивать с ним однажды, в день назначения нового начальника отдела. Однако в тот вечер Хонджун сидел на другом конце стола, игнорируя присутствующих и делая вид, что выпивает вместе с ними, посасывая воду из стакана для соджу. На Тэёна он внимания не обращал, по крайней мере, пытался этого не делать, пока громогласный Тэён распинался перед новым сачжанимом, истошно шутил и из кожи вон лез, чтобы завладеть всеобщей любовью. Мужчины смеялись над его шутками, а женщины даже немного бы и краснели в некоем удовлетворении. А теперь Хонджун оказался с ним за узким столом, откуда невозможно было сбежать незамеченным.
— Я думал, у тебя подружка есть, — сказал Хонджун.
— Есть. И что? Я просто хочу немного пофлиртовать. Запрещаешь?
— Сам тогда и флиртуй.
— Ну, хён, — захныкал Тэён. — Просто попроси. Струсил?
Хонджун женщин не боялся, и даже никогда не чувствовал волнительной тревоги рядом с ними, даже с самыми привлекательными, рядом с которыми начинали заикаться другие. Он не знал, почему это давалось ему так легко, и в университете зачастую был тем самым мальчиком на побегушках, который заговаривал с девушками для своих нерадивых сокурсников, которые боялись девчонок как огня.
Когда к ним подошла официантка, чтобы собрать скопившиеся пустые кружки, Хонджун прочистил горло, посмотрел ей прямо в глаза и спросил:
— Извините, могу я попросить ваш номер телефона?
Девушка вдруг раскраснелась, а коллеги многозначительно принялись сверлить их глазами.
— Простите, но я ... у меня есть парень.
— Это вы меня простите, — вежливо улыбнулся Хонджун.
— Н-ничего, — её глаза вдруг сверкнули с неким интересом. — Вам что-нибудь ещё нужно?
— Принесите нам ещё пива.
Коллеги молчаливо слушали их разговор, и когда офциантка ушла, накинулись на Хонджуна с вопросами.
— Ты смотри, какой дерзкий! — гоготнул Даон. — А с виду и не скажешь.
— Ну, что она сказала? — Тэён потянул его за рукав, когда Хонджун поднялся из-за стола.
— Сказала, чтобы вы пили меньше, — отшутился он. — У неё есть парень, поэтому пофлиртовать не получится, Тэён.
— Хонджун! Ты куда? — встрепенулся Тэён.
— Я хочу проветриться.
— Бросишь нас тут, да?
— До отеля десять минут пешком, вы и без меня дорогу найдёте.
— Ты пошёл к этой официанточке, да? Как нам поверить, что она на самом деле не отшила тебя?
Останавливать его не стали, опьянённые хмелем и усталостью, старшие только махнули руками. Хонджун коротко простился со всеми и вышел из ресторана, облегчённо выдыхая. Прогулка до магазина сотовой связи только его раззадорила, и ему не терпелось снова выйти в тёплый летний бриз, к тому же ничего кроме пива и сальных разговоров его сегодня не ждало.
Кожа вдруг покрылась мурашками. Ему всё ещё было не по себе от смены климата. В Сеуле уже лежал снег, а здесь по улицам скользило мягкое тёплое австралийское лето, люди ходили в коротких шортах и юбках, серферы рассекали волны, а дамочки средних лет попивали пина коладу под парасолями на белом пляже.
Он решил немного прогуляться, чтобы морской ветер выдул из его головы все сомнения и тёмные разочарования в собственной никчёмной жизни, которая осталась за десять тысяч километров отсюда. Хонджун не хотел возвращаться. Здесь у него ничего не было, но и там его ничего не ждало. У него не было никаких ожиданий от Австралии, окажись это любая другая страна, он так же вцепился бы в неё зубами, как голодный — в кусок хлеба. Ему хотелось раствориться, затеряться, потерять себя без повторного обретения, и перестать быть. Чтобы его больше ничего не связывало с тем местом, где он родился, и где обязан умереть, чтобы не было на нем ничьих ожиданий и не было никаких обязательств, наложенных на него другими людьми, на которые он не соглашался, но слишком совестливый, чтобы от них избавиться.
Вдали от центра, там, где компания сняла для них отель на эти две недели, растянулся небольшой пляж Марубра. Он был относительно пустынным, чистым и очень симпатичным, как и всё побережье, с твёрдым песком и чёрными камнями, редким узором растянувшимися у кромки воды. Хонджун подошёл ближе, спускаясь на песок с тротуара, и заметил небольшую компанию молодых людей, играющих в волейбол. Он решил немного понаблюдать за ними за неимением других дел, сел неподалёку на камень и присмотрелся. Сначала он подумал, ему показалось. Хонджун даже снял очки и вытер их краем пиджака, но там действительно играла группа парней азиатской внешности. Несмотря на своё желание затеряться в другой стране, ему на секунду вдруг стало так тоскливо, но так хорошо, как будто бы он нашёл здесь частичку себя, что отозвалась в людях, так на него похожих. Однако, парни разговаривали на английском языке между собой, и было трудно сказать, кто именно они были.
Их было четверо: двое высоких и двое среднего, как Хонджун, роста. Его глаза снова вернулись к тому парню, кого он заметил первым. Он выделялся среди всех не только своим ростом и крупной фигурой, но и оттенком кожи, он был на порядок смуглее остальных. Его чёрные отросшие волосы слегка вились от влажности, и кончики, судя по всему, некогда выбеленных волос, совсем выцвели, утратили цвет и теперь были почти грязно рыжими. Вниз по спине скользнул холодок, и на руках поднялись волосы. Было в нем что-то пугающее, может быть, его взгляд из-под тяжёлых век, его узкие глубоко и широко посаженные глаза, или его лицо и фигура. Хонджун подумал о Маугли, о детях дикой природы, не отягощённых проблемами человеческой цивилизации.
— Эй, Минги, давай сюда! — крикнул невысокий парень, худой и большеротый.
Минги. Неужели кореец , подумал Хонджун.
— Ты руки хотя бы немного напряги, уже какой пас пропускаешь! — сказал Минги своим глубоким голосом, и Хонджун оторопел. Его тело сжалось, готовое сорваться с места. Ему вдруг показалось, что он всенепременно должен уйти оттуда.
Длилось это недолго. Хонджун ещё некоторое время понаблюдал за ними, но вынужден был уйти, когда Минги вдруг посмотрел на него, поймав взгляд его испуганных глаз. От страха подсжались пальцы на ногах, а внутри что-то болезненно дёрнулось, и Хонджуну показалось, что через него насквозь пролетело брошенное копьё.
— Минги! — другой высокий парень окликнул его. — Чего встал?
Хонджун поднялся и быстрым шагом направился вверх к дороге, чувствуя на себе чужой взгляд.
Он вернулся в отель, и даже не удостоверившись, сумели ли его горе-коллеги возвратиться самостоятельно после пьяного ужина, принял душ и завалился, наконец, в кровать, засыпая под слабые звуки Delispice из наушников. Он так и уснул, пока строчки лились в его ухо «Как бы я ни старался, я всё равно слышу твой голос» .
Chapter 2: 7 ноября 2000 года, вторник
Chapter Text
Ночь вторая
Хонджун предполагал, что его коллеги окажутся достаточно раздражающими, но и представить себе не мог, насколько беспомощными. Утро следующих двух недель начиналось для него так: они спускаются на первый этаж за завтраком, сонбэ с недовольным видом читают меню, не понимая ни единого слова и не показывая желания запомнить хотя бы базовые слова, чтобы справиться с заказом самостоятельно, после они берут такси, точнее, Хонджун берет для них, обычно, два, так как ни в одну машину не помещается пять пассажиров. Сначала Хонджун берет машину для своих коллег, объясняется с таксистом, объясняется с сонбэ и младшими, усаживает их, и после берет для себя ещё одну. Вместо четырёх коллег он получил великовозрастных детей, не способных ориентироваться без Хонджуна. Возможно, Хонджуну и следовало относиться к ним с большим пониманием и терпением, так как языка они не знали и были впервые в чужой стране, однако, показательное недовольство и нескончаемые придирки поспособствовали тому, что терпению вырастать было не на чем, даже благодарностей он не получал.
Поэтому, когда по приезде в головной офис, их встретил ещё один переводчик, он был несказанно этому рад, и кажется, часть его забот испарилась в один миг, как сброшенный десятикиллограмовый рюкзак в конце долгой дороги, который сначала не особо чувствуется, но к концу путешествия впивается лямками в плечи и сгибает спину пополам. Переводчик этот был мучжиной, высоким и крепким, чуть старше Хонджуна, судя по первой появившейся седине, однако судя по гладкому лицу, младше сонбэ. Хонджун отчего-то снова подумал о том парне, которого он видел вчера на пляже. Быть может, то были глубокие тёмные глаза или широкое лицо.
— Добрый день, коллеги, — мужчина поприветствовал их на корейском, и они друг другу откланялись. — Хью Гарднер. Я буду вашим переводчиком, а так же сопровождать вас в вашем обучении.
— Ох, господин Гарднер, это вы? — воскликнул Хонджун, глядя на него снизу вверх и протягивая ему руку. — Я общался с вами по почте.
— Да, — улыбнулся мучжина и крепко её пожал, придерживая себя за локоть. — А вы, должно быть, Ким Хонджун?
— Очень приятно, наконец, увидеть вас.
— Взаимно, — Гарднер обратился к нему на английском. — Хонджун-сси, я хотел извиниться за вчерашнее недопонимание. Я должен был встретить вас в аэропорту, но опоздал на десять минут. А когда приехал, вы, должно быть, уже уехали. Извините, у меня сын немного приболел, и я не мог оставить его одного.
— Ничего-ничего, мы сами отыскали такси.
— Спасибо за понимание, — он снова посмотрел на корейских гостей и поклонился им и повторно объяснил ситуацию.
— Всё понимаем, господин Гарднер, — очень дружелюбно заговорил Даон. Его было не узнать. Может быть, он выспался, а быть может очень ловко переключался между извечным недовольством и приятельской улыбкой, подготовленной для важных мероприятий и работы. — Семья прежде всего. Но мы вас простим, если вы отужинаете с нами!
Гарднер засмеялся.
— Простите великодушно, на этой неделе я никак не могу. Но вот на следующей неделе, надеюсь, смогу выкроить для наших гостей время. С радостью к вам присоединюсь.
По дороге до их этажа они немного поговорили, и Хонджун узнал, что господин Гарднер учился и жил в Сеуле более десяти лет. Он похвалил его безупречный корейский и взаимно получил похвалу своего английского, что было для Хонджуна редкостью, и он даже немного засмущался. Язык для него всегда воспринимался как само собой разумеющееся, и порой он слепо полагал, что люди владеют чужим языком по умолчанию, возможно так же и поэтому он был так нетерпелив со своими коллегами, так как не совсем понимал сложность овладения. Для него английский ощущался как кожа.
— Я очень рад, что они отправили вас, Ким Хонджун-сси, — признался мистер Гарднер на обеденном перерыве после первой ознакомительной встречи. Они остались в ресторане, наблюдая за окружающими, когда коллеги Хонджуна вышли на улицу, что-то горячо обсуждая за сигаретой. Точнее, обсуждали Охёк и Даон, Тэён внимательно слушал, а Ёсан курил, опустив глаза, и кажется, даже не смотрел на них. — У нас ещё не так много специалистов, кто владеет корейским.
— Я тоже рад встрече, господин Гарднер, — ответил он на английском, и они засмеялись. — Скажите, — робко продолжил Хонджун, — у вас здесь есть корейские диаспоры?
— У нас не так много корейских иммигрантов, в основном китайцы из материкового Китая, приехали сюда ещё в восьмидесятые. Соскучились по родине?
— Было бы интересно познакомиться с кем-то из своих, — Хонджун задумчиво умолк, вспоминая тех четверых парней на пляже, — посмотреть, какая у них тут жизнь.
— Простите, у меня здесь нет никого знакомых корейцев. Правда, был один. Мой сокурсник. Он приехал сюда после учёбы, но довольно быстро вернулся домой, — смущённо ответил он. — И теперь ваша компания.
Они немного поговорили о будущем проекте, о корейском образовании и забегаловке на хондэ с самым вкусным чапхче. Хонджун немного расслабился, чувствуя себя на своём месте рядом с господином Гарднером. Несмотря на всю свою жизнь, проведённую в Корее, его часто тяготила формальность и вынужденное расшаркивание перед сонбэ.
— Вам нравится Австралия, Хонджун-сси?
— Я ещё не успел распробовать.
Господин Гарднер наклонился к нему и зашептал в ухо:
— Я мог бы замолвить за вас словечко. Нам необходимы специалисты билингвы здесь.
Хонджун вдруг раскраснелся, снизу вверх глядя на господина Гарднера. Тот был мужчиной статным и очень привлекательным, и наверняка пользовался успехом у женщин. Хонджун тряхнул головой. За пределами Кореи с ним происходило что-то очень странное. Он ослабил галстук и слабо кивнул.
— Я подумаю над вашим предложением, господин Гарднер.
— Скажу вам по секрету. В следующем году в качестве эксперимента планируется открыть офис здесь, в Сиднее, как результат слияния наших двух компаний, расширить и сократить траты на производство.
— Я думал, это только разговоры.
— В вашем офисе тоже об этом говорят?
— Всё толков только об этом. Мечтают, что свергнут LG.
Гарднер легко рассмеялся.
— С чего-то нужно начинать. И вы. Можете начать с небольшой должности в международном отделе.
— Хью-сси, я даже не знаю, что и сказать, — заволновался Хонджун, не думая никогда, что у него появиться такая возможность.
— Вы грамотный специалист.
— Неужели здесь нет корееговорящих?
— Корейский не так популярен, как китайский.
— Но что насчет семей иммигрантов?
— Конечно, мы рассматриваем и их кандидатуру, однако профильное перебучение занимает очень много времени и средств.
— Я понимаю, — робко кивнул Хонджун.
Гарднер хлопнул его по плечу и напоследок добавил:
— В случае чего, по семейной визе можно перевезти и супругу тоже.
— Я не женат.
Господин Гарднер только кивнул и не задавал никаких вопросов, и даже не сделал комментарии о возрасте Хонджуна и его личном статусе, и Хонджун с облегчением вздохнул. Дома подобные разговоры со старшими и начальством всегда доставляли лишь одни проблемы.
После обеда им представили схемы нового оборудования с несчётным количеством графиков и схем, так, что у Хонджуна под конец дня закружилась голова, и он не мог связать и двух слов. Поэтому после рабочего дня последнее что ему хотелось делать — разговаривать с неугомонными коллегами и слушать их разглагольствования о том, что раньше было лучше, и что в их время такого не было. Чего конкретно не было, Хонджун не успел уловить, но скорее всего, там было что-то про технологии и молодежь, потому что этим разговорам никогда не было конца.
— Давайте новое местечко попробуем! — Охёк похлопал себя по животу и блаженно закрыл глаза. — Сейчас бы мяса жареного.
Они стояли у офиса, наслаждаясь заслуженным вечером отдыха и погожим летним денёчком. Сложно было представить, что ещё пару дней назад здесь бушевал шторм.
— Может ты это, — Даон ткнул Хонджуна в бок, — спроси у этого большеносого, где тут можно мяса поесть нормального? Раз уж компания платит, мы ведь не будем тут себя сдерживать. Правильно я говорю, ребята?
Троица активно закивали головами, а Ёсан как-то жалобно на него посмотрел.
— Сонбэним, — тихо позвал Хонджун, оглядываясь по сторонам, — спешу вам напомнить, что этот «большеносый» умеет говорить по-корейски. Прошу вас не оскорблять господина Гарднера.
— Ишь че, — хмыкнул Даон, — давай сначала поговорим о том, как тут на нас плюются. Имею полное право называть его так, как захочу. Я думаю, он специально нас проигнорировал, хотя обязан был нас встретить.
— Господин Гарднер ведь извинился. Он задержался по семейным обстоятельствам.
— Ах, какой ты наивный, малец, — Даон хмыкнул. — Огромная компания, и они не могу встретить первую делегацию из Кореи. Головой-то подумай! Это абсолютное неуважение. Неужели у них никого кроме Гарнера этого не нашлось в компании?
— Он единственный, кто владеет корейским, — сказал Хонджун, но не так уверенно, отчасти соглашаясь с сонбэ.
— Можно было послать кого угодно, написали название компании на карточке и вперёд. А всё дело в том, что эти большеносые специально с нами так обращаются.
— Пожалуйста, прекратите использовать это слово, — передёрнулся Хонджун. — Если из-за вашей грубости будут проблемы, сами с этим и разбирайтесь.
— Какой же ты зануда. Подлизываешься, значит? — Даон подошёл и взял его за плечо. — Не строй из себя святошу. Ему на тебя плевать на самом-то деле.
— Идёмте ужинать, сонбэним, мы умираем от голода, — сказал Ёсан, и Хонджун мысленно его поблагодарил. Даон отпустил его, напоследок наградив презрительным взглядом.
Хонджун наугад выбрал ресторан из того списка, что благодушно порекомендовал им господин Гарднер ранее днём, и каково было его удивление, когда они приехали на ту же улицу у самого побережья, на которой они ужинали вчера.
Солнце висело над горизонтом, и воздух наполнился вечерним освежающим бризом, тепло все ещё исходило от нагретого за день асфальта. Хонджун вышел из второго такси и огляделся, с тоской в сердце думая о компании парней, что он встретил вчера. Отсюда до волейбольной площадки было рукой подать, и если бы у него был выбор, он не стал бы тратить и секунды со своими коллегами. К тому же, кислое разочарование в наступившем дне рождения лишь добавляло горечи к усталости прошедшего дня. Упоминать о нём не хотелось совершенно, и он даже был рад тому, что никто из присутствующих о нём не знает, иначе у него не осталось бы поводов сбежать с ужина чуть позже.
В ресторане им подали запечённый картофель с сыром, жареный бекон и свиную вырезку, несколько аппетитных салатов, а так же с десяток бутылочек пива. Мужчины принялись обсуждать сегодняшнюю работу, что было многим лучше личных разговоров и сплетен, которые ничем хорошим кроме ссоры вчера не закончились. Хонджун сидел с самого края стола, напряжённо посасывая кока-колу и мечтая поскорее избавить себя из этой компании. Тэён как обычно был вовлечён в разговор сонбэ, а Ёсан сидел подле, и всё время потирал своё предплечье, когда они с Хонджуном изредка по случайности соприкасались.
— Хонджун-сси, — позвал его Ёсан. Хонджуну до сих пор было странно слышать его, так редко он подавал голос. — Как вы вчера погуляли?
Хонджун пожал плечами, не желая открывать рта. Голова пульсировала от боли, мир вокруг был слишком ярким, и звуки слишком громкими. В этом году ему исполнилось тридцать. Дата, которую он не планировал увидеть, потому что когда-то давно пообещал себе, что если к этому времени он не будет ничего представлять из себя, то и делать ему здесь больше нечего. Но время прошло слишком быстро, и он осознал, что этого, пожалуй, даже бы и недостаточно, чтобы чего-то добиться. Он даже не понял, что произошло, и как треть его жизни пролетела в мгновение ока.
— Вы из Кёнсан-до, Хонджун-сси? — робко спросил Ёсан.
— Да, — рассеянно ответил Хонджун. Настала неловкая пауза. Троица всё ещё обсуждала новое оборудование, особенно заинтересованным выглядел Даон, и Хонджун даже почувствовал некий укол зависти, потому что он говорил об этом с неподдельным интересом.
— А я из Кёнги-до, — добавил Ёсан. На этом разговор и закончился.
Им принесли ещё пива, и сонбэ остались этим недовольны, поэтому довольно скоро на столе появилась бутылка виски. Отговаривать сонбэ Хонджун не решился, и подумал, что молча позлорадствует над ними завтра утром, когда их настигнет похмелье, но резко передумал злрадствовать, потому что плохое состояние сонбэ напрямую скажется на самом Хонджуне.
Пить Хонджун отказался, чем снова вызвал недовольство. Раскрасневшийся Даон даже надавил на Ёсана, и тот покорно согласился, разлил для сонбэ алкоголь, и наполнил и свой стакан тоже.
— А ты что? Эй, — гаркнул Даон. — Нужно выпить за первый день.
— Я не хочу, — устало сказал Хонджун.
— Не выкабенивайся мне тут. Что с тобой не так? — Даон пристально посмотрел на него. — Тебя мать не воспитывала?
— Что воспитание моей матери имеет с моим отказом от алкоголя?
— Ишь какой, — Даон почти затрясся, — никакого уважения нет.
— Я считаю, что уважение нужно заслужить.
Даон стиснул челюсти, но Тэён стиснул его плечо.
— Давайте выпьем, сонбэ! За нашу встречу, за будущую работу! Забудьте этого мозгляка, — пошутил он о Хонджуне. — У него ж язва желудка, вот и не пьет. Вам нужны проблемы, если он тут и помрёт прямо на месте, Ким-сонбэним?
Сонбэ только стрельнул глазами на Хонджуна.
— Не играйся со мной пацан. Зачем перечить, если можно было спокойно сказать?
— Я не перечил вам сонбэ, я просто отказал пить.
— Что за ... — Даон потряс головой.
— Сонбэним! — Тэён поднял стакан. — Выпьем! До дна!
Все подняли стаканы и опустошили одним движением, закрываясь локтём. Тэён сморщился, и после наклонился к Хонджуну и шепнул:
— Не знаю, че ты вредничаешь.
— Почему я должен делать то, что я не хочу?
— Как ребёнок себя ведешь.
Хонджун едва сдержал дрожь. Он хотел испариться, или рассыпаться на триллион частей и раскатиться в разные стороны по полу, лишь бы не быть здесь и не вталкивать в себя тошноту обратно. В какой-то момент даже подыгрывать им стало тяжело.
— Тебе твоя официанточка звонила? — спросил вдруг Охёк.
— С чего вы взяли, что она должна мне звонить? — снова огрызнулся Хонджун. — Она ведь не оставила мне свой номер.
— Хрен его знает, о чем вы там говорили, — добавил Тэён. — Может быть, ты нам соврал.
— Если вы так хотите знать, о чем говорят люди, может быть, вы соизволите выучить английский язык?
— Ты как со старшими разговариваешь? — поднял голос Даон, давая о себе знать. — Тебе язык вырвать?
Хонджун торопливо поднялся и откланялся.
— Я оплачу свою часть ужина. Оставайтесь. Не забудьте, завтра у нас экскурсия на завод. Будьте готовы к восьми.
— Эй, ты куда пошел? — Даон дернул его за рукав, когда Хонджнун поднялся со своего места. — Мы ещё не закончили
— Я сегодня не в настроении, — занервничал Хонджун. Стены вдруг сдавили голову, и дыхание задрожало в горле. Даон крепко вцепился ему в плечо, Хонджун неотрывно смотрел на его жесткие пальцы, перестав видеть окружающее.
— Совсем сдурел? Бросишь тут нас? — продолжал наседать Даон. Охёк и Тэён только слабо посмеивались, наблюдая за этой перепалкой. Люди начали оглядываться. — А если мы потеряемся?
— Покажите адрес таксисту и вас отвезут в отель, — Хонджун вынул сложенный листок и протянул Даону дрожащей рукой, тот выхватил его и небрежно сунул себе в карман.
— Где это видано, чтоб вот так игнорировали, — забухтел Охёк.
— Это твоя работа, спешу напомнить, — сказал Даон.
— Моя работа — быть переводчиком для вас на собраниях, а не подтирать вам жопы и водить за ручку, как маленьких детей! — Хонджун повысил голос, и в следующую секунду щёку обожгло болью.
— Ты с кем говоришь, щенок?!
Хонджун был настолько сбит с толку этой резким обжигающим ударом, что лишился речи от такой наглости на короткое время, однако стены перестали давить, и дыхание пришло в норму, как будто это его несколько отрезвило. Он встал как истукан, положив ладонь на распухшую от удара щеку.
В зале засуетились, официантка, наблюдавшая за потасовкой из-за стойки, побежала за менеджером, который появился через три минуты.
Охёк хлопал Даона по плечу и неодобрительно смотрел на Хонджуна.
— Вот почему у тебя нет друзей, придурок, — сказал он.
— Ты с ума сошёл в своей Австралии? — шикнул Тэён ему в ухо. Как будто то была вина Хонджуна, как будто Даону ничего другого не оставалось, кроме как наградить его этой пощёчиной.
— Это я-то? — выдавил он.
— Хонджун-сси, — услышал он слабый и какой-то жалостливый голос Ёсана. Кажется, он один только не смеялся над ним и не считал его виноватым.
— Лучше молчи, — Тэён приподнял брови, зыркнув на Даона, который выглядел как раскрученный тряпкой бык.
К ним подошёл крупный мужчина в костюме, посмотрел сначала на красного Хонджуна, и потом на не менее красного Даона.
— Господа, что-то случилось? — спросил менеджер.
— Всё в порядке, — тихо сказал Хонджун, подходя к менеджеру ближе и как бы загораживая за собой Даона и остальных. — Мы немного повздорили.
— Я могу вызвать полицию, — продолжил менеджер, вдруг поняв, что остальные гости не говорят по-английски.
— Уверяю вас, всё в порядке, — продолжил Хонджун, но уже громче и увереннее. — Это я немного перебрал. Мои друзья знают, что иногда я могу перепить и начать вести себя неподобающе. И кроме таких грубых мер ничего не работает.
Менеджер наблюдал за ним неодобрительно, изредка бросая взгляд на Даона. Тот уже успокоился, и дышал не так часто, а краснота сменилась какой-то нетерпеливой бледностью.
— Я уже ухожу. Пожалуйста, не обращайте на это внимание. Мы не хотим проблем с полицией.
— Закончите ужин, и я больше не хочу, чтобы вы появлялись в нашем ресторане.
— Конечно, сэр, — Хонджун коротко кивнул ему. Менеджер не поверил словам Хонджуна, и так же неодобрительно поглядывал на их столик, когда Хонджун удалился. Его отпустили без лишних слов, потому что перечить перед господином менеджером не хотелось, но он знал, что это ещё не конец, и после подобной потасовки и явного неуважения к старшим он навсегда потерял доверие со стороны сонбэ и вероятнее всего, со стороны своих младших тоже. И если Ёсан всё ещё оставался тёмной лошадкой, то Тэён наверняка теперь тоже над ним гнушается.
Хонджун вывалился на улицу и едва сдержал слёзы. Ещё какое-то время он просто сидел на углу дома, приходя в себя и думая о том, что это самый отвратительный день рождения на его памяти. Может быть, по дороге до дома он заглянет в круглосуточный магазин в паре кварталов от их отеля, что он заприметил сегодня утром, пока ехал на такси в офис, купит бутылку виски и напьётся до беспамятства, либо пока у него и в самом деле не откроется язва. До захода солнца оставался ещё как минимум час, и терять это драгоценное время не хотелось, каким бы гадким не был этот день. Он решил проверить, играют ли сегодня в волейбол и отправился вдоль по пляжу, тихонько включив музыку. Снова заиграл Оазис и их ленивые медленные переборы. Стало слегка получше, и щека наконец перестала пульсировать. Хонджун немного приободрился, с интересом теперь разглядывая улицы и людей. Они здесь выглядели и ощущались совсем иначе. Сиднейцы казались Хонджуну беззаботными и простыми, увлечёнными тихим тёплым вечером и чудесной погодой, не скованными своим прошлым и тяготами повседневной жизни, не волнующимися о своём будущем и возможных разочарованиях, а лишь пребывающими в настоящем моменте, наполненном негой золотого часа и какой-то едва уловимой вечной молодостью души человеческой.
Хонджун с облегчением вздохнул и даже заулыбался, завидев парней на прежнем месте. Он успел к ним странным образом привязаться, как привязываются к незнакомцам на улице от удушающего одиночества. Они были вчетвером, Минги и трое его друзей. Хонджун сел поодаль на тот же камень и устремил взгляд на площадку.
Он даже не стал сопротивляться своего жадному желанию поразглядывать Минги. Парень был воплощением всего того, чем Хонджун никогда не был и никогда не будет. Свободным душой, сильным телом и наверняка, невероятно счастливым, пусть это и было лишь в голове Хонджуна. Он искренне завидовал ему, даже не зная о нем ничего, кроме его имени. Кем он был? Студент? Рабочий? Сколько ему лет? Что ему нравится? Почему он красил волосы? Даже такая маленькая деталь, как выгоревшие некогда отбеленные кончики, говорила Хонджуну о многом. Минги был намного свободнее его, и скорее всего, жил ту жизнь, о которой мечтал, без ограничений со стороны родителей или со стороны общества. Хонджун зачем-то коснулся своих чёрных отросших волос. Он никогда ничего с ними не делал.
Ему стало так горько за себя, за все упущенные возможности, которых у него никогда даже не могло было быть, за то, что он был тем, кем являлся, он почувствовал даже некоторый стыд перед собой за неспособность и трусость быть чем-то большим, чем Ким Хонджун из Кёнсан-до.
Минги первым из их четвёрки заметил его. Он поймал его тягучий взгляд на себе и коротко улыбнулся, отчего внутренности снова предательски защемило, и после во время игры то и дело поглядывал на него, как будто бы давая знать о том, что он осведомлен о присутствии Хонджуна. Другие парни тоже заметили его, но не обращали внимания на странного незнакомца в очках.
Парни смеялись и просто весело проводили время, дурачились, шутили только им знакомые шутки, жаловались на работу и нехватку денег, и как несправедливо, что продажи второй PlayStation только в конце месяца, в отличие от привилегированной Японии, в которой приставка вышла аж на полгода раньше. Во второй день Хонджун узнал ещё два имени: высокого парня звали Юнхо, а большеротого и смешливого — Уён. У Хонджуна заболело сердце от понимания того, что они тоже корейцы. Больше сомнений не оставалось. Но они были совершенно другими, не похожими на него, на его коллег, на всех тех людей, которых Хонджун оставил там, дома. Ему вдруг стало так горько от понимания этой разницы и абсолютной своей несвободы, понимания того, что он сам был совсем другим человеком, не принадлежащим ни своим, ни чужим, что он был лишь фикцией мечты о недостижимом нечто, о человеке, рождённом миром и ему всецело принадлежащему. Он снова задрожал и коротко заплакал, может быть, из-за скопившегося недосыпа и усталости, может быть из-за сегодняшнего дня, но скорее всего из-за своей никчёмной жизни, но быстро пришёл в себя, понимая, что его непутёвые слёзы ничего не исправят.
Он снова поймал на себе взгляд тяжёлых узких глаз, что сумерках казались ещё глубже и опаснее. Ему вдруг показалось, что Минги хочет подойти к нему. И когда он действительно двинулся к нему навстречу, Хонджун всполошился, подскочил со своего камня и решил немедленно удалиться.
— Минги, ты опять завис. Подавай! — услышал Хонджун голос Уёна.
— Ага. Готовь свою задницу, — раздался глубокий смех Минги.
В магазин он так и не зашёл, с мыслями о Минги и его глазах совсем позабыв, что хотел напиться до беспамятства. Он был так погружен в них, что дёрнулся от страха, когда в отеле на первом этаже его кто-то поймал за руку. Тэён выглядел очень раздражённым, но не злым.
— Хонджун, где ты был?
— Я просто гулял по пляжу.
Тэён поджал губы. Из всех коллег, с которыми Хонджун прибыл в Сидней, он и Ёсан были наименее раздражающим, и если Ёсана он совершенно не знал, тот казался абсолютно отстранённым и замкнутым в себе ребёнком, с Тэёном даже можно было иногда нормально поговорить в особо приятные редкие дни, когда они оба были в настроении. Ему не нравилось то, как Тэён истошно пытается найти одобрение сонбэ, но и не осуждал его.
— Не спорь с Даоном, прошу тебя. Ты же понимаешь, что он может тебе потом кровь подпортить, как мы вернёмся.
Хонджун осторожно убрал руку Тэёна.
— Я просто хочу, чтобы со мной разговаривали как с равным и уважали мою работу.
— Мы уважаем твою работу.
— Нет, нисколько, — возмутился Хонджун. — Вы думаете, это само собой разумеющееся, что я вас должен везде таскать, как маленьких детей. Я не подписывался на туристического гида. Ты думаешь, сколько мне компания за это платит? Я согласился за чисто символическую сумму, надеясь, что я буду только переводчиком, а как оказалось, вы пытаетесь сделать из меня гида и мамку в одном лице. Ещё и разговариваете со мной как с куском говна.
— Эй, хён, — Тэён похлопал его по плечу. Он понимал, что если Хонджун откажется работать, то никто не будет больше бегать за ними, а господин Гарднер не справится в одиночку с такой нагрузкой. — Мы очень тебе благодарны. Не знаю, что у них там, но я благодарен тебе. Ты очень много для нас делаешь.
— Спасибо, Тэён, — оторопел Хонджун, не ожидав таких слов.
— Но не спорь с Даоном. Просто делай, что он попросит.
— А если я не хочу? Если я не хочу выполнять его идиотские просьбы?
— Хён, — Тэён тяжело вздохнул. — Ты как будто первый день живёшь. Нужно быть более гибким, понимаешь? Думаешь, мне по приколу перед ними на цыпочках ходить? Да эти стариканы мне поперёк горла. Но если пару раз им поддакнуть, то они сразу подобреют.
— Я не умею так притворяться, Тэён.
— Ты с таким отношением далеко не уйдёшь. Не иди ты с ним на конфликт.
— Я понял, Тэён.
Может быть, единственная причина, по которой они могли разговаривать как нормальные люди, заключалась исключительно в их возрасте. Тэёна и Хонджуна едва разделяло несколько месяцев.
— Ну всё.
— Напомни им, завтра в восемь встречаемся на первом этаже в холле.
— Я передам.
Хонджун принял душ и лёг в постель. Несмотря на навалившуюся усталость, сон никак не шёл. Казалось, его тело сковано тисками, суставы и жилы окаменели, и между бровей залегла глубокая морщина. Он включил Оазис и закрыл глаза, вспоминая события прошедшего дня, отодвигая в сторону отвратительный ужин, ссоры, и неудавшийся день рождения в кромешном одиночестве, и предпочёл подумать о Минги. Мысли о нем отчего-то наполняли разум и тело удовлетворительной теплотой. Он прежде никогда не видел таких людей. Таких живых и ярких, настоящих в своей непосредственности и искреннем счастье. Нужно было ему взять фотоаппарат, чтобы украдкой запечатлеть хотя бы отпечаток той красоты, что его глазам посчастливилось коснуться, и оставить её в дальнем уголке своего сердца. Может быть, подумал Хонджун, однажды он может стать как Минги, или приблизиться к тому, чем и кем он являлся, и его зависть растает. Чтобы Минги снова посмотрел на него своими глазами и увидел в нем что-то большее, чем Ким Хонджун из Кёнсан-до, чтобы он прикоснулся к нему и убедился, что он существует.
Chapter 3: 8 ноября 2000, среда
Chapter Text
ночь третья
Хонджун проснулся с головной болью за час до будильника и просто сидел на кровати почти до восьми утра, не понимая, откуда ему взять силы, чтобы пережить ещё один день с коллегами. Отчасти Тэён был прав, и Хонджуну следовало бы вести себя поскромнее и смолчать лишний раз там, где обычно у него развязывается язык. Однако это лишь на первый взгляд казалось чем-то простым, но только не для Хонджуна. Он не отрицал того, что порой был очень категоричен, но совершенно не понимал, что ему с этой категоричностью делать всякий раз, когда он сталкивался с чужим мнением, с каким он был не согласен. Возможно единственная причина, по которой он ещё держался в сеульском офисе была в довольно отстраненном старшем менеджере, том самом Им-сачжаниме, что предложил ему эту поездку, который вёл себя довольно панибратски с сотрудниками, за что регулярно получал выговоры от начальства выше, однако не думал менять своей тактики. И теперь, столкнувшись с упрямыми в своей откровенной невежественности сонбэ, Хонджун понял, что совершенно не понимает, как ему себя вести, и почему все вокруг делают вид, что подобного рода унижения совершенно нормальны в цивилизованном обществе.
К сожалению, несмотря на вчерашнюю попойку, никто из коллег не опоздал. Мужчины стояли вчетвером у стойки ресепшена, сонбэ о чем-то бурчали друг другу с кислыми минами, Ёсан как обычно держался в стороне, а Тэён пытался флиртовать с ресепшионисткой. Они поприветствовали Хонджуна, Даон только коротко кивнул головой, поджав губы, Хонджуну даже на секунду показалось, что он сам не в восторге от своего поведения вчера, но признавать это разумеется никто не собирался.
— Нас из-за тебя вчера чуть не выкинули из ресторана, — напомнил Даон.
Хонджун хотел было привычно съязвить, но поймал многозначительный взгляд Тэёна.
— Извините, сонбенним. Надеюсь, больше такого не повторится. Я надеюсь, вам понравилась местная кухня.
— Гм, — довольно хмыкнул Даон, увидев как Хонджун замешкался. — Весьма. Найти бы микстурку от похмелья. Хонджун, есть тут чего по близости?
— Боюсь, что нет, — слукавил Хонджун, — давайте позавтракаем, может быть, вам станет получше, сонбэним.
Они быстро позавтракали яйцами с сосисками, молочными мягкими булочками и горячим чёрным кофе, и через полчаса их забрала машина, серый минивен с логотипом компании.
— Доброе утро, Хонджун-сси, — поприветствовал его мистер Гарднер. Он сидел на переднем сидении.
— Доброе, Хью-сси.
— Вы посетили что-то из того, что я вам советовал?
— Спасибо, Хью-сси, мы были в ресторане на Марин авеню.
— Ох, у них отличные стейки.
Всю дорогу они разговаривали о работе, хоть Хонджун и не участвовал, лишь коротко кивал или отвечал на вопросы господина Гарднера, он не мог позволить себе немного отвлечься и послушать музыку, плеер прожигал сумку, но недовольство Ким Даона могло принести проблемы, поэтому он решил перетерпеть скуку и всю дорогу отстранённо смотрел из окна, слушая болтовню про микрочипы и провожая глазами зелёные улицы, залитые утренним солнцем и приземистые домики, что вскоре сменились низкорослыми лесами и саваннами. Головная боль и тошнота постепенно растворились и как будто бы размазались по всей кровеносной системе, теряя свою интенсивность, но оставляя общее неприятное недомогание.
На завод они прибыли через полтора часа, где их встретил глава департамента, господин МакГрегор, который вчера проводил первую встречу и знакомство с главным филиалом. С господином МакГрегором они толком не разговаривали, поэтому у Хонджуна не успело сложиться о нём какого-то определённого мнения. Мужчина был искренне приветлив, но довольно твёрдым, в своей речи он тщательно взвешивал и подбирал каждое предложение, и казалось, из его рта не выходило ничего кроме слов, касающихся работы. Хонджуну стало интересно, каково это — работать под началом такого прямолинейного и чётко обозначенного начальника. Даже его костюм, казалось, был сделать из одних прямых линий.
К приятному удивлению Хонджуна, его корейские коллеги вели себя профессионально, и несмотря на последствия вчерашней попойки и небольшой ссоры, держались достойно и не ворчали. Быть может, то было желание не ударить в грязь лицом перед вышестоящими, или более вероятно, всё дело было в господине Гарднере, свободно владеющем корейским, перед кем они боялись открывать рот, таким образом оказавшись в ловушке молчания. Обсуждать большеносое начальство они начали тут же, как только их пути разошлись. Особенно недовольным звучал Ким Даон. Казалось, этому мужчине было практически невозможно угодить, и он мог отыскать изъян или причину залезть под кожу в чем угодно.
— Тошнит уже, — выплюнул он, когда господин Гарднер после эксукурсии по заводу высадил их в центре города по просьбе самого Ким Даона. — Никаких манер, совершенно. Ладно, хоть кланяться научились.
Тэён посмотрел на него с одобрением.
— Да не расстраивайтесь вы, сонбэним, — заговорил он. — Я вообще думал, что вы тут останетесь после поездки. Вы вчера с таким удовольствием лакомились местным стейком, что за ушами трещало.
— Да мясцо то, что надо. Вообще, ничего против мяса и девок не имею. Но дома все равно лучше.
— Согласен, сонбэним, — Тэён подкурил им троим, и Хонджун отошёл в сторону, чтобы не дышать дымом, за что снова был удостоен недовольным взглядом. — Ничего лучше дома родного нет.
— Эй, ты. Опять нас сегодня кинешь?
— Я помогу вам заказать еду в ресторане, если нужно, — сказал Хонджун.
— Ты в курсе, что это твои рабочие обязанности? Проводить с нами весь день и переводить для нас, если понадобится.
Хонджун медленно перевёл дыхание, понимая, что конфликта избежать не удастся.
— Простите, сонбэним, но когда я обсуждал свои обязанности с Им-сачжанимом, мне сказали только о рабочих часах, то есть с девяти утра до шести вечера. Дальше я сам могу распоряжаться своим вечером, — он был готов драться за те свободные от работы и коллег часы.
— Ты не боишься, что из-за тебя мы можем попасть в передрягу?
— С большей вероятностью вы сами туда попадёте и без моей помощи, — сквозь зубы процедил Хонджун.
— Ты с чего такой резкий, а? — Даон сделал шаг навстречу, и Тэён, закусив сигарету между зубами, втиснулся между ними.
— Сонбэ, — он улыбнулся ему, — Хонджун, — глянул неодобрительно. — Давайте не будем привлекать лишнего внимания. Посмотрите, какой хороший день. Может, мы лучше потратим его с пользой, гм? К тому же, до шести вечера ещё полно времени, и Хонджун поможет нам с языком, так ведь, Хонджун-сси? Поможете же?
— Конечно, — коротко кивнул Хонджун и поймал недовольный взгляд Даона. Хонджуну всё ещё была неведома причина такого откровенного презрения со стороны сонбэ, разве что его ребяческое неповиновение.
После обеда компания несколько воодушевилась, и даже Ким-сонбэним подобрел, хоть и ворчал на кислое немецкое пиво. Они прошлись по центру города, и оказавшись у залива Порт-Джэксон, казалось, все их тревоги и недовольства истлели окончательно, стоило им увидеть мост Харбор и оперный дом, белеющий своими каменными парусами на фоне голубого неба. Прежде Хонджун видел это великолепие на фотографиях и в кино, однако увиденное своими собственными глазами невозможно было заменить никакой пиксельной фикцией. Он задержал дыхание, глубоко вдыхая морской воздух, понимая, что заплакал бы от одного лишь эстетического удовольствия, будь он один.
— Красота. Красота, — даже Ким Даон не остался равнодушным. — А пахнет-то как! Я как будто опять в Пусане.
Он тут же приказал Хонджуну сфотографировать их четверых на фоне оперного дома. Хонджуну не хотелось тратить свою плёнку, но ради такой красоты он не поскупится на ещё несколько рулонов. Сначала он сфотографировал их четвёрку, а после попросил пожилую женщину, чтобы она запечатлела их всех.
— Спасибо, мэм, — Хонджун принялся ей раскланиваться, и остальные тоже коротко ей поклонились.
— Вы надолго в Сидней?
— На пару недель.
— Замечательно. Пусть у нас не так много достопримечательностей, но есть океан.
— Вы правы, — Хонджун коротко улыбнулся.
Они ещё немного поговорили про резко изменившуюся погоду, про местную кухню, и Хонджун коротко рассказал ей, откуда они приехали и чем тут занимаются, как вдруг, со стороны группы молодых парней, что проходили мимо, донеслось:
— Убирайтесь обратно, откуда приехали!
Парни принялись кривляться, тянуть глаза и хохотать. Хонджун с опаской глянул на своих коллег, Даон выглядел напряжённым и уставшим. Несмотря на языковой барьер, не нужно было знать, каково рода сообщение и кому оно было адресовано. Остальные так же неловко оборачивались, провожая компанию незнакомцев.
— Ох, не обращайте внимание, — женщина цокнула языком. — Эти мальчишки не видели ничего дальше своей комнаты.
— Вот, что они думают о нас на самом деле, — тихо заговорил Даон, когда они простились с незнакомкой и двинулись дальше. — Улыбаются тебе, пока в сердце просто над тобой насмехаются.
— Вы правы, сонбэ. Более двуличных людей я не встречал, — вставил свои два слова Тэён.
Хонджун хотел было возразить, что сам сонбэ называет их именами и ненавидит их, но понял, что это снова приведет к конфликту. Даон скажет, что они первые нас возненавидели, именно поэтому мы возненавидели их в ответ, а Хонджун не поймёт, почему эта ненависть всё ещё продолжается. Поэтому он прикусил язык, не желая портить хороший день ни себе, ни своим коллегам.
Постепенно испорченное настроение развеялось на упругом морском ветру, они прошли по мосту Харбор, с открытыми ртами оглядываясь по сторонам и заворожённые ясным днём, металлом и камнем домов, голубизной океана и прозрачным небом с белыми облаками, и на фоне этого, незабываемый величественный дом оперы. Хонджун решил, что должен приехать сюда ночью хотя бы раз, чтобы ещё раз насладиться городом, но с совершенно другой стороны.
Все настолько были увлечены сегодняшней прогулкой, что со спокойной душой приняли желание Хонджуна вернуться в отель. Даон лишь махнул рукой и сказал делать то, что тот пожелает, лишь бы перестал светить своей кислой физиономией. Несмотря на местные красоты, Хонджуну не терпелось вернуться на их пляж и быть может, снова застать тех парней, играющих в волейбол. Что-то тянуло его туда. Пребывая в особенном возбуждении от будущей встречи и спокойного позволения сонбэ идти куда хочет, он с удовольствием помог им разобраться с меню, даже не заметив привычных придирок старших, чем ввёл их в ступор, и тут же прыгнул в такси, нервозно поглядывая на часы. Стрелка уже тянулась с семи.
— Остановите здесь! — крикнул Хонджун и второпях выскочил из машины, завидев знакомую площадку, но тут же одёрнул себя, поняв, что почти срывается на бег, что совсем было возмутительно. Он не знает этих парней, и они не знают его. Он лишь молчаливый странный наблюдатель, и ничто большее. И зачем он уехал из центра? Что если их не будет? Что если они увидят его и подумают, что он придурковатый чудак, который всё время следит за ними, пыхтя за своими очёчками?
Хонджун с облечением и с неким волнением выдохнул, увидев знакомые лица на площадке. То был Минги, Уён и ещё один парень, имя которого Хонджун всё ещё не знал. Высокий Юнхо отсутствовал.
Хонджун уже привычно сел на камень неподалёку, достал, наконец, плеер, надел наушники и позволил себе немного расслабиться. Его тело наполнилось негой от прошедшего дня. На фоне волн и заходящего солнца играли молодые парни, в наушниках Delispice пели о всё той же любви, и Хонджуну на короткий миг показалось, что у него все будет хорошо.
Минги заметил его почти сразу. Хонджун снова почувствовал странное волнение и необъяснимый страх перед ним, когда его коснулись чужие тёмные глаза. Минги глянул на него с короткой улыбкой, и вернулся к игре, хотя сегодня у него выходило неважно, так как Юнхо не было, и ему пришлось играть одному против двоих.
Знакомство с Минги случилось менее чем через четверть часа после появления Хонджуна на пляже. Произошло это следующим образом: Минги начал своё уверенное движение навстречу как раз в тот момент, когда Хонджун увлёкся разглядыванием своих кожаных ботинок, ноги в которых уже скрючились от жары, поэтому у него не было времени, чтобы сбежать. Он поднял глаза, а Минги уже стоял напротив него. Хонджун боязно заозирался, как будто выискивая ещё кого-то, кем бы Минги заинтересовался, но никого, кроме него здесь не было, и целью Минги определённо был никто иной как Ким Хонджун.
— Хэй, — сказал Минги, глядя на него сверху вниз. Вблизи он был ещё более впечатляющим, как и оперный дом, который в натуральную величину оказался совсем иным, чем на фото.
Хонджун суетливо стянул наушники, и они вместе с плеером стукнулись о камень.
— Черт, черт, прости, — зашептал Хонджун.
— Эй, все нормально, — хмыкнул Минги, он присел и хотел было перехватить плеер, и их руки столкнулись. Хонджун дёрнулся, заглянув в его чёрные глаза, и сгрёб плеер пока не стало слишком поздно, и его сердце не разорвалось как у испуганной мыши.
— Привет. Прости.
— Я — Сон Минги. А ты?
— Ким Хонджун.
— Вот это совпадение! — просиял Минги. Его смуглая кожа была тёмной и мягкой, как запечная верхушка молочной булочки, что они ели сегодня на завтрак, и Хонджун перевёл дыхание, скользнув глазами по его большим рукам и мощным бёдрам в шортах чуть выше колена. Хонджун всегда мечтал о таком теле, но родился в совершенно противоположном, слабом, маленьком и бледном, как будто выращенном в пробирке в лаборатории. Минги по сравнению с ним казался дитём дикой природы. Высокий, статный, сильный. — Ты местный?
— Из Сеула.
Минги приоткрыл рот в удивлении.
— О, ты кореец-кореец.
— Да, — смущённо согласился Хонджун и опустил глаза, смотреть на Минги снизу вверх было невыносимо. — Мы приехали сюда по работе на пару недель.
— Офигеть. Честно, даже не ожидал, что встречу корейца. Слушай, не хочешь поиграть с нами? У нас человека не хватает.
— Х-хорошо, — Хонджун поднялся, и Минги внимательно его осмотрел с ног до головы. Стандартный офисный костюм никак не подходил для пляжного волейбола.
— Ха-ха, ничего, сними рубашку и подогни штаны, — добавил Минги, поняв причину смущения. — Тут все равно кроме нас и вон тех пенсионеров никого нет.
Хонджун скинул пиджак, но рубашки снимать не стал, а просто подвернул рукава, то же самое сделал со штанами.
— А ты откуда? — спросил Хонджун, пока они шли к площадке.
— Я местный. Мама приехала в Австралию в семьдесят пятом, я уже тут родился. Отец из Сиднея.
— Вот как, — удивился Хонджун, ему стало интересно, как выглядел его отец. — Ты бывал в Корее?
— Нет, но очень хочется. Мама много мне говорила. Она сама из Пусана.
— Может быть поэтому она решила остаться здесь, — тихо улыбнулся Хонджун, и Минги удивлённо на него посмотрел.
— Она говорит точно так же, представляешь, — засмеялся он.
Когда они подошли к площадке, и пришло время представиться, Уён тут же подскочил к нему. Он оказался чуть выше, чем Хонджун ожидал.
— О, привет. Тот самый странный парень, который на нас пялится третий день. Как звать?
— Ким Хонджун.
— Ещё один кореец! — выпучил глаза Уён и тут же схватил его за руку и начал трясти. — Очень приятно. Чон Уён. А это, Чхве Сан.
Третий незнакомец, наконец обрётший имя, улыбнулся и тоже потянул руку для рукопожатия.
— Ты откуда? — спросил Уён.
— Из Сеула.
— О, ну другое дело, — Уён тут же поклонился. — А по акценту не скажешь.
— Скажи, правда ведь? — загорелся Минги. — У него такой ровный, я бы подумал, что с западного побережья.
Хонджун вдруг покраснел, ему впервые делали комплимент его языку, хотя раньше это всегда воспринималось как само собой разумеющееся.
— Как ты выучил английский? — спросил Минги.
— На курсах при университете, и потом, люблю читать и слушаю американское радио.
Все втроём протянули понимающее «о-о-о».
— Обычно у нас акцент очень тяжёлый, а ты, — протянул Минги, снова глядя на него своими тёмными глазами, — очень талантливый.
— Или упёртый.
— Я думаю, это скорее бонус, — добавил Минги.
— Вы не говорите по-корейски? — тихо поинтересовался Хонджун, не уверенный, заденет ли их этот вопрос. Уён надулся, а Сан только сдвинул брови.
— Я говорю, — сказал Минги, — а они нет, и Юнхо тоже. Тот парень, что играл с нами вчера. Их родители родились тут, поэтому ...
— Слушай, давай не будем об этом, — цыкнул Уён. — Если захочу, выучу.
— Я немного говорю, — признался Сан.
— Ты играть умеешь? — Уён перевел тему на Хонджуна.
— Честно признаться, не очень.
— Ничего страшного, — Минги легко толкнул его плечом, и сквозь ткань рубахи Хонджуна обожгло солнцем его кожи. — Мы же просто играем. Будешь со мной в команде.
Когда они встали по обе стороны сетки, Минги наклонился к нему и тихим голосом заговорил:
— Не говори с Уёном про Корею. Это больная тема для него.
— Эй! — крикнул Уён. — Что ты там ему нашёптываешь, а?
— Говорю, что вы нам с Юнхо вчера позорно продули! — засмеялся Минги, и Хонджун улыбнулся. Должно быть, он очень волновался за своих друзей.
Несмотря на предупреждение Минги об Уёне и его странном отношении к Корее, вопросами о стране он не гнушался, и с пытливым любопытствам выведал у Хонджуна всё, что было можно. О том, как ему там работается, как ему там живётся, о том как ему там естся, и вообще, ему следовало бы попробовать солёный редис, который тут продают в одном супермаркете и сказать, такой же он как там, или нет. Уён всё говорил и говорил, даже выпытал, смотрел ли он Матрицу, и успел ли поиграть в PlayStation 2. Хонджун не углублялся в детали о своём теплом местечке в никому неизвестной компании по производству микрочипов, так как ему было запрещено об этом говорить, жаловался на промозглую зиму в этом году, хвастался супом дегу-тан, о котором он скучает с первого же дня в Сиднее, и признался, что Матрицу он ещё не смотрел. В свою очередь между пасами и неудачными падениями после которых песок был у Хонджуна даже в трусах, он узнал, что Уён и Сан — второе поколение рождённых здесь корейцев, и родители их родителей приехали сюда почти полвека назад. Вся их волейбольная четвёрка познакомилась в университете и сразу крепко друг за дружку зацепилась. В центре есть ресторан корейской кухни, но тамошний кимчи намного хуже того, что готовит мать Сана. Об этом рассказал Уён, так как Сан был парнем молчаливым, и изредка подавал голос, только когда ему нужно было обратиться с чем-то к вышеупомянутому горластому Уёну. Уён был его устами, и говорил вместо него, озвучивая мысли самого Сана, а второй, казалось, совсем не был против. Хонджуну привиделось, что Уён и Сан очень близки, будто они знали друг друга с самого детства, но озвучивать свои мысли не стал.
Несмотря на новую встречу, Хонджун чувствовал себя комфортно, и быть может, он списал бы это на их, так или иначе, общую принадлежность к Корее, однако рядом со своими коллегами ему казалось, что он стоит за чётко очерченной линией, которую ему запрещено переступать, да самому Хонджуну не особенно этого и хотелось. Рядом с Минги и его друзьями, не отягощённый рабочими взаимоотношениями и возрастной иерархией, он мог немного расслабиться, позволить себе быть другим и позволить другим быть самими собой. Про себя же он отметил, что из всей их четвёрки, пожалуй, только Юнхо и Сан нашли бы одобрение Даона, Уён был слишком говорливый и местами бесцеремонный и даже грубый, а Минги достаточно сильно отличался от них своим внешним видом: очень смуглой кожей и отросшими, некогда выбеленными волосами.
О Минги, как ни странно, Хонджун почти ничего не узнал. Если в прошлые встречи Минги был довольно активным и болтливым, то сегодня, скорее всего из-за отсутствия его друга, Юнхо, он вдруг стал тихим и несколько безучастным. Если бы Хонджуну хватило смелости смотреть на него, то он бы увидел, что Минги не сводил с него глаз весь тот вечер, внимательно его слушал, и заглядывался так же, как Хонджун заглядывался на него эти три дня, но так как он предпочитал буравить сетку и истошно следить за соперниками и мячом, то упустил это из виду, хотя ему и правда очень хотелось поглазеть на Минги и то, как он ловко двигается в своём сильном теле.
Через полчаса активных прыжков, подач и падений, Хонджун пропотел насквозь, пыхтел и то и дело вытирал очки, которые тоже запотевали от напора температур, но снимать рубашку не торопился, потому что последнее, что ему хотелось — это светить болезненно бледными хилыми ручонками рядом с подтянутыми и загорелыми сиднейцами. Минги, однако, не стеснялся. И совсем скоро, тоже изрядно разогревшись, стянул с себя майку, оставаясь в одних джинсовых шортах.
— Чего ты вдруг снял футболку, а? — поддел его Уён.
— Жарко сегодня.
— Ага, — Уён и Сан обменялись нечитаемым взглядом. Минги лишь пожал плечами и взял бутылку воды.
Хонджун не хотел смотреть, но не видеть это было невозможно, Минги был прямо там, на расстоянии вытянутой руки, сияющий в свете золотого часа своей тёмной, как запечённая верхушка молочной булочки, кожей, с идеальным мягким и упругим телом, достаточно подтянутый, но недостаточно сухой, с телом, о котором Хонджун мечтал всю свою жизнь. Он быстро отвёл взгляд, чувствуя горечь и странную жажду, злость одновременно со страхом, понимаем того, что он никогда не будет им, что это ему никогда не достанется. Стало нестерпимо жарко, он почувствовал как пот катится с затылка прямо по спине вниз.
— Хочешь пить? — Минги протянул ему бутылку воды, и Хонджун припал к ней, как путник после дня в пустыне, жадными глотками осушая почти половину. — Не переутомись только.
Минги хихикнул и, забрав бутылку, вылил себе немного на голову, и у Хонджуна скрутил живот и разболелась голова. Он тут же отвернулся, но не так очевидно, боясь вызвать смех у остальных ребят. К прочим неудобствам в виде промокшего от пота костюма и сбитых пальцев теперь ещё добавился полуобнаженный Минги, и играть стало совсем невозможно.
— Хонджун, ты придёшь завтра? — сначала глянув на Минги, спросил Уён. Они только закончили игру, и Уён промачивал свою шею полотенцем, забираясь под отросшие на затылке волосы. С такой причёской он напоминал Брюса Ли.
— Вы не против? — неуверенно спросил Хонджун. Парни замотали головами.
— Мы только за! Нужно было этого парня в первый же день притащить. Кто ж знал, что он так здорово играет, — Уён похлопал его по плечу. — Не нужно скромничать.
Сыграли они, действительно, неплохо, хоть их с Минги команда и потерпела поражение в трёх из пяти игр. Хонджун списал это на свой неудобный костюм и невозможность сконцентрироваться на игре по причинам, которые не принято называть, а Минги пообещал друзьям завтра всенепременно надрать им задницу, и что сегодня он играл не очень только потому что он вчера вывернул локоть, чему, конечно же, никто не поверил.
Распрощавшись, Уён и Сан медленно побрели по пляжу, а Хонджун, неловко перекинувшись взглядами с Минги, направился вверх к дороге.
— Хонджун, послушай, — Минги выровнялся с ним, сдержанно к нему обращаясь.
— Что такое?
— Ты не против пообщаться со мной эти пару недель? Знаю, по-дурацки как-то звучит, но я ещё никого из Кореи не встречал. Все мои друзья здесь, как и я, дети иммигрантов, и я ещё никогда ...
— Конечно, Минги. Устроим что-то вроде культурного обмена? — улыбнулся Хонджун, в его груди стало тепло и тесно. Он сам пытался придумать оправдание, чтобы проводить больше времени с Минги и его друзьями.
— Хорошо, — Минги облизал свои полные губы, — и ещё. Мы можем говорить с тобой на корейском?
Его голос, и без того густой и тёмный, как будто бы стал ещё ниже, когда он сказал последнее предложение на корейском. У Хонджуна даже сердце ёкнуло, когда он услышал как Минги говорит на родном ему языке, и на секунду завис.
— Что? — хмыкнул Минги. — У меня настолько плохой корейский?
— Нет, нет, что ты. У тебя отличный выговор. Пусанский, — слабо улыбнулся Хонджун.
— Что ж, мама научила тому, что умела.
— Просто... — конечно, Хонджун не мог сказать, что его поразил голос Минги или что теперь он кажется как будто более привлекательным в его глазах. Хонджун начал тут же объясняться с собой в голове, что он имеет в виду под привлекательностью и совсем замешкался, понимая, что Минги покорно ждёт от него ответа. — Я не ожидал услышать его от тебя. Здесь я пока только говорил со своими коллегами.
— Я очень хочу потренироваться. Поговорить с кем-то кроме моей семьи.
— Тогда, давай говорить по-корейски.
— Давай.
— Мне называть тебя хён? — Минги игриво улыбнулся. — Ты ведь старше меня? Ну, чтобы соблюсти все формальности.
— Можно хён, — стало несколько неловко, Хонджуну вдруг захотелось спрятать глаза. Его тысячу раз называли хёном, но от Минги это звучало несколько странно. — А что насчёт тебя, Минги? Ты учишься или работаешь?
— Учусь, первый год магистратуры по бизнесу, сейчас на каникулах, так что решил немного подработать.
— Каникулы в ноябре?
Минги закивал головой.
— А у вас?
— Обычно декабрь ещё учимся.
Они вышли на дорогу, и пошли по Марин авеню без особой цели и конкретного направления. Хонджун просто следовал за Минги и его неторопливым размеренным шагом.
— Хён, ты не поверишь, — добавил Минги, и от «хён» у Хонджуна внутри снова все сжалось, — родители меня пытались с собой забрать на каникулы, они на прошлой неделе уехали в Масвелбрук, у нас там дом и небольшая ферма, но я в последний момент взбрыкнул и решил остаться на пару недель, подработать. Видимо, сама судьба нас свела.
— Ха-ха-ха, должно быть так.
— Тебе нравится здесь?
— Честно, ещё не понял. Мы сегодня ездили в центр, посмотрели на оперный дом, мне кажется, это самое прекрасное, что я когда-либо видел. У меня даже голова закружилась, знаешь, я всегда видел его только на фотографиях, но увидеть в живую ... — Хонджун вдруг загорелся, но тут же одёрнул себя, не желая выглядеть слишком эмоциональным. — Ты понимаешь.
Минги ласково смотрел на него.
— Тебе нужно посмотреть на него ночью. Вид крышесносный.
— Я подумал о том же самом.
— Может, как-нибудь выберемся ночью в город? — предложил Минги, и от этого у Хонджуна как-то странно задрожал воздух в лёгких.
— С удовольствием.
В один момент они остановились у чёрного мотоцикла, и Минги зазвенел ключами.
— Хочешь, подвезу?
Хонджун представил, как садится сзади и обнимает Минги поперек его горячего живота, и его начало мутить.
— Нет, спасибо, Минги. Я хочу прогуляться до отеля.
— Расслабиться, отдохнуть от людей, музыку послушать? — улыбнулся Минги.
— Гм, да.
— Что слушаешь, кстати? — Минги кивнул на его сумку, где лежал плеер.
— Металлика, Оазис, взял немного нашего корейского рока.
Минги воодушевился, но всё ещё выглядел очень неловким, как будто не осмеливался спросить Хонджуна и задерживать его дольше допустимого.
— Можно посмотреть?
Хонджун вынул конверты с дисками и протянул Минги.
— Никогда не слушал.
— Я могу дать тебе что-нибудь на пробу. Выбери, что нравится.
— Ты ведь завтра придешь? Я буду тебя ждать, тоже принесу тебе что-нибудь наше. Я с собой ничего сегодня не взял.
Хонджун вынул последний альбом Onnie Ibalguan и положил в руку Минги, вдруг заметив, насколько его рука была меньше его. Минги держал диск в раскрытой ладони, как будто он был размером с бейсбольный мяч а не с чайное блюдце. Его снова охватил шипучий страх.
— Думаю, тебе понравятся эти ребята.
— Спасибо, хён.
— Увидимся завтра?
— Приходи к пяти, мы будем там же на площадке.
Минги надел шлем и сел на мотоцикл, отсалютовал Хонджуну на прощание и скрылся.
Может быть, тому виной была усталость или новая страна, может быть, радость от знакомства с новыми людьми или солнечный удар и перегрев после игры в волейбол в офисной одежде, Хонджуна охватила почти эйфорическая радость, и конечности стали ватными, а тело вязким и мягким. Он включил Delispice и направился домой, напевая себе под нос «Когда я слышу твой голос, когда я слышу твой голос...»
Chapter Text
Ночь четвёртая
Хонджун пытался не противопоставлять себя Даону, что давалось ему с великим трудом. Мужчине было практически невозможно угодить. Как назло, его глубоко уважаемый сонбэ начал придираться к мелочам, на которые раньше не обращал внимания. Яйца на завтрак подгоревшие, кофе слишком горький, в такси слишком дул кондиционер (и если бы Хонджун поехал с ними, то конечно же сумел бы объясниться с водителем, и Даона не волновало то, что Хонджун попросту не смог бы уместиться в машину), во время презентации господин Гарднер неправильно интерпретировал сказанное своим начальством, а Хонджун снова опростоволосился и проглядел ошибку, на обед мясо было жесткое, рис переваренный, да и вообще, не добавили в заказ бесплатного лимонада, как всем остальным, наверняка, потому что они корейцы. Поначалу Хонджуну показалось, что он сходит с ума, но когда Даон-сонбеним сделал замечание о несуществующем волосе в своём салате, Хонджун понял, что все его недовольства были не напрямую направлены на самого Хонджуна, чтобы довести его до точки невозврата и вывести на конфликт. Несмотря на то, что весь день Хонджун расшаркивался перед сонбэ и натянуто улыбался сквозь зубы на его возмутительные и грубые слова, Даона это не устроило, так как сам по природе своей он был человеком склочным, как совсем скоро понял Хонджун, и на самом деле наслаждался теми редкими перепалками, что у них были только по приезде. Ему в достаточной мере хватало раскланиваний и масляных поддакиваний Тэёна и молчаливого терпения Ёсана, как и Охёку, который, казалось, своего мнения не имел вовсе, и практически всегда повторял слова Даона, один лишь Хонджун с первого дня их знакомства дал понять, что просто с ним не будет. Теперь же, избавившись от этого препятствия и столкнувшись с возмутительной тошнотворной вежливостью и приторным лебезением последнего павшего бастиона, Даон-сси вдруг заскучал. Ему нравилось напряженное и волнующие противостояние, соперничество с человеком, что заведомо оказался в невыгодном из-за своего возраста положении, в этом была своя прелесть, особенно в те редкие моменты, когда кажется, что слабый противник сможет одержать над ним победу. Он очень редко сталкивался с таким отношением, тем оно больше увлекало его, и победа была слаще, и ставки выше. Для него это взаимодействие было ничем иным как игрой по собственным правилам, и Хонджуна, в котором было так много потенциала, он не был готов отпустить так легко. Только вот Хонджун всего этого не знал, наивно полагая до сегодняшнего дня, что интерес Даона к нему поугас после вчерашней весьма удачной и удовлетворительной прогулки в центре города. Именно поэтому возвратившаяся приставучесть и вредность сонбэ так выбила его из колеи и добавила головной боли после восьми часов непрерывного перевода. Они даже не выходили на обед и заказали еду в офис, чему никто не обрадовался. Поэтому к концу дня все были взвинченные до предела и уставшие.
— Что у нас на ужин сегодня будет? — спросил Охёк, когда они закончили очередной день в компании.
— Курочки. Я бы что-нибудь лёгкого поел. Особенно после этой дрянной говядины, которую нам насоветовал этот, ваш мистер Гэрнер, — хмыкнул Даон и исподтишка глянул на Хонджуна. Тот проигнорировал намеренное каверканье фамилии господина Гарднера и потёр виски. Сегодняшняя презентация и представление стратегии и будущей работы компании была намного сложнее, чем он ожидал, и они с Хью-сси практически не затыкались.
— Вот, возьмите адрес, — Хонджун устало вырвал из блокнота бумагу с адресом небольшого итальянского ресторана в порту, который ему посоветовали другого дня.
— А ты что? Не пойдешь с нами? — Даон выкатил грудь колесом, с неким предвкушением чувствуя нарастающее напряжение и возможную перепалку.
— Нет. Рабочий день окончен, сонбэним.
— Ещё нет шести. Ты обязан проводить с нами время до шести. Это твои рабочие обязанности.
— Ты сам сказал, разве нет? — подал голос Тэён.
— Сонбэним, я неважно себя чувствую.
— А мы, охренеть, как важно себя чувствуем, — гаркнул он, и Тэён засмеялся. Он, очевидно, набивал себе цену в глазах сонбэ. — Как мы без тебя еду закажем? Ты хочешь, чтобы мы с голоду сдохли?
— Ткнёте пальцем и выберете наугад. Я могу написать вам, вот, — Хонджун суматошно открыл блокнот и написал несколько простых слов, вроде fried chicken, hot wings, pizza, salad и другие. — Вот это жареная курица, крылышки, пицца, паста, салат, говядина, свинина, белое вино, красное вино.
В этот момент Даон как бы невзначай дёрнул плечом, задевая локоть Хонджуна, и блокнот упал на каменную кладку. Хонджун перевёл дыхание и поднял его без лишних слов. Будь его воля, он с размаху ударил бы своего многоуважаемого сонбэ по его заплывшей физиономии, но они были в центре Сиднея, посреди бела дня, одетые в официальные серьёзные костюмы как большие серьёзные взрослые, что никак не предполагало мордобоя. К счастью, лишь заметив тяжёлые налитые красным глаза Хонджуна, Тэён тут же закрыл его перед Даоном. Кажется, теперь он это будет делать всякий раз, когда двоим нужно будет поговорить.
— Сонбэним, — Хонджун медленно выдохнул. — Пожалуйста, не забывайте, что вы сотрудник большой международной компании.
— Я что-то не так сделал?
— Пожалуйста, держите себя в руках, — закончил Хонджун. — Вы теперь представляете не только компанию, но и республику Южная Корея, спешу вам напомнить.
— Ты, между прочим, тоже представляешь. Однако, ведёшь себя как разбалованный ленивый ублюдок.
Хонджун сжал челюсти и мелко задышал через нос, Тэён стиснул его плечи.
— Кишка тонка? Правильно. Помни своё место. Ты ещё не дорос, чтобы понимать, как с такими как вы нужно разговаривать. В моё время такого не было. Мы слушали наших сонбэ беспрекословно, а вы все разбалованные желторотые пиздюки, которые думают, что знают лучше взрослых. Если я сказал, что ты едешь с нами, значит, ты едешь с нами. Не нужно пихать мне свои сраные бумажки. Ты хочешь нас всех унизить? Хочешь, чтобы мы как придурки выглядели перед людьми, тыкая пальцами и изъясняясь жестами?
— Чтобы не выглядеть как придурок, ты мог бы постараться и выучить хотя бы пять, блять, слов! — крикнул Хонджун, чувствуя, что не может дышать.
— Извинись! Извинись, подонок, — Даон кинулся бы на него, если бы не Тэён и Ёсан, схватившие его за плечи.
— Иди к чёрту!
— Извинись! — прошипел Тэён. Несмотря на полуденную занятость, им повезло не быть замеченными окружающими. Никто не обратил внимания на эту небольшую потасовку корейцев у бизнес-центра, Тэён и Ёсан успели предотвратить то, что не успело начаться. — Хонджун, пожалуйста, извинись.
— Я не понимаю, в чём я виноват!
— Просто. Извинись, — добавил Тэён и обратился потом к сонбэ. — Даон-сси, простите его, я вас прошу. Вы взрослый человек, снизойдите до него. Он никогда с сильным руководством не работал, не знает, как нужно с людьми старше себя общаться. Вы что, не знаете Им-сачжанима? Вы столько раз жаловались на него, — сладко заговорил Тэён, и Даон слегка успокоился. — Думаете, такой как Им-сонбэ сможет воспитать что-то нормальное?
Хонджун зло глянул на Даона, на красном от гнева лице которого, в точности как у карикатурного мультяшного злодея, играла едва заметная улыбка. Хонджун сжал челюсти, стряхнул с себя руки коллег, и сквозь стиснутые зубы прошипел:
— Я сам могу извиниться. Извините, Даон-сонбэним. Извините, что нагрубил вам.
— Пойдёшь с нами в ресторан. Это не обсуждается.
— Я ... — Хонджун поймал настороженный и предупреждающий взгляд Тэёна. — Хорошо. Я помогу вам заказать еду и уеду.
— Куда ты собрался?
— Это моё личное время.
— Отвечай, когда сонбэ спрашивает.
— Извините, сонбэним. Я хочу провести время на пляже и отдохнуть. Сегодня был тяжёлый день, сонбэним, — пролепетал Хонджун, не чувствуя абсолютно ничего. Он был унижен и раздавлен в очередной раз. — Мы все сегодня очень хорошо потрудились, сонбэним.
Даон победно хмыкнул, он выглядел весьма довольным собой, и даже настроение, прежде испорченное повседневными мелочами, вдруг вернулось к нему. Они снова взяли такси, Хонджун взял для них машину, объяснился с водителем, но устроилось только трое из них, Ёсан остался с Хонджуном. На что трое оставшихся удивлённо и с подозрением посмотрели, однако ничего не сказали.
— Сонбэним, — тихо сказал Ёсан, когда первая машина уехала, — могу я поехать с вами?
— Делай что хочешь, — устало сказал Хонджун и поймал для них такси.
Он плюхнулся на переднее сидение, всем видом показывая, что на диалог он не настроен, хотя Ёсан, возможно, просто хотел с ним поговорить или приободрить. Хонджун видел, что Ёсану бывает некомфортно рядом с сонбэ, но тот сам предпочитал за них держаться. Хонджуна это не волновало. Сегодня его уже успели довести до того, что он едва не разукрасил Даону морду, и он готовился к тому, что будет очередная волна придирок в ресторане. В тот момент последнее о чем он заботился, что о нём и его вредном молчании подумает Ёсан, и не слишком ли зло он поступает по отношению к нему. Сейчас его раздражало всё и вся, кто хоть как-то был связан с работой. И даже несмотря на то, что намерения Ёсана, возможно, и были чисты, как и его невинные робкие глаза, парнишке просто не повезло попасть под горячую руку. Хонджун надел наушники, включил альбом Master Of Puppets и откинулся на стекло, закрывая глаза. Тяжёлая музыка, несмотря на всю свою агрессивность, всегда его расслабляла. Ёсан так и сидел на заднем сидении, потупив взгляд.
Всю дорогу Хонджун провёл в отстранённом наблюдении за предзакатным остывающем Сиднеем, его широкими дорогами, светлыми домами с высокими прозрачными стёклами, цветочными магазинами и беззаботными прохожими, выгуливающими своих карманных собачек. Иногда он ловил взгляд Ёсана в зеркале заднего вида, отчего становилось совсем тошно. Они не были чужими друг другу, и должно быть, им следовало перекинуться хотя бы парой фраз для создания видимости их дружелюбности, обменяться светской беседой, не несущей ничего кроме иллюзии комфорта, но Хонджуну вдруг показалось, что прошло уже слишком много времени в этом странном молчании, и прерывать его значило оказаться в ловушке липкой нелепости и собственного стыда. Когда их такси остановилось у ресторана, Хонджун, съедаемый совестливостью, повернулся к Ёсану и сказал:
— Прости, Ёсан-а. Я сегодня совершенно не в настроении.
— Я понимаю, сонбэ.
— Идём есть.
Ёсан поджал губы в слабой улыбке и вышел из машины. В ресторане, стоило лишь увидеть светящихся от радости коллег, Хонджун вдруг весь как-то ослаб. Стал ещё тише, ещё меньше, вдавил шею в плечи, нахохлился как воробей, и даже его слова на английском потеряли свой цвет. Официантке пришлось наклониться к нему, чтобы расслышать, что он говорит. После этой неприятной потасовки у бизнес-центра, Хонджун совсем потерял желание хоть что-то говорить, как будто бы последнюю искру его недовольства потушила огромная волна. Даон же чувствовал себя восхитительно, ему понравилась и местная пицца и местное красное вино с южных виноградников, и даже чесночный хлеб, хотя хлеба этот мужчина отродясь не ел. Хонджун быстро закончил свой скудный ужин, откланялся и скрылся, даже не посмотрев коллегам в глаза, потому что боялся услышать очередное недовольное замечание. Речь Даона о невежественном современном поколении, что он начал, как только Хонджун выскочил из-за стола, ещё долго звучала в его голове.
Сердце стучало неровным ритмом, когда машина вывернула к побережью. Хонджун с облегчением выдохнул и уронил лицо в ладони, увидев на берегу знакомую компанию. Их снова было трое: Сан, Уён и Минги. Они тут же остановили свою игру, завидев Хонджуна, и принялись размахивать руками.
— Хонджун! Ты пришёл, дружище, — первым на него с объятьями накинулся Уён, обхватывая его вокруг головы своими локтистыми руками. От такого горячего и непривычного приветствия, Хонджун раскраснелся, и стиснутый в объятьях, неловко поглядывал на Сана и Минги. Минги улыбнулся и хлопнул Уёна по спине.
— Заканчивай. А то отвадишь нашего нового заморского друга.
— Не отважу.
— Хён, — своим глубоким голосом позвал Минги, и у Хонджуна по телу прошла дрожь. Должно быть, тело снова перестраивалось для жары после ледяного такси. — В Корее же так не принято?
— Не принято, — Хонджун поправил свой костюм, когда Уён отлип от него.
— Вот видишь. Ты смущаешь нашего гостя, — заметил Минги, на что Уён только высунул язык.
— Будешь в Риме, веди себя как римлянин. У нас тут Австралия, и с друзьями мы тут обнимаемся. Так что, пускай привыкает.
Хонджун сдержанно кивнул. Он соврал бы, сказав, что такая форма приветствия была ему не по душе. Ему нравилось пробовать что-то новое, сталкиваться людьми, кто мыслит и видит мир иначе, именно поэтому он так любил английский язык, такой непохожий на родной, открывающий совсем противоположные культуры. И сегодня их объятья были как нельзя кстати. Уён выдавил из него всю мигрень, как выдавливают зубную пасту из тюбика, выдавил и зудящее недовольство самим собой, и гнев, что он не смог выплеснуть на Даона, и нервный стыд перед Ёсаном за свою отстранённость.
— Я не против.
— Отлично, — улыбнулся Сан и тоже сгреб его в короткие объятья.
— Вообще-то мы могли бы просто руки пожать, — Минги пожал плечами, глянув на Хонджуна, и тому снова стало жарко. — Но раз уж Уён начал...
С этими словами он сделал шаг и тоже тесно сжал Хонджуна в своих объятьях, для чего ему даже пришлось немного наклониться, так как Хонджун был ниже его на полголовы, а того и больше. Минги прижал его к себе, положив свои огромные руки на спину, и отпустил. Этот телесный контакт настолько поразил Хонджуна своей неожиданностью, и конечно же прямым столкновением с самим Минги и ощущением его горячего тела, что Хонджун обомлел на короткое мгновение. Отчего-то он вспомнил свежевыглаженную чистую рубашку, что мама подавала ему перед школой, и как горячий чистый хлопок прилегал к его голой коже.
— Вы его сломали, — хихикнул Уён. — Давайте играть. Мы с Саном пораньше сегодня уйдём. Завтра у бабушки день рождения.
— Идёшь? — спросил Минги. — Кстати, ты чего в костюме опять?
— Я после работы.
— У тебя сменной одежды нет?
Хонджуну вдруг стало так стыдно за свою нерасторопность и развязную безразличность. Перед поездкой он никак не планировал заводить здесь друзей и уж точно играть в пляжный волейбол с местными парнями, поэтому не озаботился сменной повседневной одеждой, полагая, что кроме офиса и завода его нигде больше не будет, а по городу можно и в офисной одежде погулять, зато одной только ручной клади хватит без лишних проблем.
— Нет, ничего нет.
Губы Минги округлились удивлённым «о», он непонимающе нахмурился, а после широко улыбнулся. У Хонджуна снова внутри что-то предательски дёрнулось, и ему показалось, что он должен немедленно убежать отсюда, пока не наворотил делов. Каких делов, Хонджун не знал, но его нутро всегда странно отзывалось на Минги. Он начинал ненавидеть себя чуточку больше и как будто бы даже дрожать от страха перед своим новым знакомым.
— Хён, ты так себе всю одежду испоганишь. Давай, я тебе завтра принесу шорты с футболкой. Нужно?
— Нет, что ты, Минги. Я лучше сам куплю.
— Потому что я намерен одержать победу над этими двумя, — он кивнул на Сана с Уёном через сетку, — и ты нужен мне в лучшей форме.
Минги подмигнул ему, сделав пас, и Хонджун даже завис на секунду, снова краснея и чувствуя, как потеет, даже не заметив, что игра уже началась.
Спустя четверть часа Хонджун совсем раскраснелся, чувствуя, как рубашка липнет к спине. Он снял пиджак, подогнул штаны, рукава рубашки и немного замешкавшись, открыл несколько пуговиц. Минги окинул его взглядом и снова улыбнулся.
— Не жарко тебе?
— Жарко, — Хонджун чувствовал себя мокрой уродливой крысой. От давления у него даже очки слегка запотели, чёлка прилипла ко лбу, и завтра, он наверняка будет весь красный, потому что нос начало по-странному пощипывать.
Минги протянул ему бутылку воды, которая торчала у него из рюкзака, брошенного недалеко на песок. Хонджун припал к бутылке и на секунду прилип взглядом к Минги. Тот, в отличие от сеульского гостя, выглядел совсем иначе, казалось, солнце любило его. И его лицо не уродливо лоснилось, а красиво сияло от пота, его чёлка не была сбита как солома, а небрежно растрёпана, и кожа его светилась карамельным золотом. Хонджун снова подумал о том, насколько они не похожи, как будто не с разных континентов, а из параллельных вселенных или противоположных миров. Может быть, родись он на другой земле и под другим солнцем, в мире где зимой лето и летом зима, он тоже мог бы быть свободнее, сильнее, выше, привлекательнее, он не был бы самим собой, а чем-то большим, чем несуразица.
Хонджун с усилием оттолкнул от себя эти бесцеремонные надоедливые мысли и неуместные сравнения, решив насладиться теми короткими часами, что у него были, среди людей, которые видели в нём равного, а не возможность самоутвердиться. Сейчас он на красивом пляже в лучах заходящего солнца играет в волейбол с замечательными людьми, которые лишь за пару дней помогли ему почувствовать себя, что где-то он может быть нужен, а остальное неважно.
— Ребята, можно я сделаю пару снимков? — спросил он, вдруг вспомнив, что взял с собой фотоаппарат именно для этой цели.
— Конечно. Давай, давай меня! — раздухарился Уён, и все беззлобно над ним посмеялись. — Я вот так подпрыгну и замахнусь. На фоне заката выйдет просто бомбически.
— Ха-ха, хорошо.
Хонджун вынул фотоаппарат и немного пощёлкал, даже не думая о том, сколько кадров ушло на неловкие попытки Уёна быть запечатлённым в воздухе. Сан должен был подавать ему под сеткой, а Уён делать вид, что умеет играть в волейбол. Потом фотоаппарат перешёл в руки Уёна, и Хонджун только понадеялся, что там будет что-нибудь не смазанное движением, и втайне желал, чтобы там было хоть немного Минги, раз уж просить фотографировать его он бы никогда не решился.
Они с Минги закончили несколько сетов, одержав победу над Уёном и Саном дважды, и проиграв трижды. Навыки Хонджуна помогли ему не ударить в грязь лицом, но как и говорил Минги, ему нужна одежда получше, чтобы не чувствовать себя скованным и бояться, что на заднице разойдётся шов каждый раз, как он делает шаг шире чем два фута. Обменявшись с Уёном и Саном прощальными, на этот раз более сдержанными объятьями, Минги и Хонджун остались вдвоём.
— Не хочу пока идти домой, времени ещё совсем ничего, — Минги глянул на часы, — хочешь мороженого?
— А? — Хонджун даже оторопел от такого внезапного предложения.
— Тут недалеко есть магазин мороженого. Говорят, что итальянское gelatto, — Минги произнёс это с тяжёлым итальянским акцентом, — но я то знаю, что это просто завлекаловка. Ну что? У тебя есть какие-то дела ещё?
— Нет, никаких, — Хонджун слабо ему улыбнулся и опустил голову. Ему было странно и даже немного болезненно. Неужто кто-то заинтересован в его присутствии и самолично приглашает куда-то? Этого с ним давно не случалось. В школе он был довольно нелюдим, предпочитая проводить свободное время в клубе любителей манги, где он и познакомился со своим единственным на данный момент другом, таким же довольно замкнутым Чхве Чонхо, в университете он избегал собраний и попоек с сонбэ, за что получал неодобрительные взгляды, и вся инициатива, провяленная к нему когда-либо, исходила от двух бывших девушек, которым вскоре это наскучило, когда они заметили отсутствие интереса с его стороны. В армии ему повезло с самой нудной в части работой по перекладыванию бумажек, поэтому и среди сослуживцев он друзей не имел. И позже в офисе по началу он даже пытался социализироваться и не выделяться своей нелюдимостью, понимая, что с подобным отношением к людям ему ничего не светит кроме одинокой старости, однако совсем скоро как будто бы даже сдался, поняв, сколько времени и возможностей он упустил, и теперь попросту не умеет разговаривать с людьми, считывать их настроения, или просто понимать, что у них в голове. Ему всегда казалось, что его никто никогда не поймёт, чувствуя, что не соответствует окружающим своей тучной вдумчивостью и снобизмом. С друзьями на работе у него не заладилось, и совсем скоро он начал пропускать общие вечера с алкоголем, за что поначалу получал много косых взглядов, а потом кто-то пустил слух, что у него язва желудка, и люди от него отстали, даже стали смотреть с некоторым сожалением как на юродивого. Поэтому проявление интереса к своей особе чувствовалось странно и даже слегка болезненно, как будто бы кто-то пытается отковырнуть крышку заржавелой металлической банки с испорченными леденцами.
— Можем, кстати, тебе одежду прикупить. Торговый центр ещё открыт. Мы успеем, давай, — Минги резко прибавил шагу. Хонджун едва поспевал за ним. Он на ходу схватил свою брошенную сумку и поспешил за Минги, который уже миновал пляж и бежал теперь по траве к дороге.
— Минги!
— Давай быстрее!
— Ты куда? Постой!
Минги остановился у чёрного байка, достал шлем и без лишних слов нахлобучил его на голову Хонджуна.
— Если на мотоцикле, то мы успеем до закрытия, — Минги слегка наклонился, хватаясь за заклёпки на каске, Хонджун поймал его взгляд из-под своих скосившихся очков, и Минги ему улыбнулся. Тогда Хонджун впервые заметил его неровно торчащий зуб, что кажется, сделало идеального Минги только более очаровательным.
— Запрыгивай.
Хонджун неловко перекинул ногу через мотоцикл и забрался на сидение. Кресло было горячее, нагретое за день солнцем, и пахло новой кожей. Минги завёл мотор, и у Хонджуна между ног все загудело и затряслось, волна дрожи прошлась по всему телу.
— Держись за меня, — сказал Минги, но Хонджун это проигнорировал, понимая, что прикасаться к Минги сейчас не самая лучшая затея, только лишь от одной мысли об этом руки обмякали, и становилось совсем не по себе. Хонджун крепко вцепился в седушку.
Он пытался смотреть по сторонам, как порядочный турист, но через десять минут ему наскучило, и он наконец поддался странному желанию поизучать спину Минги, которая оказалась перед ним вблизи, широкая и большая, обтянутая только белой майкой. Хонджун опустил взгляд, туда, где их тела соприкасались, пусть и не так тесно, но Хонджун чувствовал бёдра Минги своими, и он не смог остановить себя, снова начав сравнивать их размеры. Каким крупным и сильным был Минги, и каким хилым недотёпой, бледным заморышем был Хонджун. Не достойный внимания или даже капли любви, только мелкой пищащей жалости.
— Приехали.
Они остановились у торгового центра, и Минги быстро спрыгнул с мотоцикла, выключил двигатель, схватил ничего не понимающего Хонджуна за руку и побежал внутрь.
— Мин... Минги!
— Давай скорее, у нас десять минут осталось, — веселился Минги, виляя между неторопливо прогуливающимися людьми. Хонджун неловко бежал за ним, придерживая рукой каску, которую он даже не успел снять.
— Вот! Тут можно взять и шорты и футболку, — и Минги по хозяйски принялся ходить между рядами и выглядывать вещи. — Смотри. Думаю, тебе эта хорошо будет. Вот эту ещё можно. Давай, сейчас наберём, а потом сразу всё помереешь. Пять минут, и готово. А тебе вообще какие вещи нравятся, я даже не спросил?
— Мне нравится то, что ты смотришь.
— Отлично! — просиял Минги. — Что ты смеёшься?
— Ничего, ничего, — Хонджун наконец снял шлем, и Минги, увидев это, хохотнул и принялся приглаживать его распушившиеся волосы.
Минги был очень тактильным, должно быть, то была его отличительная австралийская черта. В любой другой ситуации это бы оттолкнуло Хонджуна, он не привык получать так много внимания и обыкновенной телесности, он бы не вспомнил, когда последний раз обнимал кого-то, но рядом с Минги он чувствовал, что нуждается в этом, тянулся к этим тёплым прикосновениям, как растения — к солнцу, и всякий раз с замиранием сердца ждал, когда большая тёплая ладонь Минги снова прижмётся к его слабому дрожащему тельцу.
— Вот так лучше. Пошли, — с этим Минги накинул ещё несколько свободных футболок, с принтами рок-групп, какую-то гавайку-распашонку, и несколько шорт.
Когда они закончили с подбором одежды, и Хонджун скрылся в раздевалке, он вдруг раскраснелся и засмущался, чувствуя неподдельную радость. Минги был странным, и чем больше Хонджун его узнавал, тем больше ему нравилась эта незамысловатая странность. Может быть, виной тому была разница в возрасте (Хонджун был уверен, что Минги младше его как минимум на шесть лет, а того и больше) и конечно же культурные различия. Он был свободным, открытым, лёгким в своей непосредственности, не отягощённый правилами приличия и тем, что о нём думают окружающие.
Хонджун перемерил все, но остановился на футболке с металликой и чёрными дутыми шортами чуть выше колена. В белых он выглядел как будто ещё бледнее и болезненнее.
— Покажись. Хён, покажись! — услышал он голос Минги, и наконец, вышел. Взгляд Минги скользнул с его лица, на ворот футболки, который Хонджуну был слегка великоват, но Хонджуну всегда нравились комфортные оверсайз вещи, и после вниз на его колени. Минги сглотнул и улыбнулся, слегка сдержанно.
— Нравится? — вдруг спросил Хонджун, метафорически хлопая себя по рту.
— Нравится, — хмыкнул Минги. Знал ли он, что на корейском, все это звучит очень двояко, и намеренно Хонджуну в этом подыгрывал, или он просто не беспокоился о таких неопределённых вещах, и Хонджун единственный, кто краснел и чувствовал себя как идиот по какой-то причине. — Только вот... теперь тебе нужны кроссовки. Ты же не будешь в таком виде расхаживать в черных ботинках. Давай скорее! Пять минут осталось.
Минги подскочил к нему, схватил его за руку, и Хонджун сгрёб в охапку свои вещи. Он не стал переодеваться в свой промокший от пота костюм и попросил персонал позволить ему выйти в том, что он натянул тремя минутами ранее.
Хонджун, не мешкая ни секунды, купил пару чёрных конверсов, и с облегчением выдохнул, наконец чувствуя лёгкость в теле после тяжёлой рабочей одежды.
— Теперь ты за местного сойдёшь, — заметил Минги, когда они вышли из торгового центра и направились за тем самым итальянским gelatto, о котором говорил Минги. — Разве что, загореть тебе немного нужно.
— Времени нет. Мы всё время в офисе сидим.
— Хочешь ... — Минги задумался на секунду. — У меня в субботу выходной. Я думал скататься в одно классное местечко посёрфить. Как тебе идея?
— Сёрфить?
— Ага. Плавать умеешь?
— Немного.
— Отлично, этого хватит, — Минги встал около киоска с мороженым. — Какое хочешь?
— Минги, можно я тебя угощу?
— С чего бы это? Я тут живу, ты мой гость!
— Я работающий человек, а ты студент.
— Я работающий студент, а ты турист!
— Я тут тоже по работе!
— Что делать будем? — Минги слегка наклонился к нему, одним глазом игриво заглядывая ему в глаза, и Хонджун вдруг засмеялся как дурак, не в силах выдержать такого очаровательного напора. Минги был всем тем, чем Хонджун никогда не мог бы быть. И может быть, Хонджуну стоит немного расслабиться и просто побыть в компании этого человека, насладиться им и перестать сравнивать себя, и всё время думать, что он не достоин даже его внимания.
— Давай, я сегодня тебе куплю, а ты нам завтра купишь? — предложил Минги.
— Хорошо.
— Какое будешь?
— Лимонное.
— Я почему-то так и думал, — Минги взял два лимонных рожка, и протянул один Хонджуну. Тому снова стало неловко. Он всё больше подмечал детали, из которых был соткан Минги. Его большие тёплые ладони, широкая улыбка с выступающим передним зубом, его шея, к которой прилипают его отросшие вьющиеся волосы, когда он потеет, его красиво сложенная фигура. Хонджун мог просто смотреть на него, как люди наблюдают за морем, дождём или деревьями, гнущимися от ветра, и никогда не устать.
— Хочешь, я тебя сфотографирую? Ты сейчас выглядишь как настоящий сиднеец, — подмигнул Минги, выдёргивая его из мыслей.
Хонджун сунул руку в рюкзак и вынул фотоаппарат, глядя на окошечко с кадрами. Уён исщелкал всё до последнего.
— Кажется, кроме пляжного волейбола там ничего не будет, — слабо рассмеялся Хонджун.
— Тогда в другой раз. Ты обязан оставить хоть что-то на память о Сиднее.
— Наберу магнитов на холодильник.
Минги фыркнул и только сказал:
— Китч.
— А что нужно привозить из поездок?
— Конечно, воспоминания.
Хонджун снова задумался о том, что у него останется после этой поездки, и что от него самого останется. Вернётся ли он домой другим человеком, или тем же самым обыкновенным Ким Хонджуном? Что он запомнит о Минги, и что Минги будет помнить о нём? Наверняка, как того знакомого корейца из Сеула, что играл в волейбол в подвёрнутых офисных штанах и всё время ходил набычившись, слушал рок и носил очки, хотя, пожалуй, про эти мелочи он и не вспомнит. Хонджуну будет достаточно, если он просто запомнит его имя.
— Ну что? Поедем?
Увлёкшись лимонным мороженым и собственными, к сожалению, не такими аппетитными мыслями, Хонджун уже успел позабыть о предложенным сёрфинге.
— Я никогда не сёрфил.
— Я тебя научу.
— Не хочу перед тобой позориться, — как-то сдавленно прошептал Хонджун и тут же пожалел о своих словах. Зачем бы Минги слышать это, они знакомы лишь два дня, и Хонджун уже ведёт себя, как капризный ребёнок, требующий к себе внимания.
— Если с доски не падаешь, это уже сёрфинг, не обязательно волны ловить. Считай это культурной программой.
— Мне нужно поговорить со своими коллегами.
— А что с ними?
— Я ведь здесь в качестве переводчика. И хоть выходные у меня не прописаны как рабочие часы, боюсь, эти идиоты заставят меня снова идти с ними куда-то и переводить очередную говяжью вырезку, — Хонджун устало и раздражённо выдохнул. — Прости, ты не обязан это слушать.
— Всё нормально. Не будешь ни с кем разговаривать, голова треснет.
— Я очень хочу съездить с тобой.
— Ты уже купался?
— Пока нет.
— Ха-ха, значит твой первый раз будет со мной.
Хонджун так и замер от этих слов с языком на мороженом и глянул на Минги, и они оба покатились со смеху. Хонджуну стало так хорошо, но так жарко, ему показалось, что он перегрелся после игры в костюме.
Они ещё немного поболтали, намеренно медленно возвращаясь к мотоциклу, и не в силах придумать предлога, чтобы задержаться ещё чуть-чуть. Минги рассказал о своей работе (оказалось, что он работает на переездах и таскает мебель, платят хорошо, но без гарантий, если с ним что-то случится), а Хонджун поделился, как подрабатывал во время университета в пекарне. Он узнал, что Минги всего двадцать четыре, и он в самом деле младше Хонджуна аж на целых шесть лет. Узнал, что у Минги есть младший брат, Ынги, который пошёл в старшую школу в этом году, у них есть две собаки, которые сейчас на их ферме вместе с родителями, и что Минги не любит мятное мороженое с шоколадом. Хонджун потратил пятнадцать минут, чтобы убедить его в состоятельности данного мороженого, но тот остался непреклонен.
— Хочешь, я подброшу тебя до отеля? — спросил Минги.
Хонджун глянул на часы, стрелки уже перевалили за десять, и если бы он был честным, он бы сказал, что не хочет возвращаться вовсе, а провести с Минги эту ночь и проболтать с ним обо всём на свете. Рассказать ему о своём велосипеде, упавшем в колодец, рассказать о кошке, которая осталась в родительском доме, и ей так много лет, что никто в семье даже не знает, насколько она старая, рассказать о коллекции CD и обменяться с ним музыкой.
— Точно! — воскликнул Хонджун. — Как тебе музыка? Ты послушал?
Минги даже оторопел, не поняв сначала, о чем Хонджун спрашивает.
— Ах, да. Мне очень понравилось, хён. У тебя отличный вкус. Честно, я вообще ничего не ожидал, я ведь до этого никогда корейский рок не слушал.
Они оказались у мотоцикла Минги, и он вынул сумочку с дисками из-под сидения.
— Можно я их ещё немного послушаю завтра? Ты можешь выбрать что-нибудь, что тебе по душе, — Минги протянул ему сумочку, и Хонджун принялся неспешно листать и внимательно разглядывать диски. Там оказалось много современных американских исполнителей, что отчего-то так шло Минги, он сам будто звучал как панк-рок, был громкий и местами бесцеремонный, но очень внимательный и не такой грубый, как остальные.
— Можно мне вот это? Я ещё не слышал этот альбом, — он вытянул альбом Significant Other от Limp Bizkit.
— Обожаю их свежий Break Stuff. Ты слышал?
Хонджун мотнул головой, и Минги вдруг начал агрессивно и очень выразительно читать на английском:
Это просто один из тех дней,
Когда не хочется просыпаться.
Все бесят, всё полная хуита.
И ты не знаешь почему,
Но ты хочешь оправдать желание
Оторвать кому-то башку.
Никакого взаимодействия с людьми,
И если ты ко мне подойдёшь,
Твоя жизнь под вопросом.
И лучше бы тебе держаться подальше, ублюдок.
Это просто один из тех дней.*
Хонджун так громко засмеялся, что пара прохожих остановились, выворачивая головы. Минги тоже посмеивался, и глаза его спрятались за двумя острыми полумесяцами.
— Это, определённо, мне нужно! Это просто один из таких дней, — повторил Хонджун.
— Коллеги задрали?
— Не то слово.
Хонджун осторожно втиснул диск в пластиковый конвертик.
— Посоветуешь мне что-нибудь? — попросил Минги. — Я твоему вкусу доверяю.
— Вот эта мне очень нравится, — он достал альбом из плеера, вкладывая альбом Delispice в широкую ладонь Минги. — Петь не буду, правда.
Минги засмеялся.
— Ну вот, а так хотелось послушать.
Хонджун опустил глаза, и между ними повисла какая-то неловка тишина.
— Подбросить до отеля? Предложение всё ещё стоит.
— Ладно, — согласился Хонджун, убрав сумочку для дисков себе в рюкзак.
В этот раз Хонджун сам надел шлем, и оказавшись позади Минги, позволил себе как бы невзначай сжать его бёдра своими. Ему отчего-то захотелось это сделать. Он был такой же горячий, как и его нагретый мотоцикл, и утомленный долгим днём, игрой в волейбол, хорошим вечером с Минги и лимонным мороженым, Хонджун совсем разомлел, мечтательно смотря на Минги, его спину, его шею и голову с копной отросших спутанных волос. Минги изредка оборачивался на него, улыбаясь, и Хонджуну впервые показалось, что его увидели. Не просто посмотрели и послушали, но увидели и услышали, и это было лучше любого говяжьего стейка, лучше любой женщины, что у него были когда-то. Это было лучше всего.
Хонджун немного приврал, попросив Минги остановится у круглосуточного магазина неподалеку, боясь, что коллеги могут увидеть, что его кто-то подвез. Ему не хотелось лишних слухов, взглядов и просто заискиваний со стороны Даона и других, менее раздражающих коллег.
— Спасибо, Минги, — Хонджун снял шлем и протянул его Минги.
— Надень на меня.
— Ха? — выдохнул Хонджун, и слегка замешкавшись, подошёл к нему и нахлобучил на голову, как делал Минги прежде. Трясущиеся пальцы едва смогли справиться с застёжкой, Минги пристально смотрел на него своими чёрными глазами, и Хонджуна начало мутить.
— Всё.
— Встретимся завтра? Ты придешь? Мы будем на том же месте.
— Конечно, Минги.
— Очень приятно было поболтать с тобой, хён.
— Мне тоже.
— Надо идти.
— Да, уже почти одиннадцать. Ты во сколько спать ложишься?
— Должен уже быть в кровати.
— Гм.
— А ты?
— Тоже. Работаю с восьми.
— Поезжай.
— Да ничего страшного, потом отосплюсь на выходных.
— Чем ты обычно занимаешься на выходных? — Хонджун вдруг поймал себя на мысли, что они никак не могут разойтись, и снова стало так тепло и хорошо. Неужели Хонджун нашёл кого-то, с кем он чувствует себя комфортно и спокойно, как будто ничего больше не нужно искать и бежать никуда не нужно, а наслаждаться их ленивыми разговорами ни о чем?
— Сёрфинг, ну или на гитаре играю.
— Ты играешь?
— Я думал, говорил тебе, — улыбнулся Минги и неловко поёрзал на мотоцикле. Они все ещё стояли на тротуаре у магазина.
— Нет.
— Могу сыграть для тебя что-нибудь. Металлику или ещё что. Твоих Delispice, которых ты мне дал.
Хонджун вдруг почувствовал, как его уши теплеют, и ему снова становится жарко.
— А ты, хён? Какие у тебя планы на эти выходные? Ну, кроме нашего сёрфинга в субботу.
— Никаких.
— Значит, ты не против, если я тебя позаимствую?
— В каком смысле?
— Придумаем что-нибудь. Потусим на выходных. Культурно-развлекательная программа, помнишь?
Хонджун смущённо засмеялся.
— Хорошо, Минги.
— Мне пора.
— Да.
— Пока?
— Пока.
— Завтра увидимся.
— Конечно.
— Мы всё так же в пять! Может, даже Юнхо придёт.
— Куда он пропал?
— Поехал к родственникам в Ньюкасл. Завтра днём приедет. Ладно, пока!
— Пока!
Минги наконец, махнул рукой, и скрылся из виду, и Хонджун ещё некоторое время стоял, глядя на пустую улицу, и думал, что с ним происходит действительно что-то странное. Скорее всего, это новая страна и культура.
Хонджун побродил по улице вокруг отеля, пока стрелка не перевалила за полночь, и вернувшись в отель, упал на кровать и включил новый диск, вспоминая смешные гримасы Минги и то, как круто одновременно с этим он выглядел, вычитывая текст этой песни. Он никак не мог перестать слушать её, второй, третий, четвёртый раз. Он так и пошёл умываться с наушниками на голове, и стоя перед зеркалом с щёткой во рту, начал улыбаться, немного кривляться и подпевать прилипчивой песне. Хонджун умыл лицо, и снова уставился в отражение, представляя рядом с собой Минги. Каким другим он был, по сравнению с Хонджуном. Выше, смуглее, сильнее, привлекательнее, свободнее. Всем тем, до чего Хонджуну никогда не дотянутся. Удивительно, что Минги вообще выбрал Хонджуна в друзья, или быть может, то было желание подтянуть свой корейский. Хонджуна вдруг охватила крупная дрожь. Он увидел, представил лишь на секунду, как Минги прижимается к нему сзади, глядя на него через зеркало, как его большие руки ложатся на его талию, и какими тёмными они выглядят на белом как молоко животе Хонджуна. Внизу живота заворочалось что-то, чего никогда не должно было быть, лицо раскраснелось, и Хонджун быстро вышел из туалета, прыгнул в кровать, заворачиваясь в одеяло, заставляя себя уснуть и забыть о том, что минуту назад у него случилась эрекция лишь от одной мысли о руках Минги на его животе.
Notes:
Отрывок на английском, который читал Минги:
Limp Bizkit — Break Stuff
It's just one of those days when you don't wanna wake up
Everything is fucked, everybody sucks
You don't really know why, but you want justify rippin' someone's head off
No human contact, and if you interact your life is on contract
Your best bet is to stay away, motherfucker
It's just one of those days
Chapter 5: 10 ноября 2000, пятница
Chapter Text
Ночь пятая
Утром Хонджун едва не проспал и опоздал на завтрак, что разумеется, вызвало недовольство со стороны Даона. Остальные даже не обратили на это внимание, сумев самостоятельно разобраться с меню, да и обслуживающий персонал уже знал о предпочтениях корейских гостей.
— Простите за опоздание.
— Где ты таскался?
— Не услышал будильник.
— До полночи, небось, шорохался.
— Простите, сонбэним, я гулял по городу, — Хонджун коротко кивнул головой. Времени на завтрак у него не осталось, и он взял с собой сэндвич с курицей, решив поесть по дороге.
— Не забывай, что у тебя работа, — Даон окинул его взглядом с головы до ног, и его глаза вдруг победно сверкнули, как будто он отыскал ещё один повод поддеть своего несчастного замученного хубэ. — А это что такое? Почему ты не в рабочей форме?
Хонджун опустил глаза на свои конверсы.
— Я натёр ноги, сонбэним, от туфлей очень сильные мозоли.
Обычные тканевые кроссовки после кожаных туфлей ощущались как благословение.
— Ещё бы. Не таскайся ты до утра, ничего бы этого не было.
Хонджун еле сдержался, чтобы не цыкнуть и не закатить глаза, и лишь коротко выдохнул сквозь зубы, чувствуя на себе взгляд Тэёна.
— А мне нравится. Прикольно с костюмом выглядят, — шепнул он ему на ухо, когда они вышли на улицу, чтобы поймать такси.
— Спасибо, Тэён.
— Ты где был вчера? — они с Тэёном отошли немного, от курящей троицы.
— Гулял.
— Нашёл что-нибудь интересное?
Хоть его отношения с младшими и были наименее удручающими, ему ни с кем не хотелось делиться новоприобретенными друзьями. Он вдруг почувствовал укол зависти и даже некоторую капризную жадность, решив оставить это счастливое открытие только для себя, потому что ему меньше всего хотелось чувствовать себя вновь задвинутым в угол, тем более рядом с Тэёном, который, несмотря на свою видимую доброжелательность, доверия не внушал, так как сам Хонджун рядом с ним всегда чувствовал себя не в своей тарелке и будто бы несколько униженным.
— Гулял вдоль пляжа здесь недалеко, сходил за одеждой.
— Можно с тобой? Мне эти стариканы уже поперёк горла стоят.
— Я ... — Хонджун забегал глазами, не зная, как ответить, и к его счастью, Даон подозвал его рукой. — Я сейчас.
— Давай такси, мы закончили, — сказал сонбэ.
— Конечно, Ким-сонбэним.
Хонджун поймал машину, и настырно усадил всех в один автомобиль, хоть Тэён и показывал желание поехать вместе с Хонджуном, напомнив ему о том, что Ёсану вчера таки повезло прокатиться с ним без надоедливых старикашек. Хонджун не чувствовал вины за такой неловкий отказ от общения с человеком, который ничего плохого не сделал. Он не ненавидел Тэёна, но и симпатией это было трудно назвать. Тэён был приятным парнем, однако рядом с ним Хонджун всегда пребывал в каком-то странном раздражении и неудовлетворении в собственной состоятельности как человека. Быть может, виной тому были редкие сальные шуточки Тэёна, его расшаркивание перед сонбэ и начальством, или его самоуверенность, рядом с которой Хонджун видел себя совсем ничего не значащим. Тэён с лёгкостью подстраивал под себя окружающих, ловко и непринуждённо крутил ими, знал, где улыбнуться, где извиниться, кого обвинить, и какое настроение разыграть. И из-за его непостоянства и противоречивости, у Хонджуна так и не сложилось общего впечатления о нём. Тэён был скользким как морской угорь, хоть и пытался не казаться таковым.
В офисе им пришлось разделиться. Господин Гарднер занялся устным переводом, а Хонджуну направили бумаги с техническими характеристиками нового продукта, и он остался один наедине со своим электронным словарём Casio, который он привёз из Японии пару лет назад, и своим полуживым CD-плеером в одном из пустых конференц-залов. Включил новый диск, что дал ему Минги, но поняв, что не сможет сосредоточиться, убрал в сумку. Однако это тоже не помогало, Хонджун то и дело возвращался к мыслям о Минги и прошлому вечеру, сам не понимая, почему ему так хорошо, когда он об этом думает. Некое щекочущее игривое удовлетворение наполняло его, разливаясь под кожей чем-то сладким и тёплым, как подогретое молоко с мёдом.
— Хонджун-сси! — в зал заглянула голова господина Гарднера. Хонджуну он нравился, мужчина был легким на подъем и не таким скованным корпоративной этикой. — Как у вас продвигается?
— Неплохо, Хью-сси, но я немного путаюсь в этих понятиях, — Хонджун устало снял очки и потёр переносицу.
— Помочь?
Хонджун согласно закивал головой. Господин Гарднер взял стул и сел подле него, беря в руки ноутбук с начатым переводом и файл с техническими характеристиками. Пока он внимательно читал перевод, Хонджун не отказал себе в удовольствии его поразглядывать. Что-то действительно странное происходило с ним. Он непроизвольно начал сравнивать его с Минги и находить много схожего, их рост, их крупная фигура, широкое лицо, не понимая, почему он так же несколько непроизвольно тянется к господину Гарднеру. Он уже смирился со своей тягой к Минги, объясняя это восхищением и желанием быть на него похожим, и прошлые галлюцинации у зеркала он решил задвинуть в дальний ящик, однако свой интерес в господине Гарднере никак объяснить не мог, разве что его привлекала именно их непохожесть, его экзотичность, и опять же, добродушное отношение к Хонджуну.
— Сколько вам лет, Хью-сси, — вдруг вырвалось у Хонджуна.
— Тридцать шесть. А что? Старовато выгляжу?
— Нет, вовсе нет. Я бы наоборот... я бы подумал наоборот, — Хонджун отвернулся, не понимая, почему его не слушается собственный рот, и он ведёт себя совершенно на себя не похоже.
— Спасибо. Стараюсь держать себя в форме, — отвечал господин Гарднер, делая какие-то небольшие изменения в переводе. — Вот здесь, посмотрите, я думаю, это вообще можно убрать. По-корейски как-то ненатурально звучит, вам не кажется?
— Вы правы, Хью-сси, мы такие формулировки не используем.
— Как бы здесь ... я боюсь, я не смогу. Вам самому придётся придумать эквивалент, Хонджун-сси.
Они ещё немного поработали над переводом вместе, и Хонджун почувствовал себя удовлетворенно и спокойно, господин Гарднер то и дело кивал головой и хвалил его перевод.
— А вам, Хонджун-сси?
— Вы о чем?
— Сколько вам лет?
— Тридцать.
— Так что же, я ваш хён, получается, — господин Гарднер улыбнулся, и Хонджун почувствовал, как теплеет его лицо. Ему срочно нужно выйти на свежий воздух.
— Получается так, Хью-хён.
— Ох, нет. Ужасно, совершенно никуда не годится, и не называйте меня так никогда.
Они оба засмеялись.
— Я ведь хотел вас на обед пригласить, но мы тут с вами заработались. Пойдёте обедать?
— Нет, спасибо, хочу закончить сегодня, — отчасти солгал Хонджун. Ему не хотелось сталкиваться со своими корейскими коллегами, и он готов был воспользоваться любым предлогом, чтобы избежать встречи. Впереди их ещё ждёт совместный ужин, о котором Хонджун уже заранее начал волноваться.
— Может, вам принести что-нибудь? Не могу же я вас тут просто так оставить.
— Если вас не затруднит. Что-нибудь сытное. Я сегодня толком не завтракал.
— Хорошо.
Господин Гарднер поднялся, и Хонджун устало растянулся на столе, глядя через окно на городские кварталы. Небо было прозрачным и высоким, чистым без сизого тумана, что опускался на Сеул зимой или ранней весной, смешавшийся с прилетевшим из Китая смогом. Что этот город делал с ним? Что делали эти люди? Казалось, даже само мироощущение изменилось. Запахи стали ярче, люди привлекательнее, еда вкуснее, и кожа мягче. Хонджун закрыл глаза, представляя, каким бы он был, останься он здесь навсегда. Кем бы он был, в каких ресторанах бы ел, какую одежду носил, кого любил и с кем бы жил. Перед глазами снова возник образ Минги, и Хонджун не заметил, как задремал.
— Хонджун-сси, — его плеча коснулась чья-то большая горячая ладонь. Хонджун дёрнулся и медленно заморгал глазами. Рядом сидел господин Гарднер, а на столе стоял бумажный пакет, источающий тепло и приятный аромат жареной маринованной курицы.
— Ох, простите. Я, кажется, уснул. Спасибо за обед. Сколько с меня?
— Это за счёт компании, не волнуйтесь.
— Вы не против? — кивнул Хонджун и приступил к обеду. Живот голодно заурчал, стоило Хонджуну увидеть куриные крылышки и пропитавшийся соусом рис с брокколи.
Господин Гарднер некоторое время задумчиво пролистывал перевод, и потом сказал то, отчего у Хонджуна едва кусок не встал поперек горла.
— Вы не хотите остаться здесь, Хонджун-сси?
— Что...
— Я уже спрашивал вас об этом, но прошло уже несколько дней, и господин МакГрегор отметил ваше трудолюбие и заинтересованность. Мы можем предоставить вам место в отделе связей с общественностью или международном отделе в нашем сиднейском филиале. Что думаете?
— Это возможно? — заволновался Хонджун. Прошлые слова о гипотетическом переводе Хонджун не воспринимал всерьёз, однако это предложение уже ощущалось, как нечто весомое.
— Разумеется. Связей с Кореей день ото дня всё больше, и нам нужны компетентные люди. К сожалению, здесь в Сиднее не так много корееговорящих специалистов. К тому же, вы уже знаете, как эти структуры работают изнутри. Перевод уже имеющихся кадров намного эффективнее, чем поиск и обучение новых.
— Хью-сси, я не могу вот так просто решить.
— Не нужно решать прямо сейчас, — добродушно улыбнулся он. — У вас есть ещё целая неделя, да и потом, вы можете не спеша обдумать наше предложение уже по возвращении домой. Понимаете, нам нужны корейские представители, ведь мы международная компания. Господину МакГрегору кажется, что вы идеальный кандидат. Вы кореец, однако вы хорошо знакомы с нашими культурными особенностями.
Хонджун задумчиво уставился в свой обед. Слова господина Гарднера, безусловно, льстили ему, но от ответственности в принятии такого сложного решения у него закрутило живот.
— Подумайте, Хонджун-сси. Вы очень хороший работник, и как человек удивительно разносторонний.
— Это ... вы ... ? — язык Хонджуна не слушался, но он надеялся, что господин Гарднер понял его. Был ли это господин Гарднер, кто замолвил за него словечко перед начальством? Или господин МакГрегор сам заметил его?
Господин Гарднер ничего не сказал, сжал плечо Хонджуна, оставляя на нем горячий отпечаток, и подмигнул.
— Мне нужно продолжить работу, а вам — свою. Пойду развлекать ваших коллег, — с некой саркастичной весёлостью сказал он. Кажется, господин Гарднер тоже не был в восторге от Ким Даона, не умеющего держать язык за зубами.
— Спасибо, Хью-сси.
Оставшееся до конца рабочего дня время Хонджун изо всех сил пытался сконцентрироваться на переводе, но выходило из рук вон плохо. Его не отпускала волнующая и одновременно с этим болезненная мысль о возможном переезде в Австралию, о новой жизни и о новом себе.
Ему даже пришлось немного подзадержаться после работы, чтобы подкорректировать перевод, так сильно он был увлечен иллюзорным будущим. На часах была уже половина седьмого, и в какой-то момент он даже наивно понадеялся, что его коллеги уйдут без него, но его сердце тут же упало, стоило ему спуститься на первый этаж.
Бессменная четвёрка стояла у мусорного ведра на тротуаре и курила.
— Вот он, неуежли, — Даон вскинул брови. — Почему так долго?
— Я заканчивал работу.
— Ты же сам говорил, что работаешь только строго до шести.
— Ким-сонбэним, — выдохнул Хонджун, — гуляние с вами по городу и перевод меню ресторанов не входит в мои обязанности.
— А мне кажется, вполне себе входит. Мы тут с парнями пообсуждали планы на выходные. Мы хотим погулять по городу, и может быть, съездить на центральный пляж.
— И ещё, если получится, взять билеты на представление в доме оперы, — добавил Ёсан несколько смущённо, и Хонджун спросил себя, что он вообще знает об этом парне. Чувствует ли он обиду от вчерашней неловкой поездки на такси или не воспринял всерьёз капризное поведение своего сонбэ? Хонджун решил, что если Ёсан и сегодня попросится с ним в такси, то он ему не откажет.
— Простите, но у меня другие планы на выходные.
— Какие у тебя могут быть планы? — подбоченился Даон, как будто бы штаны вдруг стали ему малы.
— С моими друзьями. Меня пригласили ещё вчера, я не могу отказаться.
— Какие друзья? У тебя? — под нос фыркнул Тэён.
— Ты обязан поехать с нами, — сказал Даон.
— Простите, сонбэним, — Хонджун прошёл мимо него и вышел на улицу, чтобы поймать такси. Впереди их ещё ждал ужин, и он хотел как можно скорее избавиться от назойливых коллег. Да и нервозное раздражение от понимания того, что Минги, Сан и Уён уже скорее всего закончили игру и разбрелись по домам, только больше подогревало закрученные под крышкой эмоции.
— Эй, стой на месте, пока я с тобой разговариваю. Кто такие? Какие друзья? Почему ты нам ничего не сказал?
— Почему я вообще должен вам что-то говорить?
— Ты опять заговариваешься, пацан.
Хонджун поймал машину и объяснился с водителем.
— Садитесь, мы сейчас поедем в ресторан.
— Мы ещё не закончили, — Даон ткнул ему в грудь пальцем и сел в машину. Тэён, который обычно был дружелюбнее и сговорчивее, тоже стал дичиться на Хонджуна и как-то странно поглядывал. Ему стало интересно, произошло ли что-то во время рабочих часов, пока Хонджун потел над переводом, или Тэён снова переключился на тактику подмасливания сонбэ. Ёсан сел вслед за ними и лишь наградил Хонджуна виноватым взглядом. Должно быть, он всё же обиделся или решил для себя, что рисковать со своим легковоспламеняемым сонбэ ему лучше не стоит.
Хонджун сел во вторую машину, от беззащитной злости хлопнул дверью и включил вчерашний диск Минги.
... это просто один из тех дней,
когда тебе не хочется просыпаться ...
Он слушал её на повторе, чувствуя, как напряжение и раздражение трансформируется в лёгкую дрожь и выходит сквозь кожу вместе с потом, охлаждая и приводя его мысли в порядок. Он даже извинился перед водителем за хлопнувшую дверь, сославшись на плохой день на работе, что было недалеко от истины.
Ресторан, в который Хонджун отправил своих коллег, тоже был из списка, который ему так щедро предоставил господин Гарднер в их первый день знакомства, находился на востоке города, как и их отель, особо не выделялся внешне, однако, судя по количеству посетителей, был довольно популярен. Одна лишь проблема, как понял Хонджун по прибытии, то был ресторан китайской кухни.
У входа стояли его коллеги, куря и что-то ожесточённо обсуждая. И когда Хонджун вышел из такси, Даон первым делом набросился на него.
— Это что?
— Что?
— Китайский ресторан.
— Я не знал, что он китайский.
— Ты вообще что-нибудь знаешь?
Хонджун огляделся, ресторан был небольшим, но опрятным и очень симпатичным, и судя по окружающим домам и улице, украшенной красными фонарями и вывесками с иероглифами, тут жило много китайцев.
— Господин Гарднер дал мне список этих ресторанов. Я просто иду по списку.
— Не спихивай своё невежество на этого большеносого. Он тоже, умник, хорош. Прожил столько лет в Корее, разговаривать не умеет, так теперь ещё решил нас оскорбить этим?
Отчасти Хонджун понимал причину его недовольства, и будь это японский ресторан, то скорее всего, он бы не стал и рта открывать, особенно принимая во внимание возраст сонбэ. Однако это не умаляло грубости и невежественности старшего по отношению к Хонджуну. И каким бы очевидно несправедливым не был Даон, остальные никак не реагировали на его слова, хотя тоже чувствовали себя весьма некомфортно.
— Послушайте, — Хонджун перевёл дыхание, ему так хотелось многое сказать своему уважаемому сонбэниму, но он понимал, что за это он получит презрительные взгляды остальных, и скорее всего кулаком по морде от самого Даона. — Не думаю, что господин Гарднер хотел оскорбить нас этим.
— Этот вонючий Гарднер, — процедил Даон сквозь зубы. — Вы что, друг друга в зад целуете?
Тэён хмыкнул.
— Почему ты его защищаешь? Ты пытаешься примазаться? Не вижу другой причины, почему он так усердно тебя нахваливает.
— Может быть, — тихо сказал Хонджун, — вы просто завидуете, что я на короткой ноге с начальством, а вы себя ведёте, как дикарь?
— Что ты сказал?
— Делайте, что хотите. Мне плевать. Жрите, что хотите и где хотите. У вас есть адрес отеля, не потеряетесь, — Хонджун сорвался с места и быстро пошёл по улице вверх, понимая, что если останется сейчас, то произойдёт что-то страшное.
— Эй! А ну вернись! — голос Даона становился всё тише, и сердце Хонджуна скоро успокоилось, поняв, что за ним никто не гонится. Свернув на более оживлённую дорогу, он поймал такси и отправился туда, где знал, что ему не придётся сдерживаться. Он понимал, что повёл себя как ребёнок, постыдно и трусливо сбежав оттуда, вместо того, чтобы как взрослые люди обсудить проблему и выбрать другой, менее оскорбляющий сонбэ ресторан, но разговор был возможен только с теми, кто готов этот разговор вести и даже выслушивать точку зрения, с которой они не согласны. Хонджун не намерен был слышать вздор Даона, а Даон — оправдания младшего, и уж точно обвинения в свою сторону о неподобающем поведении. Позорно сбежать казалось единственным правильным разрешением конфликта, или его избежанием, потому что решение не предполагало ничего, куда бы не входило физическое насилие. Простым языком, Хонджуну не станет легче, пока он не набьёт ему морду.
Когда он выскользнул из такси на авеню у пляжа Марубра, его лицо тут же упало. На прежнем месте было пусто, но Хонджун всё же решил подойти ближе, отдохнуть в одиночестве на плоском широком камне и послушать музыку. Каким же было его удивление, когда он увидел Минги. Сердце вдруг зашлось неровной поступью, Хонджун замер в нескольких шагах от него, не желая выдавать своего присутствия, и эгоистично насладиться этой картиной: Минги, сидящий на камне, облокотился на свои колени, потряхивая своей лохматой головой и слегка пристукивая ногой такт. Хонджун сделал шаг навстречу и осторожно коснулся горячего плеча Минги, он подпрыгнул от испуга, и широко улыбнулся, стоило ему увидеть, кто его побеспокоил.
— Хён, ты пришёл.
— Привет, — Хонджун встал, руки по швам, не понимая, куда ему девать своё неловкое тело, Минги тоже замялся, но спустя мгновение всё-таки обнял его, немного по-деревянному, и Хонджун ответил так же неловко, приподняв руки и похлопав Минги по спине
— А где все?
— Я совсем забыл сказать тебе, у хальмони Уёна же сегодня день рождения, так что он не придёт.
Хонджун хотел сказать, что у него тоже недавно был день рождения, но это показалось ему таким неуместным и эгоистичным, что он прикусил язык.
— А Сан и Юнхо? — вместо этого спросил он.
— Сан вместе с Уёном у них. Они... — Минги задумался, и подбоченился, глядя куда-то мимо Хонджуна, — довольно близкие друзья. Не разлей вода. Куда Уён, туда и Сан. А Юнхо отдохнуть решил после дороги.
— Ты ждал меня всё это время?
— Гм.
— Не нужно было, Минги.
— Теперь уже поздно. Ты пришёл.
Хонджун сел с ним рядом на камень и тяжело выдохнул.
— Я даже одежду сменную принёс.
Минги широко рассмеялся.
— Подошёл к нашей игре со всей серьёзностью, значит. Гм?
— Мы должны были отыграть ту партию, — наигранно заворчал Хонджун и скривил гримасу, на что Минги только хмыкнул.
— Отыграемся в понедельник. Придёшь?
— Если я не приду, значит, меня приковали наручниками к батарее.
— Коллеги продолжают пить кровь?
Хонджун не ответил, только подкопнул песок носком кроссовка и задумчиво посмотрел на заходящее солнце. Оно блестело накалённой до красна монеты, разжигая потухающие облака на горизонте.
— Ты сегодня неважно выглядишь, — сказал Минги, тихонько наблюдая за ним.
— День тяжёлый был. Поссорился с сонбэ, — Хонджун пожал плечами, как будто это ничего не значило.
Минги внимательно посмотрел на него, ожидая продолжения, но Хонджун не торопился рассказывать, считая, что это только его личное дело.
— Я всегда готов послушать.
— Ничего особенного, — несколько зло выдохнул Хонджун, и Минги легко толкнул его плечом, посмотрел обнадеживающе и по-доброму, отчего внутренности свернулись в комок. — Так, пустяки, честное слово. Мне кажется, сонбэ просто любит меня изводить.
— Ты ему не понравился?
— Просто я не целовал ему жопу, только потому что он мой сонбэ, вот ему и не понравилось. С тех пор жизни мне не даёт, — Хонджун сжал глаза, — поперёк горла уже.
— Это из-за возраста что ли?
— Да.
— Я не думал, что разница в возрасте такая серьёзная вещь.
— Слава богу, мы не в Корее. Если бы ты лебезил передо мной и откланивался каждые пять минут, я бы сошёл с ума. Я ничего против уважения старших не имею, но иногда это переходит все грани разумного. Чувствую себя беспомощным, пустым местом, хотя мы с ним работаем в одной компании, и я по сути даже не его подчинённый.
— Я думаю, он просто гондон конченный.
Хонджун уставился на него огромными глазами.
— Такие люди везде есть, знаешь, — Минги откинулся на камень, с лёгкой улыбкой наблюдая за волнами и заходящим солнцем. — Стоит почувствовать малейшую власть, они из тебя все жилы вытянут. Так уж получилось, что старшие над вами какую-то власть имеют.
— Я так устал от этого говна.
Минги приподнял брови в удивлении.
— Не знал, что ты умеешь ругаться.
— Многоуважаемый Ким-сонбэним кого угодно доведёт.
— Хотелось бы на него посмотреть.
— Поверь, не нужно. Я уверен, он начнёт тебе нотации читать о том, что ты забыл корейскую культуру, критиковать твоё поведение и скорее всего ещё посмеётся над твоим выговором.
— Я смешно разговариваю?
— Нет, нет, Минги. У тебя отличный корейский. Просто, этот Ким Даон ... Ладно, ты ещё разговариваешь. Уёна он бы сожрал с потрохами.
— Уёну бы не было до него дела. Он бы, наверное, даже обрадовался.
— Почему? — Хонджун заинтересованно наклонился к Минги, ожидая продолжения. Ему нравилось, что их разговоры заходили чуть глубже, чем обсуждение, почему мятное мороженое с шоколадом не имеет никаких прав на существование.
— Это больная тема, хён, — Минги тяжело выдохнул и лёг на камень. Хонджун сидел рядом, чувствуя жар его бедра своим, и то и дело поглядывал на Минги. — Тебе наверное кажется, что здесь рай. Все мы тут свободные, беззаботные, без ограничений и предрассудков.
— Я не думаю, что тут рай, — солгал Хонджун, чувствуя, как стыд разливается по шее. Австралия стала для него страной противоречий. Он чувствовал свободу там, где раньше не мог дышать, но волновался там, где раньше не задумывался о своей нетаковости.
— Гм, обманываешь ведь.
— Ну, может, немного. Мне ведь не с чем сравнивать, только со своей страной.
— У нас тут свои проблемы, особенно у иммигрантов, особенно если внешне ты отличаешься, и определённо не выглядишь как кто-то, кто мог принадлежать этой стране. Ясное дело, что тут по сути все иммигранты, кроме самих местных natives, — Минги перешёл на английский, начав путаться и замещая некоторые слова, которые, как понял Хонджун, он не знал. — Хотя, если так уж посудить, мы вообще все тут иммигранты, и те кто приплыл сюда триста лет назад, и те кто пришёл пятьдесят тысяч лет тому назад. Все мы из Африки вышли в конце концов, — тут Минги одёрнул себя и смущённо улыбнулся, глядя на Хонджуна, что слушал его с замиранием сердца. — Прости, заговариваюсь опять. В общем, успеешь тут настрадаться от бесконечного прессинга, когда тебя не хотят на работу брать или квартиру тебе сдавать по причине, что ты мордой лица не вышел.
Минги устало хмыкнул.
— Поэтому Уён отвергает всё корейское, он считает себя австралийцем, и никем иным, потому что эта его корейская сторона ничего ему хорошего здесь не принесла, кроме буллинга в школе и постоянных проблем. Когда государство постоянно тебя душит и хочет выкинуть тебя, а ты тут родился, это твой дом, куда тебе идти? В страну своих предков, к которой ты совсем никакого отношения уже не имеешь, кроме как воспоминаний своих прадедов? Какой же бред. Вот он и стоит на своём. Корейская культура ему как бельмо на глазу, у него как будто обида какая-то.
— А у тебя?
— Не знаю, у меня никогда не было тоски по «родине», назовём её так. Да и что «родина» для меня? Родина матери или родина отца? Или то место, где я родился? Это скорее ностальгия моих родителей и их воспоминания, ну и язык всё равно немного привязал меня к тебе, к той стране, которую я вряд ли увижу. Как будто что-то заочное, понимаешь? И язык такой редкий, что теперь он просто как фикция, что существует только в моей семье и с редкими людьми, что я пересекаюсь. И теперь ... теперь с тобой. Я рад, что мы с тобой познакомились. Мне теперь кажется, что это не только культура моей матери, но моя тоже. Немножко.
На последних словах Минги повернул голову и ласково посмотрел на Хонджуна.
— Откуда твой отец?
— С Таити.
Хонджун удивлённо и восторженно округлил глаза, и Минги широко улыбнулся. Он действительно был дитём мира. Сотканный из разбросанных по всему миру частичек.
— Да, лицом в маму, фигурой в отца. Ынги на него больше похож, тоже такой же чернобровый.
— Это поэтому ... — Хонджун вдруг замялся, не понимая, может ли задать этот вопрос, или это может оскорбить Минги.
— Что?
— Нет, ничего.
— Спрашивай.
— Нет, Минги. Это глупости.
— Спрашивай. Даже если вопрос дурацкий.
— Только, — начал Хонджун и прикусил язык. — Я ничего такого не имею. В смысле ... мне просто интересно. Просто ты более ... загорелый, чем остальные ребята.
— А, ты про это. Да, тоже в папу. И это лишь немного загар, я всегда такой смуглый.
— Это как-то мешало тебе здесь?
Минги задумчиво закусил губу.
— Если скажу, что нет, то навру. Если скажу что да, то наверное преувеличу. Бывали проблемы, и предвзятое отношение и всё остальное, но я, наверное, под счастливой звездой родился.
— Тебе не бывает одиноко? — спросил Хонджун.
— О чем ты?
— Я чувствую, что здесь я очень сильно отличаюсь от остальных, — наконец признался Хонджун. Было ли то осознание здесь своей нетаковости, или банальная тоска по дому, он не знал.
— Внешне или внутренне?
— Пожалуй, и так и так.
— Гм, — Минги задумался. — Иногда я конечно забываю, что выгляжу иначе, чем большинство. И когда люди начинают докапываться до меня по поводу моей национальности, я только потом вспоминаю, а, черт, я ведь не белый. Понимаешь? Как бы странно это ни звучало. Ты же не просыпаешься утром и первым делом думаешь, о, я кореец, пора на работу.
Хонджун засмеялся.
— Ты просто встаешь утром, чистишь зубы, смотришь на отражение, которое видишь всю свою жизнь, и не думаешь, что это что-то другое. Я не обращаю на это внимания, и никто не обращает, пока их носом не ткнут в их непохожесть. Да и потом, этот извечный идиотский вопрос «откуда ты»? А что мне сказать, откуда я? Отовсюду понемногу. Только людей-то ты не переубедишь, такие дураки везде встречаются. И ладно, дураки. Они могут искренне не понимать, когда что-то не то спрашивают, а есть та самая категория «с гнильцой». Вот с теми лучше вообще дел не иметь.
— Я понимаю, — Хонджун перевёл дыхание, вспоминая все гнусные высказывания Даона о местных. — Наверное, это в нашей крови, ненавидеть то, что от нас хоть сколько-то отличается.
— Но мы не животные, кто живёт только по зову крови, иногда мы ещё и головой думаем.
— Ключевое слово — иногда.
Минги хихикнул, заворожённо глядя на хмурого Хонджуна. Тот всё ещё куксился после тяжёлого дня, и сидел, оттопырив губы.
— Мне очень понравились Delispice.
— Правда?
— Гм, особенно Когда я слышу твой голос, когда я слышу твой голос , — напел Минги, улыбаясь, так сладко и масляно, Хонджуну захотелось, чтобы этот вечер не заканчивался никогда, и чтобы они с Минги сидели на камне, за день нагретом солнцем, пели друг другу песни и игриво друг над другом подшучивали.
— Она такая ... лиричная, — Хонджун с трудом подобрал слово. — Моя любимая.
— И моя теперь тоже.
Им снова стало неловко, и Минги отвёл взгляд, а Хонджуну захотелось сбежать как можно дальше, потому что от нагретого камня, казалось, разогрелось и его замерзшее в сеульской зиме нутро.
— Что ... что ты хочешь поделать?
— Можем мяч немного покидать.
— Я не принёс с собой ничего.
— Жаль. Но я всё равно бы переоделся. Мне кажется, я задыхаюсь в этом костюме.
— Ха-ха, а сам говорил, что нормально. Врунишка.
Хонджун раскраснелся ушами и как-то скоро отвернулся, заглядывая в сумку, чтобы вынуть вещи, но прежде всего, чтобы спрятать своё лицо. Мужчины ещё прежде не называли его ласковыми именами и никогда не делали комплиментов, поэтому внимание Минги и игривое его настроение льстило Хонджуну.
— Ничего, если я прямо тут переоденусь?
Минги огляделся по сторонам и дёрнул носом, дескать, раздевайся, никто не смотрит.
— Ты мог бы ... — Хонджун совсем раскраснелся, как пожарный столб, ещё немного, и прорвутся клапаны, заливая окрестности его распирающим смущением. — Отвернись, пожалуйста.
— Стесняешься меня? Ты же тоже парень, — острый язык скользнул между губами. Минги снова с ним играл, посмеивался, но совсем не зло, а даже так, как Хонджуну нравилось.
— Я просто ... — Хонджун не сразу смог подобрать достойной причины своего смущения. — Я очень тощий.
— Ну и что?
— Просто вы, парни, все такие подтянутые и загорелые, а я бледный. И хилый. Мне даже как-то неловко.
— Ты поэтому не стал тогда раздеваться?
Хонджун кивнул.
— Если хочешь, я отвернусь. Но знай, что я никогда бы над тобой не стал смеяться. Какие глупости.
— Спасибо, Минги.
Тот согласно и несколько задумчиво отвернулся, и Хонджун быстро сдёрнул с себя рубашку с майкой, натянул вчерашнюю футболку с металликой, и после переодел штаны.
— Завтра мы едем сёрфить, помнишь? Так что тебе все равно придётся посветить своей бледной задницей, — самодовольно улыбнулся Минги, когда они пошли к авеню по тропинке.
— Куда мы идём, Минги?
— Я сегодня не планировал, но раз уж у нас такие гости, поедем в бар.
— Что там?
— Ты пьешь, кстати?
— Алкоголь или в принципе?
Минги раскололся от смеха напополам.
— Почему ты такой смешной?
— Ты не уточнил.
— Конечно, алкоголь.
— Пью, только если компания хорошая.
— А со мной выпьешь?
Хонджун посмотрел на его светящееся довольной улыбкой лицо, и его лохматую голову. Ему вдруг захотелось уложить их, и просто потрогать и узнать, какие они наощупь, отчего он дёрнулся.
— Выпью.
Минги улыбнулся ещё шире.
— Отлично. Тогда поехали.
— Ты же на мотоцикле, тебе можно пить?
— Я только баночку пива.
Минги всучил Хонджуну шлем, и снял второй с руля. Должно быть, он планировал эту поездку с самого начала, а может быть, ещё со вчера, раз подготовил две.
— А мы можем ... — неуверенно начал Хонджун, — проехать по Харбор-бридж?
— Прости, хён, нам на восточной стороне. В другой раз, хорошо?
Хонджун взобрался на мотоцикл, и хоть Минги просил его держаться за него, как и в прошлый раз, он отказался, намертво цепляясь в сидушку и держась от Минги, как можно дальше, потому что каждое прикосновение и каждое осознание их близости обжигало и по-странному отдавалось сначала только в груди а после и во всем теле, как будто его подключили к гальванической машинке.
Бар оказался полуподвальным клубом, переполненным раскрашенными молодыми людьми в экстравагантной одежде, таких в Сеуле называли фриками, и они обычно собирались в закрытых клубах, тусовались ночью на Хондэ и распугивали стариков. Когда они втиснулись в толпу, Хонджун почувствовал крепкую руку на своей ладони. Минги обернулся, наклонился к нему и жарко прошептал в самое ухо:
— Не потеряйся.
На небольшой сцене, как на судёнышке в океане людей, парни играли какой-то панк-рок, Хонджун прежде никогда не слышал, они напомнили ему корейских Crying Nut своей дерзостью и небрежностью звучания, что только добавляло атмосферы в этот душный, пропитанный алкоголем и молодостью подвал.
Хонджун сунул руку в сумку и вынул фотоаппарат, делая снимок сцены, и после, немного неловко — Минги, радуясь, что он не заметил. Минги кричал слова песни вместе с толпой, и Хонджун поначалу просто неловко открывал рот, пытаясь подстроиться под него, а после, ухватив самые главные слова, выкрикивал их уверенно так громко и исступлённо, казалось, его легкие тоже вот-вот выпрыгнут.
Он не знал, сколько они так пропрыгали, толкаясь плечами и цепляясь ладонями то тут то там. Минги всё поглядывал на него, чтоб убедиться, что Хонджуна не унесло от него сумасшедшей пьяной толпой, как тихоокеанской волной, и уж точно не закрутило в водовороте смэша. Футболка пропотела насквозь, и по вискам пот тёк ручьями. Минги был такой же, блестящий от пота, раздухарённый и румяный, с сияющими в огнях сцены глазами.
— Подожди здесь, — Минги сказал ему, наклонившись.
— Куда ты?
— Увидишь, — Минги подмигнул ему и забрался на сцену со стороны барабанщика. Песня как раз завершилась, и увидев его, парни из группы начали его приветствовать и обнимать. Парень на соло гитаре закурил в перерыве. Все они выглядели как потасканные жизнью бедолаги: порванные джинсы, футболки с грязными принтами рок-групп, что были стилизованны вручную, как и у многих присутствующих, коротко стриженные крашенные в кислотный волосы, что, конечно же было вдохновлено Китом Флинтом и их дерзкими европейскими рейвами. Хонджуну стало интересно, была ли у Минги такая же короткая причёска, выкрашенная в ярко-зеленый.
— Ребята, у нас тут временная смена солиста! Ну, чего вы загудели, эй! — закричал солист, высокий парень с гитарой и выкрашенной в кислотный зеленый головой, побритой посередине, точь-в-точь повторяющей стиль Флинта. Он схватил Минги поперек шеи. — Он между прочим наш басист и солист, если вы забыли. Да, ублюдки, у вас у всех память отшибло. Никакой больше травы, бросайте эту дрянь!
Хонджун засмеялся, оглядываясь по сторонам, и как толпа начала волноваться и хохотать. Хонджун снова выделялся, но теперь своей обыкновенностью.
— Мать вашу, какие же вы все, ха-ха-ха, — закричал парень и тоже достал пачку сигарет. — Минги с нами больше не играет, но сегодня, раз уж так хочется, позволим ему выпендриться перед девчонкой, — Минги толкнул друга в бок и скользнул глазами по толпе в поисках Хонджуна, тот поймал его весёлый взгляд, и ему стало отчего-то неловко.
— У моего друга сегодня был дерьмовый день, — заговорил Минги в микрофон, — поэтому предлагаю бить всех расистских ублюдков по морде.
— ООООООООО! УУУУУУУУУУУ! — завопила толпа.
— НАХУЙ РАСИСТОВ!
— НАХУЙ!
— НАХУЙ ПРАВИТЕЛЬСТВО!
— НАХУЙ!
— НАХУЙ ПОЛИЦИЮ!
— НАХУЙ!
— НАХУЙ!
— НАХУЙ!
Хонджун не заметил, как начал кричать с остальными, чувствуя этот бесконечный дикий драйв и безумство толпы.
— ЭТО ОДИН ИЗ ТАКИХ ДНЕЙ!
— ЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕ! — толпа закричала в возбуждении, услышав знакомый трек.
— ПОКРИЧИТЕ ДЛЯ МЕНЯ.
— ОООООООООООО!
Минги поймал взгляд Хонджуна в последний раз, и ударили первые гитарные аккорды, но они были грязнее, жёстче, ближе и громче, чем на записи, отчего у Хонджуна волосы зашевелились от удовольствия.
— ЭТО ПРОСТО ОДИН ИЗ ТЕХ ДНЕЙ, КОГДА НЕ ХОЧЕТСЯ ПРОСЫПАТЬСЯ, — Минги двигался уверенно и грубо, значит его impromptu выступление у круглосуточного магазина вовсе не было ему в новинку, это было то, что он регулярно делал на публике. Он был совсем не похож на себя, на того смешливого и простого Минги, с которым он по вечерам играет в волейбол. Перед ним было что-то совсем другое, от чего кровь загудела в унисон низким басам. — ВСЕ БЕСЯТ, ВСЁ ПОЛНАЯ ХУИТА. И ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ ПОЧЕМУ, НО ТЕБЕ ХОЧЕТСЯ ОПРАВДАТЬ ЖЕЛАНИЕ ОТОРВАТЬ КОМУ-ТО БАШКУ. — Их звучание было не совсем похоже на чистый Limp Bizkit, они не копировали их, они их переиначивали на свой неоправданно рваный и расхлябанный лад, тяжёлый и дурной, что так подходил этому подвалу и этой толпе накуренных пьяных молодых. — И ВСЁ ОДНО ДА ПОТОМУ, ЧТО ОН СКАЗАЛ, ЧТО ОНА СКАЗАЛА, ПОЛНАЯ ХУЙНЯ. ЛУЧШЕ БЫ ТЕБЕ ЗАВАЛИТЬ ЕБАЛО ПОКА ЗУБЫ ЦЕЛЫ. — Минги становился совсем другим на сцене, казалось, вся та свобода, которой он ей обладал, сочилась из него, искрилась и разливалась во все стороны. От Хонджуна не могло скрыться, с каким восторгом люди смотрят на него, и как он наслаждается каждой секундой, впитывая в себя гром толпы тоже. Хонджун закрыл глаза и закричал вместе с Минги, пытаясь избавиться от всей той злобы и беззащитности, что скопилась в нем за последние дни из-за работы и одного конкретного Кима.
— Не будем терпеть это дерьмо! — закричал солист, когда песня окончилась, и толпа снова закричала. — Спасибо, получил свою минуту славы, а теперь проваливай, — парень игриво шлепнул Минги по заднице, на что тот только засмеялся. — Надеюсь дойдёшь до последней базы теперь точно.
Народ снова загудел, но они с Минги уже их не слышали, они протискивались к барной стойке, наспех сколоченной из каких-то круглых цистерн-бочек, с брошенной сверху отскобленной доской. Хонджун такой дизайн нашёл весьма занимательным.
— Хочешь выпить? Бутылочку пива?
— Я бы поел, если честно, — Хонджун не любил причинять неудобства, но его кишки уже свернулись в плотный клубок, и доставляли дискомфорт.
— Чёрт, тут у них ничего нет. Поехали в Маккас.
— Маккас?
— Макдональдс.
— Поехали.
Хонджуну не хватило духа спросить, вёз ли его Минги в клуб, только чтобы покрасоваться перед ним на сцене, или это была часть его культуно-развлекательной программы, и молча забрался на мотоцикл.
В Маккасе у побережья почти никого не было, только пара человек за столиком с детьми. Родители устало жевали картошку, пока молодняк бесился в уголке для детей.
— Ты давно играешь? — спросил Хонджун. Они заказали пару бургеров и пустую картошку.
Минги только смущённо покивал.
— Ты ... очень талантливый. У тебя здорово выходит. Ты играл с этими парнями?
Минги облизнулся и опустил глаза. Хонджун находил в его смущении что-то ускользающе очаровательное.
— Не долго на самом деле. Год всего, потом пришлось уйти, потому что на учёбе полный завал начался.
— У нас за такую самодеятельность могут из университета погнать.
— Серьезно?
— Ну, выговор сделать точно. Особенно за крашенные волосы, — Хонджун коснулся своих волосы. — Ты красился?
— Ага. Побрился почти налысо и залил все оранжевым.
— Ха-ха, я почему-то так и думал. Родители как отреагировали?
— Мама сказала, что я выгляжу как болван, а отец сказал, что как апельсин. В принципе, они оба правы оказались.
Хонджун все посмеивался, представляя, каким забавным был Минги со своим апельсиновым ёжиком на голове.
— Мне смелости никогда не хватит.
— Пока ты тут, ты должен попробовать.
— Не знаю.
— Потом вернёшься, покрасишь всё обратно в чёрный и готово. Ну, или налысо побреешься, — с какой-то странной мечтательностью протянул Минги.
— Мне не пойдет, я уже брился.
— Серьёзно?
— Да, в армии.
— Ох, точно. Мама говорила, что у вас это обязательно. И как тебе?
Хонджун тяжело выдохнул, делая большой кусок и медленно пережёвывая, то ли задумавшись, то ли пытаясь подобрать слова помягче.
— Мне повезло, — наконец сказал он. — Сидел в офисе и перебирал бумажки, поэтому деды меня не кошмарили.
— Из-за этой штуки с возрастом, у вас в армии наверное ещё хуже, чем обычно.
— От этой иерархии никуда не скроешься. Вся жизнь как армия.
— Переезжай к нам, — тихо сказал Минги. Отчасти непреднамеренно несерьёзно и может быть даже шутливо. У Хонджуна по спине прошёлся холодок. — Я помогу тебе с визой.
— Как поможешь?
— Выйдешь за меня замуж?
Хонджун хрюкнул от такой дерзости и намеренной глупости.
— Шучу, конечно, — стушевался он в следующий момент. — Но теперь у тебя есть тут знакомые.
— Я не знаю, Минги. Я никогда не думал о том, чтобы жить где-то кроме Кореи.
— Почему, если тебе там так плохо?
Хонджун остро и горько посмотрел на него. Он никогда не отрицал, что ему тяжело бывало в собственном доме, среди своих людей, в стране, которую ему было сложно любить, и ещё сложнее — ненавидеть, пусть иногда и хотелось. Ему захотелось выложить все, как на духу, рассказать о своём сжигающем одиночестве, о том, что последний год он каждый день думал о том, чтобы свести счёты с жизнью, и что поездка в Австралию стала его отдушиной, реанимиловала его и вернула его бездыханное тело обратно, и теперь он так боится возвращаться, потому что там у него ничего нет, кроме одного школьного друга двадцати пяти лет, и семьи, отношения с которыми стали даже несколько лучше, когда он уехал в другой город, что там он никто, а здесь у него есть чувство самости и существования, но как он не хочет верить в эти чувства, потому что боится, что попросту опьянён новой страной, и никогда не сможет стать частью этого места, и своим среди новых людей, и он обречён страдать в одиночестве в своей голове и своём теле до скончания своих дней. Но он ничего не сказал, прекрасно зная, что Минги его не поймёт. Он и не должен. Он нечто иное, рождённое не на той земле и взрощенное не теми людьми, он совсем иной. Ему хотелось бы, чтобы Минги его понял, казалось, его мнение важнее мнений всех остальных.
— Скажем так, я не могу оставить свою семью.
— Почему? — с искренним непонимаем посмотрел на него Минги.
— Может, в другой раз. Давай, поговорим об этом в другой раз, Минги.
Заметив, как настроение Хонджуна изменилось, Минги немного замешкался, но не прошло и пяти минут неловкого молчания, как он заулыбался, загоревшись какой-то идеей.
— Хён, хочешь попробовать кое-что супер странное?
— Здесь, в Макдональдсе?
— Да. Картошка фри с мороженым. Вкуснятина, закачаешься.
— Прости, Минги. Я опять немного не в себе, — выдохнул Хонджун, чувствуя усталость прошедшего дня и тяжесть от возвратившихся мыслей о его незавидном и расплывчатом будущем.
— Эй, всё нормально. Ну, что насчёт мороженого с картошкой?
— Какое-то гастрономическое извращение, если честно.
— Ха-ха, не то слово. Я обещаю, тебе понравится.
Больше они об этом не говорили, и Хонджун несколько приободрился после картошки и мороженого, странное сочетание которого оказалось на удивление приятным, даже интересным, которое он не прочь повторить еще раз. И если бы Хонджун был честным с собой, повторить только с Минги, потому что без него это пищевое безобразие как будто не имело никакого смысла.
Хонджун больше всего это в себе ненавидел: свою мнительность и податливость собственным настроениям и в особенности тяжёлым мыслям. Здесь, в Австралии, он несколько расслабился, перестав думать о своей жизни там, однако редкие столкновения, такие как сейчас, напоминали ему о том, насколько они разные. Несмотря на своё противопоставление Ким Даону и сложности взаимодействия, он находил это даже несколько заземляющим, потому что поведение сонбэ было ожидаемым, он был воплощением всего того, что Хонджун так в себе ненавидел, но общение с Минги приносило вместе со спокойствием и болезненное осознание того, что он не так уж сильно отличается от своих людей, и что никогда ему не найти этого баланса и самого себя, в себе и в мире.
До конца вечера они проболтали о музыке. Минги, заметив каким неспокойным стал Хонджун, больше темы переезда не поднимал, как и проблему культурных различий, и к концу вечера Хонджун снова убедил себя в том, что он всё испортил, чувствуя вину за свою излишнюю впечатлительность и эмоциональность.
Минги снова вызвался его подбросить, и они почти не разговаривали по дороге до отеля, хотя в прошлые разы Минги всегда норовил что-то спросить, пока они стоят на светофоре, как и Хонджун спрашивал его о том, что видит.
— Вот, возвращаю, — когда они остановились у круглосуточного магазина, Минги вынул сумочку с дисками и протянул Хонджуну альбомы Делиспейс и Оннине Ибальгван.
— Возьми свои тоже, — Хонджун суматошно вынул диск Limp Bizkit. — Посоветуешь что-нибудь?
— Конечно. Я специально нашёл для тебя the Cure, — Минги засмеялся, — странно звучит. Я подумал, раз уж ты Oasis любишь, то и эти тебе тоже понравятся. Ты слышал их?
— Никогда.
— Вот, — он протянул диск. На красном фоне был большой синий круг, Хонджун присмотрелся.
— Похоже на чернику.
— Ха, сам не знаю, что это. Можешь послушать седьмой, первый и одиннадцатый. Это прямо про меня.
Хонджун засмеялся и Минги несколько нелепо всунул диск в пластиковый кармашек.
— Хорошо. Я запомню.
— Посоветуешь мне что-нибудь?
— Гм, у меня с собой не так много. Можешь выбрать, что тебе больше нравится.
Минги задумчиво полистал, задерживаясь на незнакомых ему корейских исполнителях.
— У тебя Ким Хёнсика нет случайно?
— Откуда ты его знаешь? — удивлённо улыбнулся Хонджун.
— Мама его любит. Однажды поймала на корейском радио, и с тех пор требует диск. Я всё собираюсь его для неё выписать или купить в интернете, но у вас, ребята, Интернет — черт разберёшь.
— Оставь мне свой адрес, куда можно отправить посылку, и я отправлю, как вернусь.
— Спасибо, Хонджун.
— Вот, — Хонджун остановил рукой листающую конвертики руку Минги, — возьми этот. Если тебе понравились Delispice, эти тоже понравятся.
— Плачущий орешек? — хмыкнул Минги.
— Их первый альбом очень хорош.
Время подходило возвращаться домой, и хоть сегодня воздух между ними был тяжёлый и густой из-за долгого непростого дня и сложных разговоров, Хонджун все равно не хотел уходить. Рядом с Минги было лучше, чем находится наедине со своей головой.
— Мы завтра едем на пляж. Ты не передумал?
— Нет, — Хонджун заранее готовился к тому, что его коллеги снова начнут возмущаться.
— Я заеду за тобой в восемь утра.
— Во сколько?!
Минги широко засмеялся.
— Либо утром, либо вечером. Днём солнце будет палить слишком сильно. Твой чудный нос обгорит.
— Мне нужно загорать. И к тому же, нам не обязательно ехать туда сразу же. Мы можем пообедать и потом поехать, — Хонджун сам удивился своей дерзости, но сказанные слова было уже не вернуть обратно.
— Хорошо. Я заеду за тобой завтра в час.
— На этом месте.
— Да. Не проспи.
— До завтра, Минги.
— До завтра, Хонджун.
Как только Минги скрылся, Хонджун поставил альбом the Cure и включил первую в череде песню, седьмую, как ему и наказали. Названия он бы прочитать всё равно не смог, пару месяцев назад он имел неосторожность наступить на свой драгоценный плеер, крышка треснула, а мониторчик растёкся чёрным пятном. Выбрасывать было жалко, и Хонджун просто заклеил трещину строительным скотчем, что выглядело нелепо, но совсем скоро он даже полюбил свой плеер ещё больше. Самое главное, что он работал так же исправно, как и пять лет назад. По словам песни Хонджун понял, что то было о днях недели, и строчка Friday I’m in Love повторялась чаще всего, должно быть, она и была названием. И пусть он не был ни в кого влюблён, песня отозвалась в каждой клеточке его тела, и этот бесконечный нудный день закончился на хорошей ноте.
После Хонджун послушал первый трек и одиннадцатый уже лежа в кровати, так и засыпая с включёнными наушниками и думая о Минги и его неловких, но искренних попытках сохранить хрупкий, разваливающийся на глазах день.
Chapter 6: 11 ноября 2000, суббота
Chapter Text
Ночь шестая
Хонджун решил не выходить из номера до назначенного времени встречи с Минги, немного отдохнуть и послушать альбом Wish, но его планы нарушил настырный стук в дверь, который очень сильно отличался от элегантного нежного стука обслуживающего персонала. Некоторое время он это игнорировал, надеясь, что бесцеремонному посетителю это надоест, однако из-за двери раздался голос:
— Хён, открывай.
Не удосужившись одеться или как-то привести себя в порядок, Хонджун открыл дверь в чём был: в трусах и с наушниками на голове.
— Чего тебе, Тэён?
— Ты спишь что ли? Уже девять!
— У меня выходной, если ты помнишь.
— Сонбэ тебя требует.
— Откуда такая срочность?
— Он требует, чтобы ты присутствовал на завтраке со всеми остальными.
— Вы там все что ли головой поехали совсем? — устало прорычал Хонджун и сдёрнул наушники. — Я могу провести свой выходной так, как я хочу?
— Ты же понимаешь, как это всё выглядит со стороны?
— Как? Как будто я пользуюсь своим личным временем?
— Мы приехали в новую страну маленькой компанией, а ты как будто и знать нас не хочешь, — вкрадчиво заговорил он. — Всё время уходишь, как будто презираешь нас.
— Тэён ... — Хонджун терпеть не мог признавать свои ошибки, и уж тем более частичную праводу Тэёна. — Я вас не презираю.
Не встреть он Минги, то у него бы не осталось выбора, и ему пришлось бы стать частью более «слаженного» их коллектива.
— Ты как будто знать нас не хочешь.
— Я этого не говорил никогда. Мне просто нужно время наедине.
— Вот давай, мы вообще все разбежимся кто куда, как тебе такое?
— Почему бы и нет?
— Нет, Хонджун. Так не делается. И ты нас с Ёсаном подставил. Потому что мы теперь от них отойти не можем, без нас коллектив совсем развалится.
— Может, лучше бы мы и в самом деле разделились, — фыркнул Хонджун.
— Не вредничай. Пошли давай.
— Я не могу. Я сказал, что у меня были свои планы, — Хонджун хотел захлопнуть дверь, но рука Тэёна её остановила.
— Хён, ты бы лучше не шутил с этим придурком, — последнее слово Тэён прошептал и весь его облик будто скрылся в тени, — твоя отстранённость и подлизывание Гарднеру тебе потом боком выйдут. Он уже говорить начал. Всякое.
— Что он сказал? — Хонджун вспомнил изменившееся настроение Тэёна вчера.
Тэён сглотнул и оглянулся, убедившись, что в коридоре никого нет.
— Мы же видим, как вы с господином Гарднером близко общаетесь, — почти сахарно зашептал он. — Хью-сси вчера имел неосторожность похвалить тебя при всех, и у Даона просто крышу сорвало. Он считает, что вы с ним ... это ... ну ты понимаешь.
— Нет, не понимаю, Тэён. Говори прямо.
— Он считает, что Гарднер тебя трахает.
У Хонджуна даже дыхание поперек горла встало от такой возмутительной глупости, и выступил ледяной пот.
— Как ... — Хонджун потёр лоб, зажмурившись. — Как вообще такое могло в голову прийти. Что? Мы оба мужчины, что за бред собачий.
— О, хён, ты и правда в пробирке выращенный, — хихикнул Тэён. — Предлагаю тебе не скалить зубы перед Даоном, и сходить с нами на завтрак.
— Я тебе сказал, что у меня планы.
— Сходи на завтрак и прокатись тут в одно место, а потом иди куда хочешь.
Хонджун внимательно присмотрелся к Тэёну. Этот парень был не так прост, как ему казалось. Подлизывание и дружба с сонбэ была очевидно удобна и в будущем могла бы помочь ему пробиться по карьерной лестнице, но в чём профит связи с Хонджуном? Хонджун был старше его лишь на год, и они были практически на одном уровне, хоть этот год тоже играл определяющую роль в их отношениях. Дружба с Хонджуном не обещала ему продвижения, в офисе тот никакой властью не обладал, хоть и значился младшим менеджером. Хонджун был одним из многих, кого Тэён держал на вытянутой руке: достаточно далеко, чтобы не перегружать себя и достаточно близко, чтобы не потерять связь, которая может ему однажды пригодиться. Может быть, этот момент случайного удобства, наконец, настал.
— Тэён, скажи честно. Почему ты мне помогаешь?
По лицу Тэёна сложно было что-то прочесть.
— Я знаю, что господин Гарднер рекомендовал тебя начальству для нового филиала.
— О чем ты, — нервно выдохнул Хонджун. Если остальные узнают об этом, и что рекомендации случилась «за их спинами», Ким Даон сожрёт его живьём. Хонджун не хотел ни с кем делиться до непосредственного официального назначения, а если бы он отказался, то им и вовсе не нужно было знать об этом. Неизвестно, как бы они отреагировали на подобные «достижения».
— Вчера после обеда я хотел вытащить тебя на разговор, но вы так мило беседовали в конференц-зале.
— Что ты хочешь, Тэён?
Тэён наклонился, и Хонджун почувствовал, как его дыхание скользит вниз по шее, от чего он весь покрылся гусиной кожей, и ощетинился, как испуганный кот.
— Я хочу, чтобы ты ненароком упомянул, что я тоже очень талантливый и надёжный сотрудник, — Тэён поджал губы и хлопнул Хонджуна по груди. — Ты говоришь, какой я хороший, а я молчу о твоём повышении и помогаю тебе отвадить от тебя Даона. Я знаю, что ты хочешь его прибить.
— Тэён, я не могу так.
— Почему? Что тебе стоит сказать?
— Это как-то невежливо.
— Но вы, вроде как, подружки с мистером Гарднером, или мне кажется?
— Мы просто коллеги.
— Ты чего раскраснелся весь? Или подозрения сонбэ о вас двоих правдивы?
Хонджун затрясся от злости и выкинул руки, отталкивая от себя Тэёна.
— Пошёл ты нахер! Как ты вообще мог в это поверить? Господин Гарднер женат.
— А что в свое оправдание скажешь? Ты гей, Хонджун?
— Для тебя — хённим.
— Ох, теперь ты требуешь уважения, когда тебе это выгодно, да?
— Не переходи со мной на банмаль, ты понял?
— Ты слишком остро реагируешь, я и правда ненароком могу поверить в то, что ты трахаешься с мужиками.
— Заткнись. Я попрошу его. Я скажу господину Гарднеру о тебе. Только замолчи, я умоляю тебя. Это так отвратительно, не могу это слушать.
На лице Тэёна расцвела самодовольная приторная улыбка.
— Так-то лучше. Выходи на завтрак. Мы тебя ждём.
Хонджун закрыл за ним дверь и бессильно стукнул кулаком. Ему потребовалось некоторое время, чтобы переварить то, что только что произошло. Пак Тэён, знающий о его возможном переводе в новый австралийский филиал, случившийся благодаря господину Гарднеру, Ким Даон, пустивший слух о том, что у них с Гарднером неподобающего толка сексуальная связь. Хонджун почувствовал подступающую тошноту и дёрнулся в туалет, но ничего не вышло, как и ожидалось, в его желудке не было даже воды этим утром. Хонджун устало откинулся на унитаз, так и сидя на полу, отчего-то позволяя этим мыслям заполнить себя. Представляя как господин Гарднер наклоняется к нему или прикасается к нему, как мужчина прикасается к женщине, и ему замутило ещё сильнее, потому что эта мысль не показалась ему отвратительной. Она показалась ему такой же странной, как и вчерашнее гастрономическое извращение, предложенное Минги, что на вкус оказалось вкуснее чем он мог себе представить.
— Соизволили почтить нас своим вниманием. Опять сбежишь без прощания? — хмыкнул Даон, когда Хонджун появился в ресторане на первом этаже, где мужчины сидели за своим привычным завтраком из тостов, яиц и чёрного кофе. Отель предлагал ещё йогурт с фруктами и орехами, но коллеги решили, что это был слишком бабий завтрак, и остановились на яйцах с сосисками. — Как объяснишь свой позорный побег вчера?
— У меня была мигрень.
— Вот как, — Даон покивал. — Тебе неинтересно, что было дальше, после того как ты ушёл?
Хонджун хотел было сострить снова, стрельнул глазами в Тэёна, тот неотрывно смотрел на него. На самом деле, Хонджуну было глубоко насрать, где они ужинали и что делали по завершении ужина, в каком баре пили и каких женщин облапали, нарвались ли на неприятности или спали спокойным сном в своих постельках.
— Где вы ужинали? — спросил Хонджун.
— Мы нашли хорошее место с морскими продуктами.
— Хорошо.
— Адресок не нужен? — спросил Даон.
— Я не ем морские продукты, — солгал Хонджун. Он просто хотел, чтобы этот разговор закончился поскорее. — Какие у вас планы на сегодня?
— Мы хотели сегодня съездить на пляж Бондай и в океанариум, — сказал Охёк, так же отстранённо, как и всегда, глядя на Хонджуна. Теперь, когда Хонджун знал, о чем они говорят в его отсутствие, ему стало интересно, как его отношение поменялось к Хонджуну, несмотря на то, что их интрижка с мистером Гарднером была лишь идиотской выдумкой Даона.
— Куда вы хотите сначала поехать? — спросил Хонджун, садясь за стол. Мужчины удивлённо переглянулись, не ожидав такой относительно доброжелательности и сговорчивости от колючего и неуважающего никого Хонджуна. Тэён только хмыкнул, заметив изменения в настроении своего хённима.
— На пляж, пока не очень жарко.
— Хорошо, поедем на пляж. Дайте мне позавтракать и мы возьмём машину. Или вы можете ехать туда первыми, я подъеду, как закончу.
Даон наблюдал за ним искося, не спуская с него подозревающего взгляда.
— Какой ты сегодня послушный. Что случилось? — спросил Даон.
— Я просто отдохнул и выспался.
Хонджун не стал напоминать им о том, что у него были планы после обеда, полагаясь на эффект неожиданности и случайный побег, ориентируясь по ситуации. Сейчас он не хотел портить относительно спокойную обстановку.
— Так дело в твоём отвратительном поведении было лишь в том, что ты не выспался?
— Получается, так, Ким-сонбэним.
Даон хмыкнул, а после поднялся и пошёл на улицу, чтобы покурить, и остальные тоже потянулись за ним. Тэён поднялся последним и показал Хонджуну большой палец, продолжая улыбаться самой говноедской улыбкой.
Возможно, причиной тому был выходной день или хорошая погода, но Даон был менее придирчивым, да и от Хонджуна сегодня практически ничего не требовалось, он лишь помог им купить напитки на пляже и спросить, где находится туалет и душевые. Все оставшееся время Хонджун в одиночестве ходил вдоль воды, наблюдая за почти битком набитым пляжем, переслушивал альбом Wish, чувствуя какую-то ненасытность и желание впитать в себя каждую ноту, фотографировал пляж, и то и дело поглядывал на часы, боясь, что опоздает на встречу с Минги. Парень никак не выходил у него из головы. Хонджун всё ещё чувствовал липкую вину за испорченный вечер, и бесконечно скучал по Минги. Ему хотелось поделиться эмоциями об альбоме, спросить, понравились ли ему Crying Nut, и просто посмотреть на то, как Минги улыбается. В одно мгновение у него промелькнула мысль о том, чтобы рассказать ему об этих возмутительных слухах, что начал Даон о них с господином Гарднером, чтобы они вместе над этим посмеялись, но его опять начало мутить, то ли от отвращения, то ли от волнения и страха. Прежде Хонджун редко замечал за собой такое состояние, только пару раз в армии, объяснения чему он так и не нашёл, да и не пытался.
Купание под палящим солнцем совсем скоро наскучило, и ещё не было одиннадцати, когда они закончили с пляжем и решили продолжить своё приключение в океанариуме. Хонджун хотел отказаться, потому что время встречи с Минги неминуемо приближалось, однако решил, что сначала должен разобраться с билетами в океанариум, чтобы к нему меньше цеплялись. Вчерашний побег оставил только неприятное чувство в кишках.
Океанариум Хонджуна особо не интересовал, голова была занята одной лишь предстоящей встречей, он быстро справился о билетах, раздал их коллегам, объяснил, где есть туалет и к кому обращаться в случае чего, чувствуя себя ответственной мамочкой, которая наказывает своим детям вести себя хорошо, кушать три раза в день и обязательно подтираться после того, как они сходят в туалет. Сам же Хонджун намеревался сбежать, пока коллеги будут с открытыми ртами разглядывать рыб.
— Куда ты? — обратился к нему Тэён, так как был самым наблюдательным. — Опять сбежишь?
— У меня планы, если ты помнишь.
— Что я им скажу? — Тэён кивнул на троицу, что уже поворачивали в другую комнату.
— Что угодно, просто позволь мне уйти.
— Скажу что у тебя диарея, — мерзко хихикнул Тэён.
— Да как угодно.
— Не забывай про господина Гарднера.
— Я поговорю с ним в понедельник.
— Я запомню, — Тэён остро на него посмотрел и наконец выпустил предплечье из крепкой хватки, которое Хонджун ещё долго потирал, до тех самых пор, пока его такси не остановилось около круглосуточного магазина недалеко от их отеля.
У тротуара был припаркован пустой синий пикап с парой досок в кузове. Хонджун с любопытством осмотрелся, подошёл ближе, заглядывая в кузов, где нашёл ещё большую сумку и пластиковую бочку, полную воды.
— Нравится? — глубокий горячий шёпот встряхнул Хонджуна, и тот резко повернулся, закрывая красное ухо. Минги засмеялся, и глаза его спрятались за тонкими полумесяцами. — Пить хочешь? Зашёл газировки купить.
Он протянул ему банку колы, и Хонджун вцепился в неё дрожащей рукой.
— Ты в порядке?
— Напугал ты меня.
— Ха-ха. Ну как, достаточно полюбопытствовал?
— Это твой пикап?
— Конечно, нет. Отцовский.
— Что насчёт байка?
— Это я на свои кровнозаработанные купил, — с гордостью сказал Минги и подмигнул.
Хонджун жадно припал к банке газировки, и позволил себе немного поразглядывать Минги, пока тот не видел. Сегодня Минги был в свободной большой футболке, джинсовых шортах по колено и таких же чёрных конверсах. Почти такой же наряд, что и у Хонджуна, но Минги выглядел в этом намного лучше и привлекательнее.
— Ты голодный? — спросил Минги.
— Очень.
— Ну что, пообедаем сначала? Потому что нам до того места все равно часа полтора ехать в лучшем случае.
— Хочешь меня на другую сторону континента отвезти?
— Типа того, — улыбнулся Минги. — Чтобы ты никуда не смог сбежать.
Они сели в пикап, и Хонджун снова на него засмотрелся, не понимая, почему с каждым днём ему всё сложнее противостоять этому. Как будто если он опустит глаза от Минги, то всенепременно упустит что-то важное.
— Что ты хочешь на обед?
— Вчера я привёз коллег в китайский ресторан, сонбэ взбеленился и отказался там есть. Но мне интересно, какая там еда.
— Адрес есть?
Хонджун вынул из рюкзака блокнот и протянул Минги.
— Отлично, — подмигнул он. — Поедим жареной лапши. Откуда у тебя адрес?
— Коллега по работе посоветовал.
— Гм.
Минги включил музыку. Старенький проигрыватель не поддерживал диски, и им пришлось покрутить радио. Отыскав какую-то рок станцию, Минги удовлетворенно щёлкнул пальцами.
До ресторана они добрались довольно скоро, всю дорогу играли Guns and Roses и британский рок, который, как оказалось, они оба очень знали и очень любили, хотя половину композиций Хонджун и слышал впервые, в основном the Cure и Radiohead, которые по какой-то причине прошли мимо него, он все равно не отказал себе в удовольствии мычать в такт вместе с Минги. Тот поняв, что Хонджун пропустил, тут же пообещал ему при следующей встрече передать пару альбомов.
Ресторан оказался очень уютным, хоть и небольшим, и принадлежал он пожилой супружеской паре китайцев, что приехали сюда ещё в восьмидесятом, не желая мириться с местными запретами, и воспитав в Австралии троих своих детей, которые теперь обучались в технологическом университете Сиднея, о чем они сами благодушно рассказали, стоило лишь гостям похвалить их еду и выглядеть заинтересованными, и даже показали фотографию своих отпрысков, что висела прямо над стойкой у кассы.
— Жаль, конечно, твоих бестолковых коллег, — сказал Минги, вытирая салфеткой рот. Они попробовали жареную лапшу, пельмешки с говядиной на пару и даже холодные овощи супинь, что особенно понравились Хонджуну. — Кухня тут отменная. Тебе какая нравится?
— Наверное, всё таки, люблю корейское, — признался Хонджун, хотя сегодняшний обед правда был очень вкусным. — А ты?
— Я просто поесть люблю.
Хонджун коротко посмеялся.
— Ты умеешь готовить?
— Умею. Мама любит заниматься кухней, и в общем, — Минги вдруг стыдливо отвёл глаза, — она нас всех разбаловала, так что много чего теперь есть невозможно. Только своё. Вот и пришлось мало помалу научиться.
— Повезло, должно быть, твоей подружке, — сказал Хонджун, и внутри стало горько от своих же слов. Минги странно на него посмотрел и рассмеялся.
— Нет у меня подружки.
— Ты очень красивый парень, найдёшь без проблем.
Минги тихо выдохнул и с какой-то грустью в глазах посмотрел на него. Хонджуну стало интересно, сталкивался ли Минги с проблемами в отношениях. Как видят его люди? Находят ли его привлекательным? Какой он в глазах окружающих, и понимают ли они хоть часть того очарования, что Хонджун видит в нем?
— А у тебя? — спросил Минги после долгой паузы.
— Что?
— У тебя есть подружка?
Хонджун поёрзал на стуле и сделал глоток лимонной воды из стакана, лишь бы не встречаться глазами с Минги. Ему вдруг стало так стыдно за свои неудачные отношения, ему показалось, что Минги может чувствовать и знать, по какой постыдной и отвратительно жалкой причине они на самом деле расстались.
— Нет.
— Почему? Ты тоже очень красивый парень. Какие у тебя оправдания?
На что Хонджун только фыркнул и раскраснелся пуще прежнего. Он хотел сказать, что на самом деле, это потому что он низкий, тощий и выглядит как идиот. Но понял, что это должно быть, будет несправедливым к Ынми и Йевон, что искренне его обе любили. Сказать, что дело совсем не во внешности, а в его нутре, его Ким Хонджуновском безразличии и не понимании природы человеческих привязанностей кроме семейных, что закладываются в нас будто бы по умолчанию, в его физической неполноценности и неспособности испытывать удовольствие от обыкновенной человеческой любви и телесности.
— Нет, Минги, дело не во внешности, — грустно улыбнулся Хонджун. — Я готовить не умею.
— Я искренне верю, что каждому в этом мире найдётся что-то своё. Если ты не умеешь готовить, значит тебе нужен кто-то, кто умеет.
Как он хотел сказать, будешь ли ты готовить для меня, Минги. Он видел, как Минги ждал этого. Эта фраза застыла между ними в воздухе, зацепилась за кончик языка. Этот глупый флирт был таким же ожидаемым, как и вчерашнее предложение выйти замуж.
— Научи меня быть таким же позитивным, — вместо этого сказал Хонджун.
— Запросто! — Минги коротко рассмеялся и подпрыгнул на ноги. — Для этого нам нужно сначала немного походить после обеда.
— Ты куда?
— У нас ещё куча времени до вечера. Я всё-таки настаиваю, чтобы мы поехали туда чуть позже, потому что вечером волны помягче. Боюсь, что тебя укачает.
Минги приобнял его за плечи.
— Что дальше?
— После обеда обязательно нужно выпить чашечку кофе, чтобы взбодриться.
— Кофе на меня не действует, к сожалению, — признался Хонджун.
— Ах, вот почему ты такой грустный, — Минги приподнял его лицо за кончик носа. — Попьёшь со мной ради вкуса. Идёт?
— Идёт.
С рукой Минги вокруг своих плеч Хонджуну стало даже легче и без всякого кофе, потому что Минги был большой и тёплый, и все время пытался его рассмешить. Хонджуна снова и снова относило потоком в тяжёлые размышления о жизни, будущем, себе самом, и чего он в этой жизни достоин, но каждый раз, погружаясь туда глубже, чем намоченная пятка, он пытался выдернуть себя настоящим моментом, смотрел на голубое небо, или на деревья, или на Минги, который снова чем-то увлёкся, и кажется, начал рассказывать ему про аэродинамику, но Хонджуну это нравилось. Ему все нравилось в Минги, даже то, что он не понимал и то, чего он боялся.
По дороге до пляжа пришла очередь Хонджуна говорить, и Минги выпытал у него всё, что успел. Из какого он города, есть ли у него братья и сестры, в какую школу ходил, и на каких мультфильмах вырос, какой у него любимый альбом металлики, и есть ли у него аллергия на пыльцу. Хонджуну было невдомёк, почему кому-то могут быть интересы все эти ничего не значащие мелочи, эта бестолковая бытовуха, в которой не было абсолютно ничего примечательного. Но он рассказал. Рассказал про старшего брата, и про свой крошечный городок на восточном побережье, и как там было тоскливо жить, пока он не переехал в Сеул, что он любит чёрный альбом, и как он был потрясен смертью Клифа Бёртона. Минги слушал, и то и дело поглядывал на него со своим особенным выражением лица, с мягким хитрым прищуром узких глаз, и приоткрытыми губами в улыбке, и как он порой зажимал кончик своего языка зубами или облизывал губы.
Постепенно городские кварталы сменились промышленными постройками и совсем скоро истлели в редкие фермерские угодья с обширными засеянными полями пшеницы и кукурузы, вперемешку со скотоводческими угодьями, саванами и полупыстынями. Их разговор тоже постепенно истлел, когда Хонджун ответил на все вопросы Минги, а тот на все его вопросы, они естественным образом оба умолкли, наслаждаясь молчаливой компанией, красивым видом, и ветром, бьющим их через приоткрытые окна.
— Там много людей? — спросил Хонджун, когда Минги свернул с шоссе на грунтовую дорогу, поняв, что до пляжа осталось совсем немного.
— Нет. Будем только мы с тобой. Про это место никто не знает, — Минги подмигнул. — Мы нашли его с братом пару лет назад, оказалось, волны отличные. И акул нет.
— Акул нет, — вторил Хонджун и весь покрылся гусиной кожей. — Я совсем о них забыл.
— Не волнуйся, ха-ха, — добродушно и беззаботно посмеялся Минги. Как будто этого человека уже ничего не пугало. — Сейчас не сезон, и в этом районе их нет. Даю руку на отсечение.
— Или на откусывание ...
Минги захохотал во всё горло и поймал весёлый взгляд Хонджуна, внутри снова стало тепло и спокойно, как будто бы вместе с улыбкой и присутствием Минги в Хонджуна проникало это странное чувство, что с ним всё будет в порядке.
Пляж находился за небольшой насыпью, а с обеих сторон был закрыт массивными чёрными скалами, его не было видно со стороны шоссе, возможно именно поэтому тут не было даже местных сёрферов энтузиастов или дикого купания. Они спустились на пикапе вниз, ближе к воде, где песок был ещё тверже, смешанный с глиной и камнями, и Минги вышел из машины, первым делом достав мешок из кузова.
— Вот, это тебе, — он протянул Хонджуну чёрный гидро-костюм. — Это костюм Ынги, надень, чтобы не пораниться и не обгореть.
— Спасибо, Минги.
— Вы примерно одной ... комплекции, так что должен быть тебе как раз.
Хонджуну стало немного не по себе, и он снова подумал о том, какой он хилый и несуразный, раз костюм тринадцатилетнего брата Минги подходит ему в пору.
— Можешь переодеться пока, я не смотрю, — хмыкнул Минги, вынимая доски из кузова. Хонджун тут же юркнул за пикап, разделся до трусов и втиснулся в узкий костюм, с трудом вывернулся и застегнул молнию на спине. Когда пришла очередь Минги переодеваться, Хонджун отчаянно смотрел на волны, как будто бы они были намного интереснее, чем полуобнаженный Минги за его спиной.
— Сначала мы с тобой отработаем движения на береге, а потом пойдём в воду.
— Хорошо, Сон-сонсенним.
— Ха-ха, Ким-хаксен.
Всё было в новинку, Хонджун даже не имел представления, какой большой будет доска, и какой она будет по весу. Он неловко её дотащил ближе к берегу, подгоняемый одухотворённым учителем Соном.
— Ложись вот так и греби, — Минги лёг на доску и начал делать движения руками, загребая невидимую воду. — Остался бы тут, я бы тебя так натренировал. Закачаешься.
Через пару минут Хонджун уже начал уставать, чувствуя дискомфорт в плечах. Должно быть благодаря частому сёрфину у Минги были такие развитые мышцы плеч и спины.
— Теперь, самое главное. Мы будем учиться подниматься на доске. Вот так упираешься руками и подпрыгиваешь. Сначала одну ногу, свою рабочую, так скажем, а потом выкидываешь вперед вторую. Не выпрямляйся сразу, иначе ты потеряешь равновесие. Чем ты ниже, тем легче удержаться. Понял?
— Понял.
Они повторили так, ещё и ещё, пока у Хонджуна не заныли бёдра. Он уже и не вспомнил бы, когда последний раз занимался спортом, наверное это было в армии. С тех пор кроме работы и стресса ничего не занимало его тело.
— Ещё раз.
— Ещё раз.
— И ещё.
Хонджун восторгался тем, как Минги это просто даётся, как его тело сгибается и принимает все эти позы и формы, от которых у Хонджуна сводит мышцы и сосущее под ложечкой чувство стыда, которое уже настолько обособилось от самого Хонджуна, что приняло форму отдельного органа.
— Давай теперь на воде попробуем. Не волнуйся, если не получается. Иногда нужно несколько недель, чтобы научится скользить. Хорошо?
— Спасибо, Минги.
Хонджун в последний момент спохватился и кинул очки на песок, поняв, что потеряет их как только занырнёт, и побежал за Минги, который уже стоял по пояс в воде. Они немного помучились у берега, где вода не достигала и плеч, а Минги, казалось, и вовсе была по пояс, и после Минги наконец потянул его глубже, туда, где волны были чуть сильнее и осязаемее, а не белой размазанной пеной. Отгребли от берега почти на две сотни метров, и Минги приказал разворачиваться. Он сел на доску, с ногами по обе её стороны, а Хонджун остался лежать, измождённый движениями и большой водой, просто наблюдая за Минги.
— Скоро подойдёт, — Минги посмотрел на него. — Устал?
— Очень.
— Ещё пару часиков потерпишь?
— Куда же я денусь.
— Приготовься, гребём вместе с волной, — Минги обернулся, увидев, что вдалеке взбугрилась вода. — Чёрт, выйдет больше, чем я ожидал. — Насчёт три. Раз.
Хонджун обернулся и вцепился руками в края доски, слегка приподнимаясь.
— Два.
Началось какое-то движение, и Хонджун почувствовал что их медленно и плавно толкает к берегу. Он подобрал под себя ноги и снова посмотрел на Минги.
— Три!
Хонджун неловко подскочил, но не удержался, сбиваемый с ног волной. Вода нагло протиснулась в нос и рот, и он выпрыгнул на поверхность, фыркая и кашляя. Минги был неподалеку. Он смеялся и махал рукой.
— Живой?!
— Жи— кха-кха— живой!
— Давай ещё раз попробуем, — Минги подплыл к нему, их доски столкнулись. — Ты как, в порядке?
Хонджун забрался на доску и лёг на неё, прижимаясь щекой. Минги засмеялся и коснулся его мокрых волос. От этого движения внутри снова дёрнулось, будто солёная вода, которой он наглотался, просилась наружу.
— Черт, я только сейчас понял, что вижу тебя без очков. Тебе нормально?
— Немного расплывается, но не смертельно. Что? — Хонджун отвёл глаза, поймав пристальный взгляд Минги на себе. Тот скользнул рукой вниз на его плечо и после поторопился разорвать касание.
— Ничего. Просто ты смешной. Ну что, готов на второй заход? Не хватайся за края доски, отталкивайся ладонями, вот так. Помнишь?
На второй и третий, и даже на четвёртый заход Хонджун благополучно чертыхнулся в воду, даже не успев понять, что делает не так. Но Минги продолжал его подгонять и повторять, что ему не нужно резко выпрямляться, и что он должен чувствовать, куда его кренит, чтобы удержать баланс. И вот когда настал десятый раз, с самой щадящей волной, и Хонджун удержался на ногах, ему наконец открылось это щекочущее волнительное чувство, Минги с гордостью смотрел на него, уверенно стоя на доске, похожий на морское божество. Минги закричал во весь голос, как вчера на концерте, и Хонджун поддался, вклиниваясь в этот крик своим диким воплем. И пусть это была крошечная волна, и пусть он выглядел со стороны как совершенный распоследний дурак, океан в его глазах выглядел достойный таких громких дурацких переживаний.
После первой удачной попытки, Хонджун не был намерен останавливаться. И возможно, то было подпитанное победой чувство самоуверенности, а может быть, желание ещё раз увидеть и удивить Минги, поймать на себе его взгляд и посмотреть, как ловко он скользит по волнам, но больше он не смог оступиться, и не позволил себе упустить ни единой волны.
Совсем скоро, несмотря на всё бурлящее удовольствие, мышцы уже ныли, и нос начало щипать от обилия солнца, хотя будь его воля, он бы провёл весь день и всю ночь в этой маленькой бухте, рассекая упругие синие воды.
— Минги, я, пожалуй, закончу на сегодня, — перевёл он дыхание.
— Я ещё тут немного побуду, — Минги ободряюще коснулся его плеча. — Ты не против? Я давно не сёрфил.
— Конечно.
Хонджун поймал последнюю волну, скользя до самого песка, и ощутил всю тяжесть своего тела, стоило ему ступить на твёрдую землю. Он вернулся к пикапу, напился воды, пока живот не заболел, надел обратно очки, которые едва отыскал в песке, взял фотоаппарат и снова подошёл ближе к воде, наблюдая за Минги, парящем на сверкающих золотых волнах, и сделал несколько снимков. Тело наполнилось негой и приятной усталостью от физической нагрузки. Он давно не ощущал такого напряжения в своих мышцах. Ему следовало бы заняться спортом, но нескончаемая работа, усталость, да и общее нежелание продолжать своё существование, откладывали это занятие на неопределённый срок, а точнее на «никогда». Он совсем по-детски загадал, что если когда-то и в самом деле окажется здесь, и станет таким же загорелым сиднейцем, то обязательно займётся сёрфингом в качестве извинения за все потраченные годы.
Решив, что подобное пристальное разглядывание местных серфингистов может быть слишком уж невежливым, Хонджун решил подняться по песку чуть выше, туда, где они тренировались грести. Стянул верх костюма, отпуская его висеть спереди, как фартук, и позволяя себе немного погреться на солнце, лёг на песок и откинулся на локти, лениво наблюдая за Минги.
Должно быть, так и ощущался рай. Море в лучах золотого часа, тёплое прикосновение песка, вкус соли на языке, и конечно кто-то, о ком волнуется сердце: компаньон, друг или близкий человек, рядом с которым, время кажется перестаёт идти, но движется так бесконечно быстро, что и дня мало, и недели, и месяца и десятков лет, чтобы насытиться их присутствием. Ему подумалось, что от Минги он бы, наверное, никогда не устал. Ему хотелось проводить каждую секунду с ним, видеть его лицо утром, смотреть на него так долго, как только возможно, прикасаться к нему и чувствовать его тёплые ладони на своих руках. Неужели, это всё может быть так просто.
Минги, казалось, был в своей стихии. И если бы существовал ребёнок, взращённый морем, как дитя дикой природы Маугли, воспитанный волком, то это был бы Минги. Вода любила его. Он отдавал ей своё сердце, самозабвенно в ней растворяясь, а она давала ему всё, что ему было нужно. Как и вода, рождённая из тысяч перевоплощений, собранная со всех уголков земли, так и Минги был воплощением целого мира, пригоршней воды, сотканной из капель с каждой точки планеты.
Солнце неторопливо опускалось к горизонту, когда Минги решил возвратиться на берег. Хонджун торопливо и стыдливо натянул на себя костюм и поднялся навстречу.
— Ну, как? — запыхаясь, спросил он, глядя на Хонджуна. С его волос капала вода и таяла на груди, и Хонджун сделал усилие, чтобы оторваться от ткани гидрокостюма, которая очень плотно прилегала к его сильному телу. — Отдохнул? Вижу, позагорал немного.
— Прости, что я так рано сдулся. Я успел позабыть, каково это — плавать в море.
— В океане!
— Точно, — Хонджун засмеялся и снова посмотрел на Минги, тот был похож на огромную мокрую собаку, довольную и счастливую, что играла весь день на улице. — В океане.
— Ну что, поужинаем где-нибудь?
— Тебе не надоело ещё со мной возиться? — Хонджуна вдруг снова прострелила острая неуверенность, прямиком сквозь грудную клетку. Он тут же одёрнул себя, но сказанного не воротишь.
— О чём ты говоришь, — даже несколько оскорбленно ответил Минги. — Мне очень нравится проводить с тобой время, хён. Ты ... с тобой очень интересно.
— Спасибо, Минги. Мне очень приятно, что ты возишься со мной. Я даже не надеялся, что найду здесь друга.
— Ох, мы уже друзья!
— Черт, извини, не стоило. Я ... поторопился ... — Хонджун поспешил закончить эту неловкую сцену и быстрым шагом пошёл к машине.
— Хён! Ха-ха, хён! Постой, — веселился Минги. Он поднял доску и тоже неловко побежал за ним, увязая в песке. — Я тоже. Я тоже рад, что встретил друга.
— Прости, я последнее время сам не свой, — признался он, поняв, что снова переусердствовал с эмоциями. — Сам на себя не похож. Я как будто ... стал какой-то истеричный. Слишком много всего.
— Гм. Новая страна?
— Я как будто другой человек здесь, понимаешь? — Хонджун поднял на него глаза. Он хотел признаться ему в том, что с ним происходит что-то необъяснимое, что он чувствует то, что не должен, что он думает о том, о чем не думалось никогда, что он мечтает о чем-то недостижимом, что ему слаще и горше здесь. — Как будто всё выкрутилось на максимум.
— Эй, всё нормально. С такой работёнкой и такими коллегами я бы наверное давно скопытился. А ты держишься бодрячком.
Хонджун ответил слабой улыбкой, и от слов Минги стало чуточку легче.
— Давай переодеваться. Вот бочка пресной воды, я обычно вожу, чтобы сполоснуться. После воды липкий весь, да и волосы, — Минги приподнял сухую смятую как пакля прядь, — все смялись.
— Прямо здесь?
— Да, а что? Тут нет никого. Или ты опять стесняешься?
— Зад я при тебе точно мыть не буду.
Минги широко оскалился. Он пододвинул бочку к краю открытого кузова, всучил Хонджуну ковш со сломанной ручкой, а сам пошёл чуть вверх по дюне, чтобы оставить Хонджуна наедине со своей стеснительностью. Тот быстро разделся, сдёрнул трусы и облился нагретой за день водой, вымыл голову и лицо, чувствуя, как с кожи будто бы снимают слой усталости. Вытерся полотенцем и оделся. Когда вернулся Минги, Хонджун уже сидел в машине и перебирал свои диски в сумочке. Он услышал, как заплескалась вода, несмотря на то, что он всячески сопротивлялся этому чувству, его глаза скользнули на боковое зеркало, в котором он увидел Минги. Разумеется, его тело выглядело так, как и было положено этому идеальному в отношениях всех своих неидеальностей Минги. На загорелом теле остались чуть посветлее следы от шорт, а предплечья наоборот были более тёмными, чем все остальное, но не так заметно. Теперь, обнаженный, он казался ещё более недостижимым и невозможным. Хонджуну показалось, что время будто бы замерло, увязло в песке вместе с ногами Минги. Хонджун тяжело сглотнул, чувствуя, как во рту стало сухо, а живот скрутило с новой силой, и когда Минги развернулся, являя ему свою грудь, живот и член в тёмном пятне волос, Хонджун неспокойно затрясся, и тут же опустил глаза, суматошно пролистывая диски в сумочке, прекрасно понимая, что это отпечаталось на задней стороне его век.
— Ну что? — Минги запрыгнул в машину и тряхнул мокрыми волосами. — Поехали. Ты в порядке?
— Мне кажется, я немного перегрелся на солнце, — промямлил Хонджун. На самом деле, не произошло ничего экстраординарного. Он и прежде видел обнажённых сослуживцев и пацанов в общей душевой, когда учился в школе. Это никогда не тревожило его, потому что он предпочитал не смотреть. Потому что смотреть всегда означало сравнивать. Хонджун не комплексовал по поводу размера, и те несколько девушек, что были у него, никогда не жаловались, но как и для остальных мужчин, это всегда было чем-то определяющим. Чем-то, чего никто не видел, но о чем все знали каким-то непостижимым образом. Он завидовал тем, у кого было больше, или может быть, даже форме, но предпочитал об этом не думать, потому что это никогда не приносило ничего кроме дискомфорта. Хонджун предпочитал оставаться один наедине со своими проблемами и со своим среднестатистическим пенисом. Но с Минги это вдруг оказалось несколько иначе. Он как будто увидел его совсем в ином контексте. Не в контексте общественной душевой, а в контексте любовников, что делят кровать. Хонджун задумался над тем, как его видели его бывшие девушки. Его снова замутило. Тогда он впервые подумал о том, как двое мужчин делают это. Он знал о существовании «таких мужчин». Это было что-то вроде городской легенды. Это были «те мужчины», что гуляли ночью по пустому городу в поисках таких же мужчин. Хонджун предпочитал не думать о них, потому что ничего о них не знал. Мать говорила, что они больны. Отец говорил, что они грешники. И Хонджун только надеялся, что однажды эти мужчины найдут покой, чувствуя странную тоску и боль там, где не должен был.
— Что хочешь на ужин? — спросил Минги. Они уже были на шоссе, и он долго не отваживался нарушить тишину, увидев, каким задумчивым стал Хонджун.
— Что-нибудь простое.
Минги постучал пальцами по губе.
— Может, сэндвичи? Есть одно классное местечко, мы там в этом году день рождения мой отмечали. Случайно нашли, так что я непрочь туда ещё раз сходить.
— Когда у тебя день рождения?
— В августе. А у тебя?
— В ноябре.
— Шутишь! Какого числа?
— Седьмого.
Минги резко затормозил, и Хонджун дёрнулся, едва не ударившись головой о переднюю панель. Эксцентризма Минги было не занимать. Он уставился на Хонджуна огромными глазами.
— И ты не сказал ничего?
— К слову не пришлось.
— Да что такое. Это что же было ... — Минги сделал пару мысленных математических упражнений. — Во вторник? Ты отмечал?
— Времени не было, мы только приехали, да и я страдал от недосыпа.
— Это не дело. Нет, нет, нет. Мы должны это отметить!
— Не нужно, Минги. Это обычный день как и все остальные.
— Нет! Это твой день рождения в другой стране! Это очень важное событие. Вдруг у тебя никогда больше такой возможности не будет. Вот скажи, сколько ты дней рождения отмечал в Австралии? НИ. ОДНОГО. Я прав? — раздухарился Минги, и Хонджун даже поддался его эмоциям, и уже не мог отыскать ни одного разумного аргумента, почему день рождения на самом деле бестолковый и ненужный день.
— Так. Мы всё решили. Завтра. У меня. Позову парней. С меня алкоголь и закуски. Идёт?
— Мне кажется, или ты просто искал повод закатить вечеринку? — хитро улыбнулся Хонджун, и Минги расплылся в широкой довольной улыбке.
— Как хорошо ты меня знаешь.
Когда они вернулись в город, на улицы уже опустились сумерки, и воздух наполнился вечерней прохладой, оседая мурашками на спине. В забегаловке с сэндвичами было не протолкнуться. Хонджун с интересом осмотрелся, подмечая очень стильный интерьер в стиле американских закусочных шестидесятых: с черно-белым кафелем на полу, металлическими хромированными стульями с круглыми красными подушками у стойки, много света, плакатов со старыми товарами, и конечно диванчики. Они с Минги сели у стойки, чтобы хоть куда-то втиснуться, заказали два сэндвича с сыром и две холодные, пузырчатые почти до хруста колы.
— Как тебе, — с полным ртом спросил Минги.
— Гм, гм, — Хонджун только покивал, пережевывая огромный кусок. То ли виной тому была компания в лице Минги, то ли проведённый на свежем воздухе день у океана, но сэндвич показался Хонджуну неописуемо вкусным. Самым вкусным сэндвичем из им когда-либо съеденных.
— Подожди секундочку, я сейчас, — с этими словами Минги отлучился, одному богу известно, куда, и через минуту, что было очевидно несколько больше обещанной секундочки, перед Хонджуном оказался кусок шоколадного торта с воткнутой туда свечой.
— С днём рождения тебя. С днём рождения тебя! — пропел он. С днем рождения хён. Прости, миёккука у нас тут нет, но тортик нашёлся.
Хонджун поднял глаза, чувствуя, как всё внутри дрожит.
— Минги ...
— Загадай желание, — он вынул из кармана зажигалку и щёлкнул кремнем. — Загадал?
— Это всё так неожиданно, — мокро прошептал Хонджун. Таких простых глупостей для него никто прежде не делал, и он бы и не вспомнил, когда ел торт на день рождения и уж тем более задувал свечки. Возможно то был последний год старшей школы, и родители купили ему торт с девятнадцатью свечками, а дальше были только попойки с друзьями и какие-то совершенно бессмысленные безвкусные будни.
— Я поджигаю?
— Постой, — Хонджун взял его за предплечье и закрыл глаза, услышав смех Минги. Только если бы он мог остаться в этом моменте, с запахом шоколадного торта и теплом другого человека, которого по какой-то совершенно странной причине не всё равно, с ощущением кожи под пальцами, окружённым простой любовью, если бы только никуда больше не нужно было бежать, а просто быть и знать, что всё с тобой в порядке, и что у тебя всё будет хорошо.
— Загадал.
Минги щёлкнул зажигалкой, Хонджун закрыл глаза и коротко дунул.
Я хочу чтобы Минги остался рядом со мной. Хотя бы на эти две недели. Я больше не смогу отыскать никого, как он.
Минги захлопал в ладоши, ещё несколько человек, заметив торжество, одобрительно похлопали и поздравили с днём рождения, Хонджун совсем раскраснелся, и чтобы хоть немного отвлечь себя, вгрызся в свой сырный сэндвич, понимая, что если не сделает этого, то всенепременно расплачется. А торт они оставили на сладкое, и пусть Минги отнекивался и ни в какую не хотел отбирать куска у именинника, Хонджун настоял, но ему пришлось скормить одну ложку Минги, как маленькому ребёнку, потому что по-другому он есть отказывался.
— Я завтра заеду за тобой, хорошо?
Они остановились у круглосуточного, и Минги заглушил двигатель. Двигаться совсем не хотелось, и тело наполнилось приятной леностью. Если бы Хонджун был немного пьяненьким, он бы наверное положил голову на плечо Минги и уснул, убаюкиваемый его теплом.
— Спасибо, Минги. Честно говоря, — Хонджун осмотрелся. — Мой отель немного в другом месте.
— Ты не хочешь, чтобы твои коллеги видели нас? — Минги оказался так близко, наклонился к нему, перетянувшись через рычаг передач, и Хонджун сглотнул, сводя глаза, чтобы увидеть лицо Минги. Ему показалось, в машине стало так жарко, что у него запотели стекла очков.
— Я боюсь, что они заставят меня познакомить тебя с ними, — шёпотом сказал он.
— А ты этого не хочешь?
— Я не хочу, чтобы ты слышал их вздор.
Минги облизнул губы, его глаза скользнули куда-то вниз и он отстранился. Что они оба делали. С этими глупыми прятками они скорее походили на двух любовников, чем на друзей.
— До завтра, Хонджун.
— До завтра, Минги.
Вернувшись в номер, Хонджун хорошенько вымылся, почти до боли растирая себя грубой мочалкой, чтобы содрать остатки долгого дня и странное ощущение, которое теперь как будто бы отдавалось в самих костях, смешанное с тягучей горячкой.
Выйдя из душа, Хонджун встал напротив зеркала, вытер его полотенцем от осевшего пара и принялся разглядывать себя со всех сторон, вспоминая каждую деталь тела Минги, и как сильно они отличались, несмотря на то, что оба были мужчинами. Какими широкими были его плечи, какими мощными были его бёдра, каким большим был его член. Хонджун зажмурился и растёр лицо полотенцем, оно раскраснелось пуще прежнего и теперь пульсировало.
Он опустил глаза на свой член, который теперь был едва виден в отросших волосах. Хонджун пытался не обращать на него внимания, воспринимая эту часть тела, как что-то функционально придаточное, не имеющее никакой другой задачи кроме мочеиспускания, особенно в последние пару лет, когда он перестал испытывать даже что-то отдалённо напоминающее возбуждение. Хонджун всегда полагал, что у него было заниженное либидо, может быть, из-за рабочего стресса, а может быть это было природное, как часть естественного отбора, чтобы после себя Хонджун мог не оставить ровным счётом ничего. Он вынул триммер и аккуратно подстриг волосы, член теперь выглядел не так жалко и даже в несколько раз больше. Он взял его в руку, как делал тысячи и тысячи раз, но в этот раз в его голове мелькнуло необдуманное сравнение. Он представил, что это рука Минги. Та самая рука, в которой поместятся две ладони Хонджуна. Он вспомнил как Минги крепко держал его в том полуподвале, когда они протискивались сквозь толпу, и как его рука почти исчезла в его ладони. Голова вдруг закружилась, Хонджун резко выдохнул и прошёл в душ, снова игнорируя, что начал возбуждаться. Потому что это не было похоже на возбуждение с женщинами. Это было похоже на что-то странное, дикое, неизведанное и опасное, то, от чего Хонджун хотел убежать при первой встрече с Минги, то, о чем он не позволял себе думать, возведя вокруг этого высокую стену, что выдержит любое столкновение.
Вот только даже тысячелетние скалы тают под ласками мягких вод.
Chapter 7: 12 ноября 2000, воскресенье
Chapter Text
Ночь седьмая
Хонджун проснулся в странном горячечном состоянии. Ему было мало места в своём собственном теле, и кожа будто стала туже и меньше на два размера. Он захотел снять её, как гидрокостюм, испытывая нестерпимый нервный зуд. Устало откинул одеяло и понял, что проснулся с тем, с чем не просыпался уже последние пятнадцать лет. Как будто из вредности, а быть может, виной тому была старая привычка, Хонджун проигнорировал своё возбуждение и решил избавиться от него холодным душем, потому что оно никогда не приносило ничего кроме разочарований. Он вообще редко мастурбировал, лишь в короткие моменты тревоги, чтобы отвлечься или расслабиться, но оргазм всегда давался с таким трудом, и с годами все сложнее, что в какой-то момент это стало приносить больше раздражения, чем расслабления, и эту затею он решил оставить насовсем.
Позавтракал на первом этаже в полном одиночестве опостылевшей sunny side-up яичницей и свиными сосисками. К счастью, никто из его коллег не спустился, видимо, наслаждаясь выходным утром или болея с похмелья. Хонджун, подскочивший ни свет ни заря, решил не тратить время, и провести день наедине с собой, чего не случалось очень давно. Он наслаждался компанией Минги и его друзей, но ему нужен был хотя бы один день, чтобы перезагрузиться и неторопливо погулять по городу, к тому же, погода пока позволяла, хоть синоптики и пугали надвигающимся штормом ближе к концу следующей недели. Хонджун вставил новые батарейки в плеер, зарядил катушку в фотоаппарат и вышел из отеля в восемь утра, не имея ни малейшего представления, чем ему занять себя до шести вечера, когда за ним должен был заехать Минги.
Хонджун решил не тратиться на такси и воспользоваться общественным транспортом, а заодно поглазеть на город из окна автобуса. Добираясь до первого места назначения, здания королевы Виктории, он изучил буклетик с картой Сиднея, что умыкнул на первом этаже отеля и распланировал посетить художественную галерею нового Южного Уэльса, зоопарк Таронга, и даже если хватит времени, исследовать океанариум, из которого он так позорно сбежал, сверкая пятками, от своих дотошных и вредных коллег, хотя само место ему понравилось, однако он не выдержал бы и десяти минут в их компании.
День прошел без чрезвычайных ситуаций, весьма спокойно и с удовлетворённой усталостью, его телефон прозвенел лишь однажды, около обеда, когда коллеги, одновременно с ним прогуливающиеся сейчас в центре Сиднея, побеспокоили его, чтобы он помог им разобраться с меню одного из рестораном, в котором они решили отобедать. Точнее, то был Охёк, даже не всезнающий и донимающий всех Тэён, а Охёк, с которым Хонджун едва ли обменялся десятком слов за эти дни. Возможно, причиной тому была наигранная скромность Тэёна, а быть может, своей нарочитостью он хотел напомнить Хонджуну о их неписаном договоре, и о том, что Хонджун обязан ему разговор с господином Гарднером.
Сам Хонджун отобедал в ресторане индийской кухни, исщелкал двадцать кадров на улицах и на побережье, и даже попросил одного из прохожих сфотографировать себя, что случилось с ним впервые, и оставил шестнадцать на вечер.
Когда подошло время встретиться с Минги, он чувствовал себя уже таким уставшим, что еле стоял на ногах. В шесть ноль-ноль Минги припарковал свой пикап у магазинчика и улыбнулся ему широко и светло, выглядывая из кабины, у Хонджуна предательски защемило сердце, и усталость, прежде скручивающая его тело, куда-то мигом испарилась.
— Привет, хён, — Минги неловко напыжился, не зная, какую форму приветствия выбрать, в машине обниматься было не так удобно.
— Привет, — Хонджун смял улыбку и зачем-то коснулся его плеча. Минги раскраснелся, должно быть, от накопившейся жары, кондиционер в его стареньком пикапе не работал.
— Готов тусить?
— Ты много человек пригласил?
— Так-с, — Минги постучал пальцами по губе, другой рукой ловко выкручивая руль, что Хонджун нашёл очень привлекательным. — Будем я и ты, Уён и Сан, Юнхо и Саммер, его девушка. Ты не против?
— Нет, что ты. Буду рад познакомиться.
— Куда ходил сегодня?
Хонджун во всех красках, пусть и немного сбивчиво, рассказал о сегодняшнем дне, о исщелканной катушке плёнки, о звонке коллег ради перевода меню ресторана каких-то морепродуктов, о том, что ему на кроссовок уронил мороженое какой-то ребенок в зоопарке, и о том, как ему понравился хлеб в ресторане индийской кухни. Минги внимательно его слушал, то и дело поглядывал на него, поддакивал, когда слышал знакомые места и рассказывал совсем уж крышесносные истории, которые произошли с ним или его друзьями.
— ... потом представляешь, когда я пошёл до Куги, — переполошился Хонджун, вспомнив, как на него сегодня у побережья напала чайка, — она вцепилась своим клювом в фотоаппарат. Вот так. И как давай дергать. Упёртая попалась! — Хонджун зачем-то укусил себя за палец, увлёкшись историей, и Минги только засмеялся. — Хорошо, что он у меня был на веревке.
— Это Куджи, хён. Пляж Куджи, — Минги продолжал смеяться, поглядывая на него. — Скажи спасибо, что с пальцем остался. Чайки там дикие. Удивительно, что очки с тебя не сняли.
— Ох, ну простите, пляж Куджи, — хихикнул Хонджун и намеренно добавил, — но пляж Бонди мне больше понравился.
— Бондай.
Хонджун с прищуром посмотрел на него, улыбаясь:
— Я просто дразню тебя.
— Я знаю, — Минги подмигнул. — Предлагаю как-нибудь сходить в лунопарк. Вы там ещё не были?
— Нет.
— Тогда оставь это для меня.
Минги улыбнулся ему, и глаза его спрятались за узкими серпами луны, и внутри снова стало тепло и правильно, и кожа больше не стягивала и не казалась тесной, а ощущалась теперь как старая любимая футболка, которая подстроилась и изменилась под его тело.
Дом родителей Минги находился на юго-востоке города, в спальном районе, очень ухоженном и аккуратном, что Хонджун даже немного засмотрелся и загрустил. Здесь было так много пространства и воздуха, это напомнило ему о его родном городе и секторах с частными домами, которые после сменились тесными клетушками Сеула.
Они остановились у двухэтажного коттеджа, во дворе которого был пышно цветущий сад. Заметив интерес Хонджуна, Минги поманил его внутрь, посмотреть поближе.
— Мама всем этим занимается.
Вдоль живой изгороди, подстриженной аккуратным прямоугольником росли цветы, которых Хонджун прежде не видел. Он тут же вынул фотоаппарат и щелкнул крупный красный бутон, что рос в клумбе у крыльца.
— Какие тебе цветы нравятся? — спросил Минги.
— Бархатцы.
— Гм. Оранжевые такие?
— А ты откуда знаешь? — удивился Хонджун.
— Мама не только этим занимается, но и нас заставляет тоже. А ты думаешь, кто ей тут все копает и подстригает?
— Я думал, вы платите садовнику, — робко предложил Хонджун.
— Ха! — засмеялся Минги. — Мои старики, конечно, сейчас при деньгах, но тратят они их с великой неохотой. Зачем бы им платить какому-то незнакомцу, если есть два сына, которые сделают это за бесплатно?
— Считай это платой за жилье.
Минги закряхтел от смеха.
— Я не против, мне нравится в саду копаться. Чувствуешь себя частью природы сразу.
Они посмеялись и ещё немного поговорили про сад. Хонджун рассказал, как в его родном городе у них в саду росла груша, толку от неё не было, и она совсем не плодоносила, но мать оставила её только потому что та красиво цвела по весне.
— Не нужно недооценивать силу красоты, — сказал Минги, ещё раз оглядывая пышные цветы.
— А ты — ценитель, я посмотрю, — подшутил Хонджун, и тут же покраснел, поймав тёплый взгляд.
— Конечно, — он вздохнул, ещё раз окинул Хонджуна взглядом, — сфотографировать тебя?
— Что? — Хонджун даже немного растерялся.
— Ты уже три кадра на цветы потратил. А главного цветка не сфотографировал.
У Хонджуна изо рта вырвалось какое-то лающе-булькающее подобие смеха, и они с Минги раскололись хохотом, хватаясь за животы и игриво друг на друга поглядывая сквозь слёзы, и предложение сфотографироваться в цветочной клумбе совсем скоро было позабыто, хотя Хонджун ещё четверть часа краснел ушами, даже когда они вошли в охлаждённый кондиционером дом.
Хонджун не смог бы описать это странное чувство, но дом Минги ощущался как сам Минги: полный света и тепла, в нем сразу же захотелось остаться, побродить по комнатам и изучить каждую его детальку, а после — оставить её себе. Будь воля Хонджуна, он бы весь дом положил в карман, умыкнул бы вместе с Минги внутри, чтобы в особенно тяжёлые холодные сеульские вечера вынуть его и поразглядывать, пощупать его ковры, понюхать его цветы, почитать его книги, порассматривать его картины, полистать его винил.
— У вас тут много всего, — Хонджун скромно, но с великим любопытством осмотрелся. Главная дверь выходила в короткий широкий коридор, который соединялся с большой просторной гостиной с высокими прозрачными окнами, посередине стоял широкий диван, но к удивлению Хонджуна, телевизора не было. Он ожидал увидеть огромный ящик, однако там не было ничего кроме полки с книгами и винилом. Поняв озадаченность друга, Минги сказал:
— Родители телевизор не смотрят, — хмыкнул он, — ребята старой закалки.
Хонджун вгляделся в книги на полках, заполненных классикой или философскими работам.
— Это ты читаешь?
Минги тряхнул головой.
— Отцовское всё. Любит он поразмышлять на досуге.
— А ты?
— Мне кажется, думать слишком много — опасно для ментального здоровья, — Минги ткнул его пальцем в макушку.
— Ай! Я тут не причем.
— Ты выглядишь как тот, кто думает очень много.
Хонджун задумчиво уставился в корешки книг. Может быть, будучи подростком он воспринял бы эти слова как комплимент, как что-то, отделяющее его от других «бестолковых» подростков, но сейчас это ощущалось как болезненное напоминание, почему он так несчастен.
— Вот, ты опять это делаешь.
— Я хотя бы не отрицаю! — хмыкнул Хонджун, немного расслабившись. Он смущенно посмотрел на Минги, будто извиняясь за свою нерасторопность и излишнюю меланхоличность, и после снова вернулся к полке, надеясь отыскать там какой-нибудь бриллиант. В центре как раз на уровне его глаз оказалась фотография.
— Это ты? — воскликнул Хонджун.
Минги взял фото и позволил ему посмотреть поближе. На фотокарточке была его семья. Хонджун узнал вольер с коалами из зоопарка, что он посетил сегодня. На фоне густых эвкалиптовых листьев стояла женщина в белом платье в синий крупный цветок, с длинными волосами, коренастый высокий мужчина, темнокожий и чернобровый, на плечах которого сидел мальчишка лет шести, такой же чернобровый, как Минги и описывал своего младшего брата, а с краю, как будто слегка обиженный и неприкаянный стоял сам Минги, лет тринадцати. Он был высокий, угловатый и неловкий со своими непропорционально растущими конечностями, а на голове распушившийся ёжик коротких торчащих во всех направлениях волос.
— Как они познакомились? — спросил Хонджун, вглядываясь в их счастливые лица.
— Эм, — Минги как будто засмущался, — отец поехал в отпуск в Пусан, ну и в общем ... закрутилось у них как-то. Письма ей писал потом год наверное, сказал, что кучу денег на телефоны извёл.
Хонджун слабо улыбнулся, чувствуя распускающееся, как цветок, тепло внутри.
— А потом?
— Она приехала к нему в гости. Просто отдохнуть. Да так и осталась.
— Ты знал своих уэхарабоджи и уэхальмони? — тихо спросил Хонджун, внимательно глядя на него и думая о своих родителях. Ему стало интересно, как эта смелая женщина решилась оставить свой дом и перебраться на другую часть света. Неужели любовь к мужчине была настолько сильной, что она не побоялась оставить своего сердца там? Разорвать себя на две части, чтобы иметь хотя бы малейший шанс на счастье? Некоторая грусть наполнила его, ему было не понять, каково это, чувствовать и верить во что-то так же сильно. Доверить кому-то всего себя и всю свою жизнь.
— Уэхальмони приезжала к нам в прошлом году. Она живёт в Пусане со своей старшей дочерью и её семьей. А уэхарабоджи ... — Минги пожал плечами. — Он погиб в пятьдесят пятом.
У Хонджуна загудело в ушах. Быть может, они не были так непохожи, как ему казалось. И даже сквозь поколения и континенты их судьбы были связаны одной трагедией.
— Мне жаль.
— Уэхальмони говорит, что я очень на него похож, — улыбнулся Минги. — Так что хоть я его и не знал, мне приятно думать, что хотя бы так я на него могу посмотреть.
Хонджун сжал его предплечье.
— А ты на кого больше похож? — спросил Минги.
— На мамину младшую сестру.
— Шутишь! — засмеялся Минги.
— Нисколько! Я не знаю, как так гены сработали, что у меня буквально её лицо.
— Хотел бы я на это посмотреть.
— Один в один. Просто я с длинными волосами.
Минги как бы задумчиво потёр подбородок, с прищуром глядя на Хонджуна.
— Что ты делаешь?
— Представляю тебя с длинными волосами, конечно же.
— И как тебе?
— Как говорил Достоевский, красота спасёт мир.
Хонджун слабо толкнул его в плечо, посмеиваясь. Ему снова стало жарко.
— Хочешь мою комнату посмотреть?
Странно тёплое чувство наполнило его грудь, ему привиделась маленькая безобидная фантазия, он в старшей школе, ему семнадцать, и его одноклассник, в которого он немного влюблён, пригласил его к себе домой после занятий, пока родители не вернулись. Хонджун тряхнул головой, не понимая, откуда у него вообще взялась эта странная мысль. Мальчишка, влюбленный в мальчишку. Должно быть, виной тому была романтическая манга, которую он иногда почитывал за неимением новых номеров любимого сёнена.
Они прошли на второй этаж, и Минги повёл его в конец коридора. Комната была небольшая, но по-своему уютная, в ней было так много Минги, что Хонджун невольно улыбнулся. Стены закрыты плакатами рок-групп, в углу рядом с музыкальным центром стояли две гитары: электронная и классическая, стол с компьютером в другом углу, и аккуратно заправленная кровать. Минги подошёл и завалился на нее, широко расставив ноги.
— Иди сюда.
Хонджун неловко подошёл и сел рядом.
— Я что-то устал сегодня, — признался Минги. Хонджуну отчего-то снова стало жарко и он потянул ворот футболки. Бедро Минги, оголённое в коротких шортах, тесно прижималось к его, такому же голому и влажному от пота, оно было горячим, но приятно горячим, таким, что Хонджуну захотелось прижаться к нему ладонью, смять упругую плоть, и зачем-то коснуться этого бедра щекой.
— Во сколько ребята приедут? — сглотнув плотный ком, еле выговорил Хонджун.
— В семь. Мы сегодня пиццу закажем, ты не против? Готовить совсем не хочется.
— Конечно, — Хонджун осторожно лёг рядом, и теперь не только их бедра, но и их плечи плотно прижались друг к другу. Минги повернул голову, и его лицо оказалось как-то неподобающе близко.
Мы оба мужчины.
Хонджун позволил себе посмотреть на Минги, хотя в любом другом случае отвернулся бы, спрятал глаза, или быть может, даже ушёл. Но сегодня ему было так тепло, неторопливо и несколько лениво, что он сам поддался этой лености, расслабился и посмотрел на Минги в ответ. Его глаза были тёмные, и в тускнеющих лучах заходящего солнца, почти непроглядные, по-животному чёрные.
— Ты посмотрел те песни, что я тебе советовал? — тихо спросил Минги.
— Гм.
— Тебе понравилось?
— Очень.
— Хён, — выдохнул Минги из самой глубины, и его горячее дыхание легло на щёки Хонджуна, внизу живота, там, между ног, куда Хонджун старался лишний раз не заглядывать, снова что-то предательски дёрнулось. С ним, определённо, происходит что-то странное.
— Минги.
Взгляд Минги скользнул вниз и снова в глаза Хонджуна, и тот, почувствовав странную страшную дрожь, вдруг закрыл глаза, вместо того чтобы убежать, не зная, что они собираются делать, но желая поддаться Минги и позволить ему. Позволить что угодно. Доверить ему свою жизнь и самого себя. Как будто тело Хонджуна больше ему не принадлежало, но будто бы он впервые обрёл над ним полную власть.
Раздался звонок в дверь, ленивый и медленный. Минги вдруг выругался и поднялся, оставляя лежать Хонджуна на кровати. С закрытыми глазами и в полнейшем недоумении, что он делает.
— Ребята приехали. Пойдём.
Хонджун подождал ещё пару мгновений, пустым взглядом уставившись в потолок, и лишь спустя пять минут, услышав, как дом наполнился голосами и присутствием других людей, спустился вслед за Минги.
— Хонджун! Давно не виделись, дружище! — Уён снова обнял его всем собой и даже взъерошил Хонджуну волосы, как будто его совершенно не смущал тот факт, что Хонджун старше его на семь лет. Как позже понял Хонджун, все они, Уён, Сан, Минги и Юнхо были примерно одного возраста, именно поэтому им посчастливилось оказаться в одно время в колледже, где и случилась их тесная связь.
Когда обмен короткими любезностями с Уёном и Саном закончился, к нему наконец подошёл Юнхо. Позади него неловко топталась такая же высокая, как и Юнхо, девушка азиатской внешности, большеглазая со слегка оттопыренными ушками, что Хонджун нашёл весьма очаровательным.
— Привет, наконец-то познакомлюсь с тобой, — Юнхо протянул ему руку для пожатия, но вдруг сконфузился, руку одернул и коротко поклонился. — Чон Юнхо.
— Ким Хонджун.
— Слышал, ты теперь вместо меня с ними играешь.
— Ну, я вряд ли хорошая замена.
— Минги без ума нахваливал, как хорошо ты принимаешь подачи, — Юнхо поиграл бровями.
Хонджун опустил глаза, чувствуя, как пульсируют уши. Минги на них не смотрел, он занялся рассматриванием своего дома, как будто оказался здесь впервые.
— Я — Цзинь Хунли. Можно Саммер, — девушка протянула ему руку, и Хонджун коротко пожал её. — Учусь с этими оболтусами.
— Очень приятно. Ким Хонджун.
— Юнхо сказал, что вы из Сеула?
— Да.
— Как вам Сидней? Уже осмотрелись? — говорила она очень вежливо, и Хонджун, привыкший к неформальному общению с остальными, даже немного растерялся.
— Мне кажется, двух недель недостаточно, чтобы насладиться в полной мере.
— Окей, ребята, — прервал их Уён, — как вы разлюбезничались, ты посмотри. Давайте, мы уже начнем. Потому что я умираю с голоду. Я с утра ничего не ел.
Уён потряс четырьмя коробками с пиццей, перетянутой верёвками.
— Почему ты не ел ничего? — поинтересовался Сан несколько взволнованно.
— Дел было невпроворот. Пойдемте.
Он по хозяйски пошёл в гостиную, должно быть, это был не первый раз, когда они были в гостях у Минги. Однако, Минги не чувствовал никакого дискомфорта и позволял друзьями такие вольности, что Хонджун нашёл очень занимательным и непривычным.
Расположившись на полу гостиной и разложив пиццу, они сели кругом, и Хонджун оказался зажат между Юнхо с одной стороны и Минги с другой, снова чувствуя его своим коленом то здесь то там, что снова его странно встревожило. В этот раз даже эмоциональные рассказы Уёна о том, как он в прошлом году подрабатывал бариста в кофейне, и от стресса у него начали выпадать волосы, не помогали, чтобы отвлечься от монументального присутствия Минги по его левую сторону. Несмотря на то, что Юнхо был так же тесно прижат к нему коленом, Хонджун даже не замечал этого.
— И потом она приводит своего сына, пацану лет восемь, наверное. Пацана трясёт, он весь нервный, глаза на выкат, вот так, — Уён выпучил глаза. — И начинает на меня орать, что её сыну плохо. Я говорю, а я тут причем? Она мне выдает, так потому что он кофе пил ваше сраное, — Уён манерно скривился, пародируя клиентку. Рассказывать истории он был мастак. — Смотрит мне прямо в лицо и орет на все кафе. Народ уже глазеть на нас начал. Я говорю, я не продавал ему кофе, в чем проблема. А она такая, я дала ему попить и ему стало пло-о-о-охо-о-о-о! Это ты-ы-ы, узкогла-а-а-азый, ему что-то намешал! Не видишь ниче своими зенками-и-и!? Я ей сказал, дамочка, ничего я вам не мешал кроме вашего засраного кофе, вы сами сынулю своего напоили, а теперь обвиняете меня. В итоге она вынудила меня позвать менеджера, посетители сами уже притомились от её криков, кто-то пацану протянул стакан воды попить, чтобы он быстрее оклемался, а она не дала это сделать, сказала, что мы его отравить пытаемся. В итоге пришёл менеджер, выслушал её, пообещал меня уволить, и отправил её восвояси. Эта грымза потом ещё пришла через два дня, проверить, уволили меня или нет. И снова закатила скандал, когда поняла, что менеджер ей наврал. В итоге эта овца написала жалобу на меня, вцепилась в меня, как будто ей делать больше нечего. В итоге потом менеджер приходит ко мне, извиняется, он сам-то мужик добрый, но видать верхушку эта стерва всё-таки доконала, что им проще было меня уволить, потому что судиться с ней никто бы не стал за расовые оскорбления и бла-бла-бла. Какая разница? Уволили пацана, другого найдём. Ну и короче, так я без работы и остался.
— Классика, — фыркнул Минги, делая глоток из бутылки.
— Да обидно просто, — устало сказал Уён. — Вот что человеку спокойно не живётся? Чем я ей не угодил?
— Сраная расистка. Тупая как пробка и злая, как собака, я уверена. Такой сорт людей, которым просто поругаться нужно, — Саммер закатила глаза и спрятала улыбку за стаканом с колой. — У нас соседка такая. Это для неё что-то вроде наркотика, адреналин бесплатный. Идёт в ближайший супермаркет и донимает кассиров, прямо кайфует.
— Надо этих двоих столкнуть, — хмыкнул Уён.
— Наша соседка её уничтожит. Ей вообще без разницы, она не дискриминирует, она всех одинакого ненавидит.
— Ха-ха! — Уён наконец закончил.
Они доели пиццу и разобрали монополию, которую привёз Юнхо. У Минги она тоже была, но настолько старая, что половина карт уже потерялись, и он решил не покупать новую.
Впервые за долгое время Хонджун поймал себя на мысли, что ему комфортно среди этих людей. Ему не хотелось свернуться и сжать себя, или занять меньше места, не хотелось уйти или заткнуть уши, чтобы не слышать невежественного вздора, что так часто лился из уст Даона. Хонджун расслабился, и после бутылочки пива совсем охмелел и размяк, позволяя себе чуть больше обычного. Рядом сидел большой, мягкий и тёплый Минги, к которому хотелось прижаться, мять и тискать его в руках, а ещё лучше положить целиком в рот и проглотить, как украденную конфету из бабушкиного шкафа, которые нельзя было трогать по причине вредности для зубов. Минги не сопротивлялся, и кажется, даже не замечал, как Хонджун начал ластиться к нему, как его рука оказалась на бедре у Минги, и на коленке, и снова на бедре, и снова на коленке. Хонджун, пожалуй, даже бы и не понял, что делали его руки, но опьянённый компанией и немного алкоголем, ему стало так хорошо и легко, что он не смог сдержаться, выплёскивая эту ласку и тесную искреннюю привязанность к человеку, который стал для него близким другом за это короткое время. Ему захотелось объять весь мир и сказать о том, как он счастлив. Он вынул фотоаппарат, заранее втиснутый в карман джинс и сделал несколько тайных фото, что почти сразу же заметил Уён, и конечно же, не успокоился, пока не исщелкал все оставшиеся кадры на их подвыпившую сытую компанию.
Казалось, не один Хонджун был счастлив, и подняв глаза на своих друзей, что сидели по правую руку от него сразу же за Минги, заметил, как рука Сана лежит на пояснице Уёна, и как тот наслаждается этим прикосновением. Они показались Хонджуну очень близкими, и местами даже чересчур, но он ничего не сказал, и сделал вид, что ничего не видит, но совсем скоро убрал руку с бедра Минги, чувствуя какое-то странное волнение и тепло внутри, дрожаще-зудящее, которое будто бы говорило ему, что там в спальне Минги, два часа назад, когда они лежали, греясь в изломанном солнечном луче заходящего солнца, как два больших кота, что всё могло быть совсем по-другому. Но как по-другому он ещё не мог себе представить, потому что перед ним стояла высокая кирпичная стена, которая, однако, если приглядеться, уже не была такой цельной, но с парой выбитых кирпичей тут и там.
— Надо было что-то на десерт купить, — простонал Юнхо, и Саммер положила его голову себе на грудь, успокаивая несчастного ребёнка.
— Может, закажем чизкейк? — спросил Сан.
— Минги, у тебя яйца есть? — спросил Юнхо, последовала идиотская тишина и после не менее идиотский смех. Даже Хонджун посмеялся с такого вздора, но вдруг снова отчего-то покраснел.
— Есть конечно. Готовить собрался?
— Можем маффины испечь.
— Ох, знаю я тебя. Тебя к плите лучше не подпускать, — хихикнула Саммер.
— Испечешь нам маффины? — Юнхо посмотрел на неё огромными собачьими глазами, и девушка закатила глаза, но согласилась. Они тут же засобирались и вприпрыжку побежали на кухню.
— Ты им слишком много разрешаешь, — заключил Уён, допивая свой будвайзер. Сан был уже изрядно выпивший, раскрасневшийся и сонный, устало положил голову на его плечо. — А что если они тебе кухню разнесут?
— Не разнесут.
— Минги-я, можно я этого дурака положу поспать?
— Конечно.
Так и получилось. Юнхо и Саммер скрылись на кухне и загремели посудой, Сан и Уён скрылись в известном направлении на втором этаже, а Минги и Хонджун остались собирать мусор и монополию.
— Слушай, мне надо кое-что доделать, — вдруг сказал Минги. — Ты пока с ними позависай. Я скоро вернусь.
— Ты куда?
— Мне надо доделать твой подарок.
— Какой подарок, Минги?! — воскликнул Хонджун. — Не нужно ничего, не придумывай. Ещё деньги тратить.
— Я знал, что ты начнёшь вредничать, так что знай, я на это потратил один доллар. Но мне нужно его доделать.
— Минги ...
— Скоро вернусь, — с этими словами Минги игриво взъерошил ему волосы и побежал на второй этаж по лестнице.
У Хонджуна сердце заколотилось где-то в горле, и конечно же, ничего сделать он не мог, и противиться тоже не стал, принимая всё то внимание, что обрушилось на него со всех сторон без предупреждения, как десятибальный шторм. Он закончил с мусором и пошёл на кухню, где Саммер уже взбивала тесто для маффинов.
— Хонджун, ты умеешь готовить?
— Умею. Относительно.
— Ах, видимо, не судьба мне попробовать корейской кухни ... — игриво сказала она, глянув на Юнхо одним глазом.
— Я умею готовить между прочим!
— Жареный рис с кимчи не считается.
— Я ведь приглашал тебя на обед с родителями, почему ты отказалась?
— Юнхо, мы не будем сейчас об этом говорить, — она как-то виновата смяла губы и коротко подняла глаза на Хонджуна. — А теперь какао. Ты же шоколадные хочешь?
— Да, — Юнхо потупил взгляд. Хонджун не стал расспрашивать, что случилось, и был ли отказ Саммер в знакомстве с его родителями вызван культурными противоречиями, или просто вопросом времени. Ему многое хотелось узнать про Юнхо, был ли он ребёнком второго поколения иммигрантов или первого, но судя по тому, что по корейски он говорил очень плохо, по словам Минги, скорее всего уже второго, но нельзя было знать наверняка, а задавать такие вопросы напрямую Хонджуну показалось очень неуместным и заносчивым, как и вопросы для Саммер, как она оказалась в Австралии, и если её родители приехали сюда, случилось ли это по политической причине или экономической, что звучало ещё хуже, чем вопросы про корейский Юнхо. Поэтому Хонджун так и остался стоять, как болван, разглядывая широкий стол с толстенной деревянной столешницей.
— Поищи, пожалуйста, — попросила она, и Юнхо пошёл по ящичкам и коробочкам, но спустя пять минут, перерыв каждый уголок, виновато опустил голову.
— Хонджун, пойди, спроси Минги, где у них какао. Я знаю, у них в кладовке может быть. Сбегай.
— Хорошо, — воодушевлённо сказал Хонджун, наконец, почувствовав, что для него тоже нашлась какая-никакая работёнка.
Он быстро влетел по лестнице, намереваясь отыскать Минги в его комнате, но произошло что-то воистину невиданное и неслыханное, что сотрясёт весь мир Хонджуна. Когда он поравнялся с комнатой Ынги, то заметил, что дверь была слегка приоткрыта, возможно именно туда Уён положил Сана. Решив подглядеть, как там устроился Сан, он приблизился к самой щели и задержал дыхание. Сан не спал. Хонджун не видел их, но отчётливо мог слышать какое-то движение и их голоса, сдавленные, смешанные со звуками, в происхождение которых Хонджун отказывался верить.
— Ты такой пьяный, ха-ха, — Уён шептал. — Отпусти меня. Отдохни немного. Сан-и. Поспи полчасика и будешь как новенький. Хорошо. А я тебе маффинов потом принесу.
— Нет. Не хочу, — Сан медленно и громко выдохнул, раздался какой-то шорох и после мокрые звуки смыкаемых губ. — М-м-м.
— Сан-и. М-м-м, — Уён сладко задышал. У Хонджуна на голове запульсировала вена, и ладони вмиг вспотели. Он не был идиотом. Он понимал, чем они занимались там, но от понимания этой картины он не чувствовал никакого отвращения, лишь любопытство.
— Сан-и, Сан-и.
— Ещё чуть-чуть. Я по тебе так соскучился.
— Ну хорошо, мой милый. Иди сюда. Иди ко мне.
И ещё горячие и сладкие придыхания, еле слышные мурчания и причмокивания сквозь влажное сочленение мокрых губ и языков. Хонджун задрожал, представляя себе всё это так детально, что почувствовал как его кровь бежит по венам, и как внизу снова становится тяжело, горячо, и даже несколько твёрдо. Он не мог больше слушать, но и не мог перестать, припав к приоткрытой двери как заворожённый, как путник после долгой дороги припавший к источнику, что утолит его жажду, как охочий до новостей скиталец припадает ухом к вестям о свергнутом деспоте. Хонджун, потеряв равновесие, неосторожно толкнул дверь внутрь и ввалился в комнату. Сан и Уён лежали на кровати, тесно прижавшись, и увидев потревожившего, тут же всполошились. Взлом оказался таким внезапным, что пьяная краснота Сана сошла лица, и он как-то резко протрезвел.
— Хонджун!
Хонджун почувствовал, как ему становится дурно, то ли от увиденного, то ли от того, что его застукали, то ли от того, что он бесцеремонно ввалился в комнату, выдавая своё укрытие.
Уён подскочил с кровати и сделал шаг навстречу преступнику, он выглядел испуганным и даже раненым.
— Хонджун.
Тот резко выпрямился, еле стоя на ногах, как будто только-только учился ходить, комната вокруг него покачнулась, и Уён, тянущий к нему свои руки, вдруг задрожал мокрой водой в его полных слез глазах.
— Отойди!
— Хонджун!
Хонджун сделал шаг назад, едва не потеряв равновесие, вцепившись в дверной косяк, и побежал по коридору, вниз по лестнице, через всю гостиную, не понимая, что делает, и почему изнутри его разрывает какое-то дикое чувство ужаса, отвращения и одновременного божественного провидения. Он вылетел на улицу на крыльцо, упал на колени, и его вырвало прямо в клумбу с красным цветком с большим бутоном.
Его затрясло, Хонджун так и не смог подняться, сполз на край лестницы и сел, обхватив голову и слегка покачиваясь. Всё, что он знал о таких мужчинах, все что он знал о самом себе, все чему его научили, разрушилось в единый момент. Неужели, Уён и Сан тоже были «такими мужчинами»? И почему в ту секунду, когда Хонджун услышал удовольствие их тел, ему не показалось это чем-то отвратительным, но чем-то естественным и обыкновенным, даже чем-то желанным. В их движениях и словах было столько тянущей нежности, что Хонджун даже никогда не слышал между собой и своими девушками, потому что никогда не испытывал такого ни к одной из них, потому что никто не испытывал такого к Хонджуну. Его снова замутило. От осознания своей ничтожности, от бессилия и потерянности. Ему вдруг захотелось домой, или в любое другое место, лишь бы не быть здесь. Знал ли Минги о них двоих, и что он думал об этом? Минги выглядел таким беззаботным, пожалуй, ему никогда не было дело до таковости и нетаковости людей вокруг себя. Может быть, поэтому он сблизился с Хонджуном, которого все всегда считали странноватым.
— Хонджун? Хён? — услышал он слабый голос Минги. Тот вышел из дома и осторожно сел рядом с Хонджуном. — Эй, ты в порядке?
Рука Минги коснулась его волос, и Хонджуна как будто ударило током, он отдёрнулся, но тут же пожалел о своём движении, не ожидав, что отреагирует так остро. Минги тоже смотрел на него испуганно и как будто ранено, как смотрел на него Уён десятью минутами ранее.
— Что случилось?
— Мне кажется, — Хонджун с трудом отрыл рот. — Я отравился. Я отравился чем-то.
— Ох, черт. Я принесу тебе воды, — Минги подскочил на ноги.
— Минги, пожалуйста, — мокро прошептал Хонджун, снова уронив лицо в ладони. — Отвези меня домой.
— Хорошо, хён. Я сейчас возьму ключи и вернусь.
— Спасибо.
Минги не задавал лишних вопросов, скорее всего он знал о реальной причине недомогания Хонджуна, и решил не донимать его и не выпытывать, а просто принял его ложь как факт. Хонджун не отважился заходить в дом и смотреть на Уёна и Сана, чувствуя перед ними неподъемную вину за свою реакцию, которая, разумеется, обидела их. Хонджун выставил себя полным придурком, но сил объясняться сейчас с ними у него не было. Поэтому когда Минги снова появился на крыльце, с вещами Хонджуна в одной руке и ключами от их пикапа в другой, не прося его попрощаться, Хонджун мысленно поблагодарил его.
Они сели в пикап, Минги всю дорогу на него поглядывал, но не задавал вопросов. Хонджун даже не пристегнулся, и сев в машину, откинулся на стекло и уставшим взглядом уставился на проплывающие огни улиц.
— Хочешь поговорить об этом? — раздался голос Минги, разрезающий неловкую и тяжёлую тишину. После этих слов стало очевидно, что Минги знает, что на самом деле произошло, и что никакого пресловутого отравления не случалось.
— Я думаю, это была курица в ресторане, — продолжил Хонджун, делая вид, что не понимает.
Минги посмотрел на него тяжело и задумчиво.
— Мы можем заехать в аптеку.
— Не нужно, я сам потом зайду.
— Скажи, если тебя снова начнёт тошнить.
Хонджун только кивнул и раздражённо уткнулся лбом в стекло, он хотел, чтобы Минги замолчал, и дал ему время в тишине, чтобы хотя бы на долю секунды осознать, что с ним на самом деле сейчас происходит. Минги включил музыку, несколько робко глянув на Хонджуна, но заметив, что тот не сопротивляется, покрутил радио. Салон наполнился гитарной трелью, кажется, то были Aerosmith, и в какой-то момент сердце Хонджуна несколько успокоилось.
— Скажи адрес своего отеля.
Несмотря на то, что Хонджун все это время скрывал настоящее место своего пребывания, сейчас он чувствовал себя настолько ослабевшим, что половина мили от магазина до отеля закончились бы обмороком.
Когда пикап остановился у отеля, Минги с любопытством выглянул из окна на высотку, как будто бы присматриваясь и ориентируясь, в каком месте они сейчас находятся, и был ли он здесь раньше.
— Ты как? — спросил он.
— В порядке.
— Хонджун ... мы можем съездить в аптеку.
— Минги, пожалуйста, не нужно. Я пойду в номер. Спасибо, что подвёз.
— Ничего страшного. Хён. Мы завтра снова будем играть. Мы будем ждать тебя, — шёпотом и как будто бы выжидающе добавил Минги. Ведь он знал, по какой причине Хонджун сбежал, сомнений уже не осталось. Ему не стало плохо, он увидел Уёна и Сана, и его вырвало, потому что он ещё никогда в жизни не испытывал так много эмоций за такой короткий промежуток времени.
Перед глазами снова встали Уён и Сан, и жаркий шёпот Уёна, Сан-и, Сан-и, нам пора идти. Ещё чуть-чуть. Я по тебе так соскучился. Ну хорошо, мой милый. Иди сюда. Иди ко мне. И звуки их неторопливых поцелуев с придыханиями.
— Хён! — вдруг встрепенулся Минги, дёргаясь к нему навстречу, и в следующую секунду его ладонь оказалась на его лице, он мазнул большим пальцем по его губе, и Хонджун отдёрнулся, испуганно посмотрев на Минги. — У тебя кровь!
Он тут же схватился за мокрый нос, пальцы и в самом деле были в крови.
— Возьми, вот, — Минги распахнул бардачок и вынул салфетки, одну тут же прижимая к носу непутёвого хёна. — С тобой всё в порядке?
Минги хотел позаботиться о нем, утешить его, но тело Хонджуна горело, звенело, и казалось, способно было осветить целый квартал вокруг, так некомфортно и странно оно ощущалось. Он отдёрнулся снова, когда Минги погладил его по плечу.
— Прости, — стушевался Минги.
— Я сегодня плохо чувствую себя. Прости меня, Минги.
— У тебя часто так кровь идёт?
— Только если воздух слишком сухой. Или если давление поднимается.
Минги цокнул языком, с волнением оглядывая Хонджуна.
— Пожалуйста, приходи завтра.
Хонджун только закивал головой.
— И вот ещё что, хён, — Минги неловко поёрзал на сидении, сунул руку в карман ветровки и достал какой-то квадратный конверт. — Я знаю, что невовремя, но это если вдруг ... неважно. Я обещал тебе подарок. Это тебе.
Хонджун трясущейся рукой взял диск, другой всё ещё прижимая к носу окровавленную салфетку.
— Что это?
— Я записал для тебя несколько песен. С днём твоего рождения.
— Спасибо, Минги, — тяжело выдохнул Хонджун, чувствуя неподъемную и ни с чем не соизмеримую вину, как будто ему было мало своего дурацкого поведения перед Уёном и Саном и всеми остальными, так Минги снова добавляет в этот жуткий коктейль своего понимания и добросердечности, отчего у Хонджуна кругом идёт голова. Неужели Минги отдаёт ему диск сейчас, потому что не надеется на их следующую встречу, потому что он знает, что Хонджун увидел в спальне его младшего брата, потому что он понял, что Хонджуну стало мерзко от таких друзей Минги, и Минги больше не пример его, потому что если он и готов принять странности и нетаковости своих друзей, то невежества он им никогда не простит.
— Спасибо, Минги.
— Если что, не принимай эти песни так близко к сердцу, — робко добавил он. — Просто послушай. Я подумал, что они бы могли тебе понравиться.
— Я послушаю.
— Хён ...
Хонджун наконец поднял на него глаза, что так старательно прятал весь вечер. Удивительно как из игривого настроения и той сладкой и томительной близости на кровати его детской они оказались тут, в кабине, пропахшей металлом крови, потому что Хонджун перевозбудился от дерзости и возмутительности своих мыслей.
— Прощай, Минги.
— До встречи.
Выйдя из машины, он впервые не стал дожидаться, когда Минги скроется из виду, но зашёл в отель, и уже оказавшись на первом этаже, увидел, что Минги завёл пикап и двинулся с места.
Диск он слушать не стал, и даже не открыв конверта, сунул его в сумочку к другим CD. Уже в кровати, после холодного душа и успокоенного горячечного возбуждения, он снова не мог не вернуться к мыслям о целующихся Сане и Уёне, проигрывая эти звуки и слова в голове, как любимую песню, изо всех сил пытаясь её возненавидеть, но с каждым прослушиваением отыкивал в ней что-то новое, что-то невозможно прекрасное, загадочное и вечное, как сама человеческая жизнь, и как любовь, которая существовала только на страницах книги и в словах песен в тесном и одиноком мире Ким Хонджуна.
Chapter 8: 13 ноября 2000, понедельник
Chapter Text
Ночь восьмая
Утро началось с головной боли и назойливой эрекции. Последний раз такую активность Хонджун наблюдал в старшей школе, когда он вдруг резко начал расти, и его голос опустился на пару октав. В то время все мальчишки говорили об этом, и Хонджун пользовался этим коротким удовольствием, хотя как и было сказано ранее, особого интереса к этому не испытывал, и по возможности попросту не обращал внимания. Он опустил глаза на топорщащиеся трусы, зачем-то оттянул их, чтобы посмотреть поближе, и даже двинул пару раз рукой вниз-вверх, но ему вдруг стало так мерзко от себя, что он остановился и снова принял холодный душ, опять же ни сколько из отвращения, сколько из вредности. Ведь всю свою жизнь он помнил, как поверхностно это было, и что сейчас ничего ровным счётом не изменилось, пусть одна упёртая часть и говорила об обратном.
После душа он подготовился к новому дню, достал костюм, высланный из химчистки, проверил телефон, протёр очки, и в последний момент закинул в сумку плеер и пару дисков, долго смотрел на подарок Минги, но оставил его на кровати. В некоторой степени он даже надеялся на загруженный день, чтобы полностью уйти работу, как было в пятницу с его переводом, и не думать, что произошло в доме Минги, и чему он стал свидетелем. Эта назойливая мысль всё ещё никак не отпускала его, в самые неподходящие моменты вспышками и призраками голосов и тех самых звуков напоминая ему об увиденном.
— Тебе нужно было с нами в воскресенье пойти, мы такое классное местечко нашли в бухте. Вид просто нереальный, — щебетал Тэён за столом на завтраке. Даон молча жевал свою яичницу, которая, Хонджун был уверен, уже стояла у него поперек горла, судя по его кислой мине. Однако, отставив в сторону хмурое лицо Ким Даона, он был довольно апатичен и не проявлял никакого интереса к Хонджуну. Возможно, страдал от похмелья, судя по редкому запашку застарелого этилового спирта, тянущегося от Охёка.
— Сегодня у нас встреча с представителями малайзийского филиала, который открылся в прошлом году, — сказал Хонджун, когда они приехали в офис, и Хонджуну коротко обсудили план на день. — Мы пробудем там до шести вечера, а после будет банкет за счёт компании.
— Отлично, — подбоченился Даон, как будто бы разминаясь перед будущей попойкой. — Надеюсь, там будет хоть что-то съедобное. Как же я устал от этого местного хрючева.
Перед самым выходом к нему, как и ожидалось, подскочил Тэён и потянул его в угол, предварительно покрутив головой по сторонам, и зашептал:
— Надеюсь, ты помнишь о том, что ты мне обещал?
— Конечно, Тэён, — тяжело сказал Хонджун, еле сдерживаясь, чтобы не поддразнить Тэёна его настырностью. — Господин Гарднер тоже будет там.
— Смотри мне, Хонджун, — Тэён резко перешёл на банмаль. — Не забывай, что ты здесь не сам по себе. Ты часть нас.
Хонджун коротко задышал через нос. Даже несмотря на его ещё не принятое решение остаться в Сиднее, даже потеря этого гипотетического перевода могла ударить по его самолюбию и подпортить веру в людей, которая и так стояла на глиняных ногах.
— Я помню, Тэён.
— Так-то лучше, — Тэён грубо притянул его к себе, по-хозяйски поправил галстук, разгладил лацканы пиджака и похлопал его по груди. — Не глупи только.
Тэён следил за ним весь день как коршун, Хонджун чувствовал его взгляд на себе всякий раз, когда они с мистером Гарднером заговаривали.
Встреча оказалась лишь частью программы, их отвезли в большой выставочный зал, где проходила технологическая выставка, о которой никто из корейских гостей ничего не знал. Господин МакГрегор объяснил это тем, что она могла и не состояться по причине отсутствия инвестиций, но в самый последний момент один из местных меценатов-энтузиастов оплатил организацию, и в течении нескольких дней выставка инноваций была открыта.
— Мы планируем расширять связи и уже непосредственно подписали контракт с корейской Neo Tech, со следующего года в Инчхоне начнётся строительство машинного завода, — говорил мистер Гарднер, представляя их корейскую делегацию компании немцев из Siemens, что занимались закупкой полупроводников из Тайваня. — Это Ким Хонджун, из компании Neo Tech, а так же его коллеги.
— Очень приятно, — Хонджун протянул им руку, коротко пожал ладонь какого-то высокого господина с усами, герра Шуманна.
— Поэтому если вам нужен талантливый переводчик с корейского на английский, вы всегда можете обратиться к нам. Ким Хонджун очень компетентный сотрудник, — господин Гарднер протянул герру Шуманну визитку. Тот с интересом её изучил и убрал в карман пиджака.
— Спасибо, господин Гарднер, — герр Шуманн сухо кивнул. — Мы как раз сейчас рассматриваем закупку чипов в Южной Корее.
Мужчины распрощались, и Хонджун тут же неловко обратился к господину Гарднеру, чувствуя на себе испепеляющий взгляд Тэёна. Остальная троица, казалось, совершенно не была заинтересована в разговоре с безэмоциональными немцами, беседуя в стороне о чем-то своём.
— Господин Гарднер, вам не стоило рекомендовать меня прямо при моих коллегах.
— Отчего это? Вы отлично работаете. Мне кажется, хороших сотрудников нужно хвалить как можно чаще. Так сказать, повышать мотивацию, — хмыкнул господин Гарднер.
— Мне до сих пор невдомек, почему вы так добры ко мне.
— Нравитесь вы мне, Хонджун-сси. Просто по человечески нравитесь. И когда я вижу хоть какое-то минимальное усилие со стороны человека, желание изменить свою жизнь, старание, я всегда ему помогу.
— Спасибо, Хью-сси, — Хонджун нервно обернулся, чувствуя пристальный взгляд Тэёна. Вокруг них гудели и сновали люди в строгих костюмах. Все они беспрерывно мчались куда-то, кланялись и пожимали руки, зал полнился сотнями наречий и тысячей мелодий и сочленений звуков, все о чем-то договаривались и что-то рекламировали, о чем-то судачили и шутили, но Хонджун ничего из этого не замечал, его голова гудела от мыслей о возможном конфликте с Тэёном. — Хью-сси. Я хотел поговорить с вами кое о чем.
— Конечно, Хонджун-сси, — Гарднер слегка наклонился, всей своей фигурой показывая заинтересованность.
— Мы могли бы отойти в сторону? Здесь очень шумно.
— Разумеется. Может, выпьем кофе? Как раз сделаем перерыв на десять минут.
Они нашли кофейную тележку и купили два стаканчика холодного американо.
— Вы наконец приняли решение, Хонджун-сси? Если вы готовы, мы уже сейчас можем начать оформлять документы. Вам останется только вернуться в Корею за всем необходимым.
— Нет, господин Гарднер. Постойте, — замешкался он, чувствуя подступающую тошноту от того, насколько вся эта ситуация была унизительной. — То есть, я имею в виду, я ещё не решил, хочу ли работать в Сиднее.
— Вот как, — лицо Гарднера стало несколько напряжённым.
— Но я склоняюсь к тому, чтобы переехать сюда. Понимаете, наши культуры очень разные. Думаю, вы знаете, о чем я, раз уж жили столько лет в Сеуле. Мне сложно оставить своих стариков. Это решение не дастся мне так просто. Даже на время, на год или два, это ощущается как вечность, что уж говорить о постоянном проживании здесь. Хотя, разумеется, мне нравится Сидней, — Хонджун обречённо улыбнулся, думая о Минги и всех своих новых знакомствах здесь. — И переезжать в другую страну уже с работой это несколько спокойнее, чем бежать из своей с ничем.
Гарднер внимательно слушал его, когда Хонджун, наконец, придёт к тому, ради чего вызывал его на этот непростой разговор.
— И несмотря на то, что мне ещё сложно принять решение, — выдохнул Хонджун, чувствуя себя полным идиотом. Просить за кого-то, особенно за человека, на которого тебе плевать, было тем ещё неблагодарным занятием. И в какой-то момент он даже задумался, а зачем он всё это делает. Только чтобы сохранить ту хрупкую иллюзию доверия в глазах коллег? Или чтобы искупить вину за свою отстранённость, недобросовестность и вредный эгоизм? — Есть люди, готовые начать работу хоть сейчас.
— К чему вы клоните, Хонджун-сси?
— Я хочу, чтобы вы присмотрелись к Тэёну.
— Пак Тэёну? Вашему коллеге? — удивился Гарднер.
— Да. Он хороший сотрудник и очень трудолюбивый человек, и надеется работать на нашу компанию в международном формате.
— Хонджун-сси, — Гарднер слегка приобнял его и тихо заговорил, как будто почувствовав неловкость самого Хонджуна. — Вы же понимаете, почему я рекомендовал вас, а не его.
— Это потому что я вам нравлюсь? — растерянно спросил Хонджун.
— Потому что вы компетентный человек, open-minded и готовый к обучению, к изменениям, что необходимы в нашей компании. За Тэёном я этого не вижу. К тому же, нам нужны люди, которые владеют английским языком, а так же имеют кое-какие узкоспециализированные знания, касаемые нашей деятельности. Мы уже связались с главным офисом в Сеуле, чтобы они подыскали подходящую кандидатуру извне, так как, к сожалению, компетентным оказались только вы и некий Пак Сонхва из бухгалтерии. Мы уже взяли его на заметку, так что если что, одни вы тут не останетесь.
Хонджун тяжело выдохнул, не понимая, что ему делать теперь, и как оправдываться перед Тэёном.
— Я всё-таки надеюсь на ваш положительный ответ, господин Ким. Идёмте, мы болтаем здесь уже пятнадцать минут.
До самого окончания выставки Тэён всё время смотрел на Хонджуна, и даже несмотря на немой ответ того, не спускал с него глаз, и как только их всех отправили в ресторан полинезийской кухни, Тэён выскочил из-за стола и пошёл за Хонджуном, прижимая его в мужском туалете у раковин.
— Ты поговорил с Гарднером?
— Нет, — Хонджун отвёл взгляд, намеренно сосредоточенно моя руки.
— Врёшь. Вы уходили пить кофе, я знаю, что вы с ним разговаривали о переводе.
— Мы не успели. Мы обсудили только планы на завтра.
Тэён вдруг схватил его за грудки и резко встряхнул так, что у Хонджуна клацнула челюсть.
— Смотри мне, — зашипел он. Его лицо покраснело, и на лбу вздулась вена. Хонджун никогда его прежде таким не видел. Этот парень был намного опаснее, чем он представлял себе. Тэён оказался не просто смазливым и вёртким прихвостнем, но и жестоким оппортунистом. — Не играй со мной, Ким Хонджун, иначе ты тоже останешься с голой задницей, ты понял?
— Я поговорю с ним завтра, обещаю, — пролепетал он, не понимая, куда делись все силы. Он часто терялся, когда сталкивался с угрозами и физической расправой, и в ситуации «бей или беги» его тело выбирало третье — «замри».
Тэён хмыкнул, отпустил его и с напускным безразличием принялся мыть руки, поглядывая на Хонджуна через зеркало.
— Что? Не сбежишь сегодня к своему мальчику?
— Он не мой мальчик.
— А, так ты всё-таки таскаешься тут с каким-то мужиком, я был прав, — оскалился Тэён. Хонджун остолбенел, поняв, что только что по неосторожности сдал себя с потрохами.
— Я познакомился здесь с группой корейский иммигрантов, — признался Хонджун, чтобы отвести Тэёна в другую сторону.
— Нас не хочешь познакомить?
— Они заняты.
— Гм, неужели. Поэтому ты сбегаешь к ним каждый день? Не нужно жадничать, Хонджун. Нам тоже очень интересно познакомиться с корейцами, которые тут живут. Посмотреть, какую жизнь они ведут здесь, нравится ли им здесь. Пригодится мне, когда я перееду сюда.
Хонджун с трудом сдержал дрожь. Никто никогда не подберётся к ним даже на полкилометра, это были его друзья, и такие как Тэён, невежественные и зашоренные, не имели права на их дружбу. Хонджун снова подумал о Уёне и Сане и их нетаковости, о том, как они все отличались от них. И с каким трудом Хонджуну давалось построить между ними мост, чтобы Тэён одним невежественным движением разрушил всё это, даже не пытаясь сделать шаг навстречу. Он не заслуживал никого вроде этих парней.
— Я поговорю с ними.
— Дипломат из тебя весьма посредственный, как мы поняли.
Хонджуну стало так горько от мысли о том, что он сам все похерил своим истеричным поступком прошлой ночью, и что на самом деле он очень скучал по парням, и особенно по Минги, с которым они больше никогда не увидятся. В этом он был уверен.
Весь вечер он молчаливо сидел в углу, коротко отвечая на вопросы Даона, а когда мистер Гарднер удалился, то посыпались редкие поверхностные шутки о роде их отношений. Даон, Охёк и Тэён смешливо пофыркивали и улыбались, как будто бы Хонджун не понимал этих глупых намёков, а Ёсан не подавал ни голоса ни шороха, уставившись своими грустными большими глазами в тарелку с рыбной икрой.
Сначала эта мысль о сексе с господином Гарднером поразила и смутила Хонджуна до подступающей волнительной тошноты, но чем больше он слушал, тем больше представлял, а каково бы это было, заниматься с ним сексом, и как ни странно, эта мысль не вызвала абсолютно ничего кроме ухмылки. Господин Гарднер был человеком мягким и внимательным, и возможно, и Хонджун был отчего-то уверен, что и в постели он вёл бы себя точно так же, с твёрдой уверенностью, но с мягкой обходительностью, и это, наверное, было бы даже приятно. К концу вечера он так утомился, что подобного рода фантазии не тревожили его тело, но в отличие от фантазий о женщинах, наполняли каким-то теплом и живым интересом. Хонджун подумал о Минги. Начнут ли расползаться слухи о них двоих, если Тэён и остальная братия познакомится с ним? Скажет ли Тэён в шутку, что Минги его трахает. Хонджун увидел себя обнажённым, и такого же нагого Минги, что лежит на нём, прижавшись всем телом от груди до паха, плотно и горячо, и Хонджун стискивает его своими бёдрами, как он делал это на мотоцикле, но в этот раз они смотрят друг другу в глаза, и между их телами нет джинсовой ткани, только кожа к коже. Тёмный живот Минги на бледном животе Хонджуна.
— Ты куда?
— Мы закончили, — Хонджун подскочил, удивив самого себя. От одной лишь вспышки об обнажённом Минги между его ног всё его тело вдруг дрогнуло как от судороги. — Мне нужно зайти в фотосалон и проявить фотографии.
Хонджун глянул на часы на трясущемся запястье и вышел из-за стола. Тэён и остальные косо на него поглядывали.
— К мистеру Гарднеру торопишься?
— Нет, Тэён. Мне, правда, нужно проявить фотографии, — Хонджун вынул горсть исщелканных плёнок и показал Даону, хотя это было не обязательно.
Он поклонился и последний раз взглянул на своих коллег. Даон, Охёк и Ёсан вернулись к трапезе, и лишь Тэён внимательно смотрел на него. «Завтра» одними губами сказал он, и Хонджун вышел из ресторана.
Решив не испытывать судьбу в незнакомом городе, Хонджун зашёл в первый попавшийся фотосалон, заказал проявку фотографий в двух экземплярах, и после, не желая тратить ни минуты, отправился обратно в отель. Голова шла кругом и ноги совсем не слушались. Казалось, мир стал на порядок ярче, а звуки громче, он чувствовал себя таким раздражённым, что даже не стал слушать музыку, а молча наблюдал за проплывающими городскими кварталами.
Купил в магазинчике у ресторана бутылку вина и выпил за полчаса в своем номере, лежа на кровати и глядя в окно, думая о том, что где-то там на пляже сейчас Минги с ребятами играют в волейбол. Глаза вдруг обожгло странными необъяснимыми слезами, усталость от прошедшего дня, неприятный разговор с Тэёном, вечное чувство неудовлетворенности и конечно вчерашняя вечеринка, закончившаяся вывернутым желудком и фонтаном крови из носа. Мысли снова дрейфовали в том направлении, в направлении ушедшего вечера, растаявшего теперь как морская пена, но Хонджун ещё мог видеть мокрые следы на песке от отхлынувшей волны, мог видеть чьи-то следы, отпечатавшиеся на его душе.
тогда
В тот день они с Ынми попали под дождь. Она смеялась и стала совсем игривая, дождь её не волновал, но как будто бы сделал ещё тактильнее, она никак не могла убрать рук с Хонджуна. Он коротко улыбался и фыркал на дождь, пусть и не всерьёз. Ему хотелось поскорее оказаться дома и принять душ, и может быть даже немного почитать перед сном, но сегодня у них с Ынми было свидание в парке, и он сказал ей, что она может переночевать у него.
Они до нитки промокли, однако в сезон августовских дождей даже это не могло принести прохладу. Когда они оказались в квартире, и Хонджун закрыл за ними дверь, Ынми вдруг прижалась к нему своим влажным горячим телом и принялась целовать. Хонджун неловко ответил и даже открыл рот, когда она скользнула туда языком, тонким и юрким. Это было приятно, и даже не раздражало, Хонджун поддался ей навстречу, открывая рот вместе с ней, как выброшенная на берег рыба, и думал, что наверное сегодня у него не получится почитать мангу перед сном, но если Ынми уснёт раньше, то может быть ещё не все потеряно.
— Оппа, — сладко потянула она, отстранившись от него, — давай займёмся сексом. Пожалуйста. Пожалуйста. Разве ты не хочешь меня?
Ынми уже просила его, но у Хонджуна то не было времени, то он плохо чувствовал себя. Так и вышло, что спустя почти полгода их свиданий они ни разу не разделили постель. Это не сильно тревожило Ынми по началу, в конце концов, им нужно было делать вид добропорядочной пары, которые только договорились о браке, и никакого секса до свадьбы у них уж точно и быть не может, как и поцелуев, о которых их родителям знать не обязательно.
— Нг, — Хонджун сглотнул, — конечно ... конечно я хочу тебя.
— Мы уже столько времени вместе, пожалуйста. Я так не могу больше. Вот, вот, потрогай меня. Пожалуйста, — она схватила его ладони и положила на свои крупные мягкие груди, Хонджун даже растерялся, хоть у него и был подобный опыт со своей первой девушкой. Однако у Йевон грудь была совсем небольшая, и Хонджуну было намного ловчее трогать ее, когда Йевон его об этом просила.
— Вот так, — Ынми отчего-то застонала. Неужели ей было так приятно от его прикосновений? Хонджун едва мог что-то чувствовать, хоть между ног и стало твёрдо, когда Ынми трогала его в ответ. — Тебе хорошо со мной, оппа?
— Хорошо.
— Ты любишь меня?
— Люблю, — сказал Хонджун, не зная об этом абсолютно ничего. Если бы он был честным с собой, то понял бы, что даже не до конца понимал значение слова «симпатия», что уж говорить о той самой любви, о которой поют в каждой песне. Хонджун не скучал по Ынми. Он не хотел её целовать. И трогать от тоже бы её не стал, будь у него выбор. Но она стояла перед ним, глядя на него своими огромными глазами, и Хонджун понял, что если сейчас не удовлетворит её, то их помолвка закончится прямо здесь в коридоре. Ему было нормально с Ынми. Она его забавляла, с ней приятно было проводить время, разговаривать и дурачиться, что было уже достаточно много и ближе на один шаг к симпатии.
Она потянула его в спальню, где ещё с утра лежал растланный футон, легла на спину, задрала своё промокшее шелковое платье и развела ноги, притягивая Хонджуна к себе. Он сделал всё, что она просила, и когда он скользнул внутрь, то на мгновение даже почувствовал отголосок того пресловутого наслаждения, о котором так любили трещать его коллеги по работе. Внутри Ынми было горячо, тесно и влажно, и снаружи Ынми была влажной и горячей, и очень красивой. Красивой как предмет искусства, к которому не хочется прикасаться так, как Хонджун прикасается к ней сейчас. Она потянула его ближе, застонала, сводя ноги за его поясницей и втискивая его глубже и начала целовать, и Хонджуну снова стало мокро, снизу и сверху, и от всей этой влаги ему показалось, что он все время выскальзывает, а может быть, он был недостаточно возбуждён. Он кончил первым, и это больше напоминало слабую судорогу и нервную дрожь внизу. Приятное ощущение, но не стоящее всех этих странных телодвижений. Но Ынми нравилось, и она даже получила оргазм, или быть может, хорошо показала. Хонджун помог ей рукой, как она попросила, он гладил и сдавливал её между ног, и она извивалась у него в руках, как речной угорь.
Она заснула первой, обнажённая у него на футоне, и её волосы были всё ещё влажные от дождя и пахли каким-то древесным шампунем. Хонджун смотрел на неё пока ему не наскучило и взял мангу. У него оставалось ещё несколько глав до конца томика.
Хонджун проснулся от телефонной трели стационарного телефона, что стоял у него на прикроватной тумбочке. На часах было девять вечера. Должно быть, он не заметил, как заснул.
— Алло? — тихо спросил он, пытаясь прийти в себя после дрёмы.
— Хён? — знакомый глубокий голос, от которого внутри что-то снова предательски дёрнулось. Минги даже не нужно было быть рядом, чтобы у Хонджуна тело начинало странно себя вести.
— Минги, это ты?
— Ха-ха, ты звучишь, как с похмелья.
— Я только проснулся.
— Прости, я тебя разбудил?
— Да, я немного задремал.
— Прости.
— Откуда у тебя номер?
— Позвонил вам в отель, попросил господина Ким Хонджуна.
Они замолчали, и Хонджун наконец немного успокоился, разбушевавшееся сердце наполнилось тишиной и теплом.
— Ты не пришёл сегодня на пляж.
— Я был занят допоздна на выставке, — сказал Хонджун полуправду, полуложь.
— Хён, — Минги шмыгнул носом. Он иногда начинал гундосить, что Хонджуну тоже почему-то нравилось. — Я вчера не стал тебе говорить. Думал, может мы сегодня поговорим, но ты не пришёл.
— Прости меня.
— За что ты извиняешься?
Хонджун перевёл дыхание.
— Ты же знаешь, почему я уехал вчера на самом деле.
— Знаю.
— Извинись перед Уёном и Саном за меня. Я так растерялся, что повёл себя как придурок. Мне так стыдно, Минги. Я ...
Он зажмурился, вспоминая вчерашний вечер, и глотка будто склеилась от стыда и боли, от бессильного непонимания того, что с ним происходит, от растерянности и обиды. Никто не скажет ему, как себя вести и как реагировать, как судить их двоих, как судить самого себя. Он был наедине с самим собой, и наконец полученная полная свобода испугала его, обездвижила. Никто не осудит его, если он скажет, что это неправильно. Никто не осудит, если скажет, что всё в порядке. Потому что в этом промежутке между прошлым и будущим, между Сеулом и Сиднеем, в этой замершей в бесконечном никогде точке действительности, ничего не имело смысла.
— Ты знал ... ты знал, что они... — Хонджун облизнул губы. — Пара?
— Да.
— Я такой идиот, — Хонджун закрыл лицо ладонью и облегчённо выдохнул. — Пожалуйста, скажи им, что я их не ненавижу, просто ... я никогда прежде ничего не видел такого. У меня никогда не было таких знакомых, как Уён и Сан. Ты знаешь, у нас в семье об этом не говорят. Поэтому ... я ... Минги ... прости ...
— Может, ты сам завтра извинишься перед ними? Парни о тебе очень волнуются. Они тоже считают себя виноватыми.
— Ни в коем случае! Если кого и винить, то только меня! Мне не следовало ... ох, Минги. Я просто искал тебя, нам с Саммер нужно было какао. Я поднялся на второй этаж, хотел найти твою комнату и увидел, что дверь в комнату Ынги была открыта. Мне не следовало... — Хонджун остановился и задержал дыхание, услышав, что Минги слабо хихикает.
— Ты такой смешной, хён. Я очень по тебе скучаю.
— Я ... тоже, — сорвалось с губ, Хонджун даже не успел подумать. — Я тоже скучаю по тебе.
— Мы завтра собираемся у Уёна после шести. Он недавно квартирку снял, и мы ещё в гости даже не наведывались. Пойдёшь с нами.
— Минги ...
— Они тебя ждут. Я тебя жду, — тихо добавил Минги. — У меня музыка кончилась, мне нужны новые диски. У кого мне ещё брать корейский рок?
— Сначала послушай то, что я тебе дал.
— Я уже загонял Delispice до дыр.
— О нет, как я буду их слушать после тебя, если на диске дырка? — Хонджуну стало так хорошо. Голова ещё побаливала после пьяной дрёмы, но тело стало лёгким и каким-то тягучим как растаявшая ириска. Они с Минги разговаривали. И только от этого ему делалось так хорошо, что он предпочёл бы болтовню с Минги всем удовольствиям мира.
Может быть, в этом замершем промежутке никогде он мог не думать о том, как ему следует думать?
— Слушай то, что я записал тебе, — улыбнулся Минги, Хонджун слышал это в его голосе. — Ты, кстати, уже посмотрел?
— Нет ещё. Я вчера вернулся и сразу лёг спать.
— Посмотри, — хмыкнул Минги и несколько смущённо добавил, его шёпот был таким тёплым и обволакивающим, Хонджун представил, как Минги говорит ему в самую ушную раковину, и в этот же миг весь с ног до головы покрылся гусиной кожей, а внизу снова стало как-то неспокойно. — Я очень тщательно подбирал тебе треки.
— Я сейчас же послушаю.
— Тебе больше в наушниках нравится или с проигрывателя?
— И так и так. А тебе?
— Мне тоже.
— Я не успел посмотреть твою коллекцию пластинок.
— Там одна тоска, отцовское старье с вудстока, господи прости, битлы.
— Ты что-то имеешь против битлов?
— Клёвые дядьки, но скучные. Вклад их не оспариваю, но когда что-то становится слишком популярным, как-то теряется притягательность.
— Любишь странные штуки?
— Люблю. А ты странные любишь?
— Тоже люблю. Но что вообще есть странное? — Хонджун развалился на кровати, прижимая трубку к уху, а а пальцем другой накручивая провод. Он увидел себя со стороны, такого дурацкого и кокетливого, и ему стало как-то беззлобно смешно.
— Что ты смеёшься?
— Ничего. Ты странный, — Минги вдруг засмеялся.
— Ты тоже странный.
— Взаимно.
— Гм, — протянул Хонджун.
Они ещё говорили о какой-то несусветной ерунде. Минги рассказал ему, что сегодня на работе, когда они перевозили вещи, из шкафа выпал голубь, точнее он оттуда вылетел, и от испуга загадил всю жилплощадь, и сам шкаф разумеется. Хонджун сквозь смех сказал, что это к счастью, а Минги сказал, что если Хонджун сам постирает ему футболку, то это будет и в самом деле счастье, на что Хонджун опять весь размяк и отчего-то засмущался. Прощались они уже после полуночи, потому что каждый раз прощаясь, они вспоминали что-то, чем нужно обязательно поделиться, и расставание снова затягивалось.
— Доброй ночи, Минги. Мне ещё нужно послушать твой диск.
— Доброй ночи, хён. Мы увидимся завтра?
— Я могу оставить тебе свой номер мобильного, чтобы ты позвонил, если что.
— Конечно!
Хонджун продиктовал свой номер и они, наконец, простились окончательно. Он долго лежал и улыбался, глядя в бесцветный потолок, а после взял диск, вытряхнул его из самодельного конверта, и снова не смог сдержать улыбки. На диске красовались HBD HYUNG и неловко нарисованная утка. Почему утка, Хонджун так и не понял.
Минги не солгал, когда сказал, что тщательно подобрал каждую композицию. Первой заиграла Hello от Oasis, и Хонджун усмехнулся тому, как умно это было. Его вдруг пронзила мысль, а что если Минги пытается отправить ему послание? Но это было бы совсем возмутительно и приторно романтично. Он с волнением сердца прослушал все от начала до конца, открывая новую музыку и наслаждаясь уже известными песнями. К своему сожалению, узнал он только Oasis, чьих песен было насчитано целых три штуки. И когда последний трек закончился меланхоличной Don’t Go Away, Хонджуну стало так тоскливо от осознания того, что всё это совсем скоро закончится, и что в самом деле он никогда бы не хотел расставаться с Минги, и хотел бы видеть его каждый день, слушать его смех и гнусавое бормотание, смотреть на то, как он рассекает волны на сёрфе, как он улыбается ему при встрече, хотел бы прикасаться к нему и обнимать всякий раз, как он ему позволяет, трогать его волосы и держать его за руку, слушать его одобрительные слова, чувствовать его ладонь на своём животе, и губы на своих губах, и его руки на своём члене, и прикасаться к тому, что он однажды увидел и узнать самому, какое тело Минги на вкус и наощупь.
Это и есть оно?
Chapter 9: 14 ноября 2000, вторник
Chapter Text
Ночь девятая
Сквозь густой тяжёлый сон ему показалось, что кто-то коснулся его плеча, и Хонджун проснулся со словом:
— Минги?
И лишь спустя несколько мгновений понял, что он в комнате один, и страдает от жуткой мигрени после вчерашней бутылки вина и запертого окна в комнате, воздух в которой за ночь стал спёртым и почти жидким от своей густоты.
За завтраком Тэён буравил его глазами, Даон внимательно слушал разглагольствования Охёка о том ресторанчике на Тондемуне, который открылся совсем недавно, но стал популярным из-за слуха о том, что там ел сам Вон Бин. Дальше пошли разговоры и сетования о современных киносериалах, из-за которых женщины сходят с ума и игнорируют своих мужей, о чем Хонджун уже слушать не стал. Он с трудом закончил свой кофе, и впихнул только половинку тоста, потому что желудок не хотел принимать что-то тяжелее жидкости, устало переглядываясь с Ёсаном, который выглядел таким же отстранённым и замученным. Всё чаще Хонджун жалел, что у него было недостаточно времени, и внутри всё ещё была мерзкая горечь от игнорирования парня тогда в такси. Теперь же сближение с Ёсаном выглядело бы более подозрительным и нарочито отчаянным, особенно в глазах оставшейся троицы. Хонджун уже опоздал в поиске сообщников.
Сегодня их должны были отвезти на завод на инструктаж о технике безопасности и управлении новым паяльным оборудованием. Тэён всю дорогу плевался и ворчал, сетуя на то, что они тратят столько времени на ненужные навыки, если им не позволят работать в Сиднее, хотя и знал, что производство этого оборудования должно было начаться в Сеуле уже в марте следующего года, как результат совместной инновационной разработки. Даон выглядел заинтересованным и был более сосредоточен и увлечён, в отличие от Тэёна, который натягивал на себя маску небезразличности к происходящему только когда на горизонте появлялся господин Гарднер.
Хонджун понимал, что у него возникнут серьёзные проблемы с Тэёном, который, несмотря на то, что был младше самого Хонджуна, был на короткой ноге с сонбэ, а это что-то да значило. И если даже Хонджун не опростоволосится, Тэён сделает всё так, чтобы выставить его в неблагоприятном свете. От него можно было ждать чего угодно. Желая сохранить уже изрядно саморучно расшатанное положение среди своих коллег, Хонджун решил испытать судьбу ещё раз и поговорить с господином Гарднером о возможном повышении своего неблагонадёжного коллеги.
В обеденный перерыв их отвели в столовую для заводских рабочих, где к всеобщему удивлению, их накормили сытным и хорошим обедом. Местную квашеную капусту даже похвалил сам Ким Даон. Весь перерыв господин Гарднер, сидевший с ними за столом, рассказывал о своём трёхлетнем сыне и все те конфузные ситуации, в которые он попадал, чем немного разрядил накопившуюся с утра усталость всей корейской делегации. Этот мужчина очень чётко разграничивал рабочее и личное время, за что Хонджун ему был благодарен. Час во время обеда, не посвящённый работе, был ценнее всего.
Прежде чем корейская четвёрка удалилась, чтобы насладиться последними десятью минутами перерыва за послеобеденной сигаретой, Тэён снова многозначительно глянул на Хонджуна.
— Господин Гарднер, — обратился к нему Хонджун, когда коллеги скрылись из вида. — Я хотел поговорить с вами о вчерашнем.
— Да-да, — Гарднер утёр рот салфеткой и заинтересованно и несколько расслабленно повернулся к Хонджуну. Он всегда был настроен к нему благожелательно, и рядом с ним, несмотря на всю неловкость и злоупотребление их приятельскими взаимоотношениями, Хонджун не чувствовал себя в опасности.
— Я знаю, это, должно быть, прозвучит не очень. Но, господин Гарднер, я прошу вас, пожалуйста, рассмотрите кандидатуру Тэёна.
— Хонджун-сси, — Гарднер обернулся по сторонам и даже с некой жалостью взглянул на него. — Я понимаю, что он ваш друг, и вы очень за него беспокоитесь, но это идёт вразрез с политикой нашей компании. Разумеется, такое бывает, когда нанимают друзей или родственников, но мы пытаемся максимально этого избежать и ищем людей по их талантам, навыкам и возможностям, а не по связям. Вы, конечно, можете рискнуть и поговорить напрямую с господином МакГрегором, но не думаю, что ему это понравится. В конце концов, он не слепой и тоже прекрасно видит, кто как работает. Хонджун-сси, прошу, не злоупотребляйте моей добротой. Я искренне хочу вам помочь, потому что вы хороший человек, и я бы не хотел менять мнение о вас.
— Простите, господин Гарднер. Вы правы, — у Хонджуна внутри все свернулось от стыда и боли, от того, каким наглым идиотом он выставил себя, лишь бы угодить Тэёну и спасти свою шкуру, дабы остаться в компании, к которой он не чувствовал абсолютно ничего, и подвернись ему работа получше, немедленно бы оттуда ушёл, несмотря на выхолощенную слепую верность его людей к компании, в которой они работают. — Простите за то, что переступил грань.
— Я знаю, вы беспокоитесь о своём друге. Но вы не сможете всех спасти, Хонджун-сси. Вы не сможете вместо него получить образование, выучить английский язык или изменить жизнь. Понимаете? Он сам должен что-то сделать для этого. Хотя бы поговорить со мной. Ведь он даже не поднимал эту тему и никогда не интересовался возможными вакансиями в новом отделе.
— Мы все очень стеснительны, господин Гарднер.
— Видимо, всю свою смелость ваши коллеги отдали вам, — Гарднер хлопнул его по плечу. — Я буду ждать вашего решения, Хонджун-сси.
До конца рабочего дня Тэён не сводил с него взгляда, Хонджун как будто бы стал ещё меньше: втянул голову в плечи и почти не поднимал глаз. Может быть, если бы и поднял хотя бы раз, то заметил бы, что господин Гарднер внимательно за ними наблюдал всё это время.
Около четырёх вечера Хонджун получил смс-сообщение с неизвестного номера и несколько заволновался, но стоило ему прочесть текст, он с трудом сдержал улыбку.
[хей, хочешь заберу тебя после работы?]
Хонджун обернулся по сторонам, и поняв, что никому до него нет дела, и все заняты лекцией директора завода о технике безопасности, быстро набрал вслепую:
[привет :-) мы закончим через час, а потом поедем в ресторан ужинать]
[какой ресторан?]
[мы будем в районе у флемингтона]
[я подъеду к семи и напишу тебе :-) ]
[увидимся]: отправил Хонджун и тут же отправил еще одно. [:-)]
У большого рынка Флемингтон находился один из корейских ресторанчиков из списка господина Гарднера. Коллеги, стоило им выйти из фургончика и завидеть родной хангыль, тут же радостно запели и даже удостоили Хонджуна крепкими похлопываниями по спине. Тэён остро зыркнул на него, понимая, что подобным жестом он пытался их умаслить и привёл их туда именно тогда, когда отношение коллег к нему стало опасно неодобрительным.
— Постой-ка, — Тэён схватил его за локоть, дождавшись, пока остальные зайдут внутрь. — Как прошёл разговор с Гарднером?
— Отпусти, — Хонджун слабо выпутался из его хватки. Несмотря на почтительное уважение к старшим, Тэён эти правила не уважал, когда дело касалось Хонджуна. Возможно, то было более близкое общение с ним, которое позволило узнать Хонджуна чуть получше и понять, что на хёна можно надавить и поиздеваться над ним вместе со всеми остальными, потому что кроме ворчания он ни на что не был способен. Или то была чужая неизведанная земля, где они все в какой-то мере переставали быть самими собой и больше не следовали неписаным правилам страны, что находилась на другом конце мира и уже не имела никакого к ним отношения, пусть и на такой короткий срок.
— Я попросил его ... — тихо заговорил Хонджун, понимая, что этого разговора не избежать. — Попросил его присмотреться к тебе, потому что ты хороший и трудолюбивый сотрудник.
— И что дальше? — глаза Тэёна хищно сверкнули, он снова вцепился в Хонджуна крепкой хваткой, закрывая все пути отступления.
— Господин Гарднер сказал, что решающим навыком является владение английским языком.
Тэён грубо ударил его в грудь, и ядовито зашептал ему в лицо:
— С чего бы мне тебе верить, а? Ты, жалкий кусок говна ...
— Ты ... — Хонджун обомлел от такой дерзости. — Не смей со мной так разговаривать. Отпусти меня.
— Эгоистичный, наглый, — Тэён ткнул ему в грудь пальцем. — Ты наверняка ещё вчера с ним говорил, просто побоялся, что я тебе шею сломаю. А?
— Я говорил с ним вчера! — крикнул Хонджун, привлекая к себе внимание прохожих, и тут же перешёл почти на шёпот, вкрадчивый и злой. — И сегодня тоже говорил с ним, надеясь, что смогу его убедить. И ты так ведёшь себя со мной. Подставляю себя ради такого ничтожества, как ты.
Тэён крепко вцепился в него одной рукой за грудки, а второй замахнулся, да так и задержал кулак в воздухе. Хонджун зажмурился, ожидая удар. Парень был почти на голову выше его и намного крупнее, и при всем желании, мог бы зашибить его одной рукой.
— Какое же ты ссыкло, — хмыкнул Тэён и издевательски слабо похлопал его по щеке.
— Эй, вы где там?! — дверь открылась, и оттуда выглянул Охёк.
— Идём, Охёк-а!
— Ты мне тут на банмаль не перескакивай, не дорос ещё!
— Понял, понял, сонбэним, — коротко посмеялся он Охёку, и когда тот снова скрылся за дверьми, медленно отпустил Хонджуна и небрежно приладил его пиджак. — Я тебе обеспечу повышение, хён.
Когда Тэён ушёл, Хонджун дрожащей рукой вынул телефон, проверяя, написал ли ему Минги. На часах была лишь половина седьмого.
Он осторожно вернулся в ресторанчик. Компания уже заказала еду и несколько бутылок соджу, макколи и пива.
— Ты почему нас сразу сюда не привёл? Наконец-то нормально поедим, — прокряхтел довольно Даон, перемешивая рис пибимпаб и искоса поглядывая на Хонджуна, который сел на край у стола, пытаясь как можно меньше привлекать к себе внимания.
— Я не знал о нём.
— Ох, врешь, малец, — Даон шмыгнул носом.
— Это он умеет, — с улыбкой добавил Тэён.
— Завтра опять сюда придём. И твоя помощь нам больше не нужна будет, можешь отдохнуть, раз ты так устал. Притомился он, ишь ты.
— Спасибо, сонбэним, — тихо выдохнул Хонджун.
— Не понимаю вообще, — Даон кивнул головой, и Тэён быстро наполнил всем стаканы кроме Хонджуна. — Зачем нас сюда отправили? На месте бы разобрались с этим чертовым оборудованием. Понимаю, конечно, машины новые, но можно было одного мастера в Сеул отправить на два дня, и дело в шляпе. А мы лети на другой конец планеты, ха.
— Разве вы не хотели посмотреть на другую страну, Ким-сонбэним? — масляно сказал Тэён.
— Ну, посмотрел. Можно и домой теперь. Нет, придётся тут на жопе сидеть до понедельника.
— По жёнушке заскучали? — спросил Охёк, и засунул в рот кусок варёной говядины из супа.
— Не поверишь, заскучал! По старой своей заскучал, по еде её заскучал, хотя вот тут тоже неплохо всё. Но дома, сам понимаешь. Дома и трава зеленее и пиво слаще!
— Это точно, Ким-сонбэним. Ничто не сравниться с родным домом, — добавил Тэён. — Давайте, выпьем ещё.
— Наливай!
Тэён разлил ещё бутылочку, снова обойдя Хонджуна, то ли намеренно, принимая во внимание его вечные отказы выпивать вместе, то ли чтобы показать, что здесь ему более не рады.
— А что, Хонджун, — глянул на него Даон, и Хонджун задержал дыхание. — Решил тут остаться, га? Не по нраву тебе родина?
— Откуда вы вообще это взяли, сонбэним? — от страха сердце провалилось куда-то в желудок.
Неужели Тэён уже успел всем рассказать о его переводе? Ведь он обещал не делать этого, если Хонджун за него попросит. Или он никогда и не думал сохранять молчания, и ему было просто приятно знать, что Хонджун ради него унижался перед господином Гарднером?
Хонджун стрельнул взглядом на Тэёна, но тот, кажется, его и не видел. Он с удовольствием жевал рис с мясом.
— Оттуда и взял! — соджу ударило в голову, и лицо Даона резко покраснело и залоснилось от пота. — Ты думаешь, мы идиоты какие-то или что? Знаем мы, что местечко тут себе выпросил у сраного Гарднера.
— Ничего я не выпрашивал. Кто вам это сказал?
Тэён ему подмигнул.
— Закрой рот. Будешь отвечать только когда я спрошу, ты понял?
Хонджун сжал челюсти, в кармане зазвенел телефон, и он резко потянулся к нему.
— А ну, смотри сюда. Ты решил свалить значит, да? Не знаю, как тебя родители воспитывали, раз ты вырос таким неблагодарным. Они знают? Старики твои знают, что ты решил их бросить?
— Я ещё ничего не решил!
— Слушай меня внимательно, ты понял? Может, твоему отцу не хватило духу надрать тебе зад, так хоть я вставлю тебе мозги на место. Ясно? Знаю я о тебе всё, Ким Хонджун.
Хонджун задрожал, едва находя себе место. Он снова перестал чувствовать пол под ногами, и стены принялись раздуваться и гудеть.
— Вы, молодёжь, все такие. Думаешь, нам легко было? Думаешь, нашим отцам легко было? В лучшее время живёте, ты должен быть благодарен, щенок, — Даон погрозил ему пальцем. — Твои родители жизнь свою положили, чтобы ты, вот так, свинтил в другую страну. Родителей любить надо, родину любить надо, а не менять её на стейки.
— Это вы верно сказали, сонбэним, — добавил Тэён.
У Хонджуна губа затряслась от гнева.
— Брал бы пример с Тэёна. Этот пацан ещё двадцать лет отработает, родителей поднимет и на пенсию себе заработает, а тебя вышвырнут с таким отношением к старшим.
Хонджун нервно дёрнул рукой, прерывая входящий звонок на телефоне.
— Я думаю, — тихо выдохнул он, внезапно охваченный каким-то абсолютным безразличием. Несмотря на то, что всю свою жизнь от отгораживал себя от своего народа, не чувствуя, что является их частью, как будто наблюдал со стороны, представляя себя чем-то иным, не принадлежащим ничему и никому, ему вдруг захотелось защитить собственное существо. Он имел право называться корейцем, даже если в глазах других он был кем-то иным, ублюдком, предателем, ненавистником. — Я сам в праве решать как мне жить эту жизнь. Вы ничего не знаете ни обо мне, ни о моей семье. Вы бросаетесь ругательствами и распускаете обо мне грязные слухи ...
— Какие слухи ... — скривился Даон в непонимании.
— И отчитывать вы меня не имеете право, даже если вы мой сонбэ.
— Ещё как имею, — напомнил Даон и снова ткнул в него пальцем. — Ты ещё так юн, зелёный сопляк, о жизни ничего не знаешь. Именно поэтому у тебя всё наперекосяк, потому что ты не слушаешь старших. Никто мне указ! Посмотрите на меня! Ты слишком эгоистичен, пацан. Ты поэтому и хочешь сбежать, потому что там ты никому не сдался с таким-то отношением. Лучше вообще не возвращайся, если не думаешь хоть что-то менять в своём поведении.
Хонджун забегал глазами по столу, от одной тарелки к другой, от одной рюмки к другой, не в силах поднять глаза на Даона, понимая, что ещё одно слово, и он бросится на него как бешеная собака. Вокруг шумели люди, разных языков и наречий, разного цвета кожи и формы носа, они ели, пили и радовались, аджуммы в платочках носили горячие котелки и бутылочки макколи, на кухне стучали ножи и кастрюли. Если бы только не этот назидательный монолог, полный ненависти, то Хонджун с удовольствием бы провёл здесь время за рюмкой соджу, мечтательным разговором и в хорошей компании. Но он вынужден ненавидеть всё своё существование и выстраивать монструозные оправдания, лишь бы получить хотя бы долю понимания. На одобрение этих людей он не надеялся. И от этого было ещё горше и тоскливее. От осознания того, что эти люди никогда не изменят своего мнения, и что никто его здесь никогда не поймёт. Он снова совершенно один. Он был один и таковым и останется.
— Добрый вечер! — раздался глубокий голос за спиной, и по спине прошлись мурашки. Его словно окатили ледяной водой и ударили разрядом электричества прямо в его окаменевшее от боли сердце. Все сидящие за столом обратили на гостя свой взор.
Минги коротко поклонился и представился.
— Вы меня не знаете, я — Сон Минги. Друг Хонджуна. Заскочил за ним на Флемингтон, смотрю, вы здесь сидите. Он мне очень много о вас рассказывал, мне не терпелось с вами познакомиться.
Хонджуну показалось, что его сейчас снова вырвет от переизбытка эмоций. Он медленно выдохнул, приходя в себя после ссоры с Даоном.
— Здрасте, здрасте, молодой человек, — сказал Даон. — Ким Даон. Очень приятно. Друг Хонджуна, значит.
— Пак Тэён.
— Пэ Охёк.
— Кан Ёсан.
Когда с короткими приветствиями было покончено, Минги обратился к Хонджуну.
— Ким-сонбэним, как ваш день?
— Н-неплохо, — кивнул Хонджун.
— А ты откуда сам-то будешь, Минги? О тебе-то нам ничего не рассказывали. Я даже не знал, что у Хонджуна тут есть друзья корейцы. Так вот куда он каждый вечер бегает. Отыскал тут корейскую диаспору и молчит.
— Думаю, сонбэ просто очень скромный, — натянуто улыбнулся Минги. Для незнающего, улыбка Минги могла показаться довольно искренней, но Хонджун знал, как выглядело его лицо, когда он по-настоящему чему-то радовался, и это было далеко от радости.
— Действительно. Прятал от нас этот ресторан целую неделю! Пришлось из-за него жрать это пресное говно.
— Да, мясо тут не везде хорошо готовят, — добавил Минги. — Извините нас, сонбэ, времени уже достаточно много, нам нужно идти, если позволите.
— Идите, идите, — Даон махнул рукой. — Минги, может, с нами выпьешь?
— Я несколько занят эти дни.
— В пятницу?
— Я подумаю, Ким-сонбэним.
— Отлично. Хотелось бы поболтать с тобой, чем наш корейский брат тут живёт, чем дышит.
Хонджун торопливо поднялся, откланялся, снова цепляясь за странный в своей лисьей подлости взгляд Тэёна, и пошёл вслед за Минги. Когда они оказались на улице, Минги тут же выдавил:
— Ох, ну и рожи.
— Минги ...
Минги повернул за угол и остановился у припаркованного мотоцикла.
— Откуда ты узнал, что я здесь?
— Где же вам ещё быть у Флемингтона, как не в корейском ресторане? — улыбнулся он. — Привет, хён.
— Привет, — Хонджун порозовел, и ему стало несколько легче.
— Как день прошёл?
Хонджун рассказал ему про завод, оставив в стороне разговоры с мистером Гарднером и ссору с Тэёном. Минги не должен был знать о его проблемах, в конце концов, они были знакомы лишь неделю, и Хонджун уже достаточно вылил на него. А Минги рассказал, как потянул плечо, потому что сегодня они перевозили рояль.
Хонджун смотрел на него с открытым ртом, заворожённо слушая и наблюдая, как Минги кривится и строит гримасы в своей привычной манере, и как улыбается и смеётся над своими шутками, обнажая ряд зубов со слегка выступающим вперёд передним. Его губы были такими большими и выразительными, как будто сам Минги был для них маловат. Казалось, у него все было огромное, плечи, спина, бёдра, рот, и наверняка, язык, совсем не такой как у Ынми, и такой же большой член, соответствующий его пропорциям. Хонджун тряхнул головой и перевёл дыхание. Удивительно, насколько быстро его мысли сменили направление, стоило лишь Минги оказаться рядом. Как будто бы не было почти случившейся драки в ресторане и злых слов о предательстве.
— Ну что? Поехали к Уёну?
— Поехали. Кстати, мы можем заскочить за фотографиями?
— Для тебя всё что угодно, хён.
Когда Хонджун сел на мотоцикл, он позволил себе маленькую вольность и чуть сильнее сжал Минги бёдрами, якобы чтобы сохранить равновесие. Ему все сложнее давалось держаться от Минги на расстоянии, он чувствовал себя насекомым, летящим на пламя, соприкосновение с которым приносило смерть или, быть может, открывало дверь в сокровенное знание.
Когда они остановились на одном из светофоров, Минги развернулся к нему и со словами «Держись нормально» схватил руку Хонджуна, дёрнул на себя и положил на свой живот. Внутри все заворочалось и заискрило. Минги нажал на газ, и Хонджун дёрнулся назад, и ничего ему другого не осталось, только схватить его поперек и прижаться всем телом. От напряжения загудела голова, и Хонджун неловко прижался, как будто боясь, что лишним движением спугнёт или вызовет ещё более странную реакцию, которой не хотелось больше всего.
Когда они остановились перед дверями в квартиру Уёна, Хонджуна снова охватила предательская дрожь, и в желудке закрутило от волнения и навалившегося чувства вины. На спину вдруг легла ладонь Минги.
— Хён, не волнуйся. Если ты пришёл, Уён и Сан сразу всё поймут. Тебе даже не нужно объясняться.
Дверь распахнулась, на пороге оказался Уён. Он обнял Минги и слегка застопорился, глядя на Хонджуна. Несмотря на то, что само его появление, по словам Минги, было красноречивым достаточно, Уён не мог знать, до какой степени это недоразумение разрешилось за последние сутки.
— Привет, Хонджун.
— Привет, Уён, — Хонджун неловко выкинул руку, и Уён так же неловко её пожал.
— Уён, ну где вы там? О, Минги, Хонджун, — Сан появился за спиной Уёна. Он похлопал гостей по плечам, и выглядел менее сконфуженным, чем его парень. У Хонджуна от этого слова в голове захрустели шестерёнки.
— Выпить хотите? Алкоголь, соки, воды, всё по вашему вкусу, — заговорил Сан с бестолковым игриво-серьезным тоном, как у торгового представителя, когда они прошли внутрь. — Мы так же предоставляем ассортимент закусок. Чипсы, доритос, чуррос, французские жарёшки, и конечно же чесночный хлеб.
— Сан, ну что ты в самом деле, — фыркнул Уён, — он сегодня в хорошем настроении.
Квартирка была компактная, аккуратная и довольно просторная. Возможно, подумал Хонджун, на самом деле они вдвоём жили здесь, хоть формально это и была новая квартирка Уёна. Спрашивать он об этом не решился.
— Неплохо, — заключил Минги после того, как экскурсия была закончена. Кроме просторной гостиной была так же спальня, кухня и ванная с туалетом. О таких хоромах Хонджун мог только мечтать в своём тесном Сеуле. — Какие планы на сегодня?
— Можем зарубиться в PS.
— Ну если тебе настолько нечем заняться, давай.
— Вообще, я хотел волосы покрасить, — признался Уён. — Так что вы тут разбирайтесь, а я в ванную.
Уён оставил их в гостиной, на секунду неловко поджав губы и взглянув на Хонджуна.
Парни достали коробку с дисками и принялись рыться в поисках неизвестных сокровищ.
— Хён, будешь с нами играть?
Что-то странное происходило с Хонджуном (снова), когда Минги мешал в своей речи английский с традиционными корейскими обращениями. Это звучало так хорошо, так сладко и правильно, как будто Хонджун попробовал блюдо с идеальными пропорциями соли и специй.
— Можно.
Он сел на пол напротив небольшого телевизора, слегка поодаль, пытаясь не коснуться Минги. Воспоминание о их прикосновениях на мотоцикле всё ещё чувствовались на кончиках пальцев.
Диск, наконец, достали. Им оказался Resident Evil, которую Хонджун проходил так много раз, что смог бы сыграть вслепую.
— Хочешь начать? — спросил Минги, протягивая ему джойстик.
— Попозже. После вас.
Он не слышал ни звука из телевизора, ни голосов парней, только журчание воды в ванной. Как заворожённый смотрел на свет, падающий из открытой двери. Все его мысли были заняты Уёном. Как всё странно. Какая странная, странная жизнь. И почему он не ненавидит их, хотя должен был? Хотя это от него ожидалось? Почему они ничем не отличаются от него? Разве только отличается то, с кем они проводят ночь. Но отличается для кого?
Хонджун поднялся и как на ватных ногах пошёл к свету, заглянул в ванную осторожно, находя Уёна на стуле перед зеркалом, он сидел, слегка скрючившись, и намазывал кистью какое-то белое вещество на свои волосы.
— О, Хонджун. Вовремя пришёл. Может, ты мне поможешь немного?
Хонджун тут же очнулся и сделал всё, что ему сказали. Натянул пластиковые перчатки, взял кисточку, и вот через три минуты он уже намазывал окислитель на пряди Уёна.
— Спасибо за помощь. У меня немного шея болит, сам устаю быстро.
— Гм, — промычал Хонджун.
Так они и стояли в тишине, Хонджун шевелил носом от яркого острого запаха, а Уён поглядывал на него снизу вверх своими большими глазами, пока из гостиной доносился хруст кнопок джойстика, восторженные и разочарованные ахи и охи то Сана, то Минги, немного мата и звуки игры.
— Гм, — Хонджун с трудом сглотнул, глотка как будто слиплась от излишнего думанья, и решила остановить Хонджуна от слов, о которых он будет жалеть. — Прости меня, Уён.
— Да забей.
— Я правда не хотел вас обидеть. Это ничего для меня не значит. Правда.
— Ты так быстро ретировался, я чуть не обосрался, — засмеялся Уён. — На самом деле, как ты на нас посмотрел, я думал было, всё. Потеряли пацана. Думал, ты там на месте и двинешь коней.
— Я тоже так подумал.
— Минги сказал, что тебе плохо было весь вечер потом.
— Я просто переволновался, — прошептал Хонджун с волнением, думая, что ещё мог сказать Минги. — Что он ещё сказал?
— Ничего. Сказал, что ты плохо выглядел. Может быть, отравился.
Хонджун с облегчением вздохнул. Ему не хотелось позориться ещё сильнее своим кровоточащим носом и блевотиной в клумбе.
— Минги возится со мной тут как с ребёнком, — устало выдохнул Хонджун с некой тоской и благодарностью в сердце.
— Вы с ним очень близки.
— Он очень хорошо ко мне относится.
— Вижу, вижу, — Уён задумчиво посмотрел на Хонджуна через зеркало. — Хонджун, ты ... Ладно, неважно.
— Что такое?
— Я уже не помню, что хотел спросить, — Уён поджал губы. — Ты хороший парень. Спасибо, что отнёсся с пониманием. Я и правда подумал, что мы больше никогда тебя не увидим.
— Наверное, — Хонджун опустил глаза, задумчиво втирая вещество в новую прядь Уёна, в очередной раз понимая, что он не нашёл и капли отвращения или непонимания в своей душе, когда узнал о том, что Уён «такой мужчина», потому что это не имело никакого смысла. Он был тем же кричащим на пляже Уёном, и его странность не имела к Хонджуну никакого отношения. Разве что немного. Хонджун значительно преуменьшил важность этого отношения, так как сам в полной мере не понимал, как он сам мог относиться к «таким мужчинам», пусть в душе и теплилось осознание того, что, кажется, Минги не был ему безразличен, в совершенно бесстыдном «таком» смысле. Но Хонджун и не думал что-то предпринимать в сторону Минги, поэтому предпочёл верить, что эта бездейственность не приписывала его к уёновой странности тоже. — Я просто никогда не думал об этом.
— У вас в Корее это под запретом?
— Не то что бы ... этого просто ... нет? Никто не говорит об этом, хотя все знают, что это есть.
— Что насчёт тебя, Хонджун? — Уён медленно выдохнул, будто набираясь смелости и внимательно разглядывая Хонджуна в зеркале. Тот все ещё держал его пряди меж своих пальцев, и остановился, когда ему задали этот вопрос. — Тебе нравятся мужчины?
— Мне никто не нравится, — коротко выдохнул Хонджун и агрессивно продолжил растирать окислитель.
— Даже Минги?
— Я не понимаю, почему люди вокруг меня всё время думают, что я сплю с мужчинами.
— Я этого не говорил, — шикнул Уён. — Я не спрашивал, спишь ли ты с мужчинами, я спросил тебя, нравятся ли они тебе.
— Я не знаю, Уён. Я даже не знаю, что значит «нравиться». Пожалуйста, не спрашивай меня о таком.
— Хорошо, прости, Хонджун. Иногда я забываю, что мы из разных миров, — Уён пожал его предплечье. — Давай закончим на этом. Спасибо тебе огромное.
Уён встал и принялся разминать спину.
— Ох, чёрт, ещё столько отбеливателя осталось.
Хонджуна внимательно и задумчиво осмотрели, а потом усадили на стул. Он даже не стал сопротивляться, как будто сопротивление в нем в единый миг отключилось и он просто позволил себя вести, куда уёновой душеньке угодно.
— Хочешь, тебя покрасим? — Уён выпучил глаза, охваченный неким диким возбуждением. — Я потом тебе и стрижку сделаю. Ну, что скажешь?
— Постой. У-уён, — Хондун зажмурился, отмахиваясь от Уёна руками. — Ты меня покрасить хочешь?
— Да, ну, а что такого? Давай, попробуем.
— Ты и стричь умеешь?
— А Минги не сказал? Я в прошлом году отучился на парикмахера.
— Ты же в кофейне работал ...
— Потом вот бросил и пошёл людей стричь. Потому что у парикмахера в руках больше власти, чем у барист, понимаешь? А ещё ножнички острые, клиент не такой вредный будет, — хихикнул Уён, и увидев испуганные глаза Хонджуна, загоготал во все горло. — Я шучу, расслабь булки. Ну, что? Давай долбанём половину? Окислителя как раз хватит.
— Ты хочешь мне вот так половину головы покрасить? — Хонджун затрясся от негодования, представляя, как будет ходить с белым кругом на голове.
— Да нет, по пробору, вот так, — Уён воткнул ребро ладони в его пробор, делящий волосы аккурат пополам. — М-да, вы с Минги — два сапога пара. Оба обросшие, как черти.
— Это будет глупо выглядеть.
— Не глупо, а по-панковски. Обещаю, будет просто супер. А не понравится, просто чёрным потом зальёшь. Велика беда.
Хонджун сглотнул, глядя на себя в зеркало. Волосы его и впрямь были далеки от идеала, они отросли уже чуть ниже ушей, и он их то и дело заправлял, иногда подталкивая под дужки очков, чтобы пряди не выпадали. Ему было сложно представить себя кем-то другим. Он всегда выбирал стандартную прическу «под горшок», которая со временем слегка отрастала и превращалась в ту форму, которую Хонджун привык видеть последние двадцать лет. Кажется, так его ещё стригла мама в начальной школе, и он ничего с тех пор не менял. Ему хотелось попробовать что-то новое, но дома это было невозможно, отец скорее всего выставил бы его за дверь, потому что красили волосы только те, что горланили на сцене, к кому уважения отец не имел абсолютно никакого, то были люди искусства со своими странностями и пустотой в голове, либо же новое поколение «таких мужчин», ассоциироваться с которыми он не хотел, хоть и не знал никого лично. Он представил не себя, а реакцию своих коллег. У Даона, наверняка, на шее запульсирует вена, он зло сплюнет, проворчит что-нибудь зловещее и проклянёт всю родню до семнадцатого колена, а Тэён гадко посмеётся и назовёт его тем самым словом, каким любили называть «таких мужчин», и ему вдруг так это понравилось. Он уже был странным, не таким, предателем, лузером, аутсайдером, подвергнутым остракизму, чудаком и неблагодарным ублюдком, что не чтит традиции. Так какая разница, если у него появится на одну ублюдочную черту больше?
— Хорошо.
— Согласен? Обалдеть! — Уён всплеснул руками, а потом нарочито похрустел пальцами и принялся за работу. Сначала он просто решил посмотреть на Хонджуна и определить, что же ему с ним делать. Он стянул с него очки, а после убрал волосы своими крепкими тёплыми ладонями, чего Хонджун никак ожидать не мог. В этом прикосновении было столько человеческого и простого, и одновременно с этим настолько по-особенному нежного, что Хонджуну снова стало стыдно за своё поведение в тот воскресный вечер.
— Так, — выдохнул Уён, и его дыхание скользнуло на лицо. Пах он вкусно, как ментоловая жвачка. — Хонджун, ты очень красивый, ты в курсе?
— Что? — Хонджун даже ухом дёрнул от неожиданности.
— У тебя черты лица очень клевые. Дополняют друг друга идеально. Я тебе ещё потом брови немного подщиплю вот здесь, — он ткнул пальцем в переносицу, — и будешь как с обложки.
Пока Хонджун шёл пятнами от смущения, Уён решил не терять времени, достал ножницы, завернул Хонджуна в какой-то мешок, и быстренько его подстриг, подравнивая затылок и виски бритвенной машинкой, после чего вмазал в половину окислитель.
— Что вы тут делаете? — в ванной появился Минги. Встал в проход, опираясь на дверь, с интересом наблюдая за Хонджуном в зеркале.
— Сейчас твой корейский друг превратится в панка.
Минги загоготал.
— Ты плохо на него влияешь, Уён-сси.
— Ты щас по носу получишь, — Уён пригрозил ему пальцем. — Я тоже тебя могу покрасить. Оброс, как сволочь, похож на полинявшую собаку.
— Я тоже тебя очень люблю, Уён.
— Если друзья правду не скажут, то кто?
— Спасибо, сам как-нибудь разберусь. Я, может, ещё отрастить хочу.
— Чтобы в косы потом заплетать?
— Почему бы и нет?
— Тебе не пойдёт.
— Айщ.
Хонджун захихикал, ловя на себе тёплый взгляд Минги. Ему вдруг стало так хорошо и спокойно, так просто в компании этих людей. Он снова вернулся на пляж, в тот вечер в доме Минги за монополией, когда они делились смешными и грустными историями, и Хонджуну не нужно было притворяться тем, чем он не является, и не нужно было терпеть разговоры, от которых у него внутри все стягивается в болезненный комок.
— Всё, — Уён снял перчатки и хлопнул Хонджуна по плечам. — Иди, отдыхай. Через пару часов обновим.
Уён вышел первым, оставив Минги и Хонджуна в ванной, и из гостиной начали доносится весёлые повизгивания Сана. Должно быть, Уён принялся мучить его щекоткой.
— А если меня с работы выкинут? — тихо спросил Хонджун и начал смеяться, что Минги подхватил.
— По сути, ты к австралийской компании не относишься, так что ничего страшного.
Хонджун поднялся и встал ближе к зеркалу, разглядывая себя. Пока результат было сложно представить, но ему нравилось, каким открытым стало его лицо.
— А у вас за это погнать могут?
— По голове точно не погладят, — хмыкнул он. — Так непривычно видеть тебя без очков. И волосы, — Минги дотронулся до неокрашенной пряди с правой стороны, — такие короткие.
Снова стало жарко и как-то неловко. Минги потупил взгляд и тут же отступил, почувствовав возникшее между ними напряжение. Они решили вернуться к остальным в гостиную, и столкнулись в дверном проёме, ещё и ещё раз, и Минги совсем раскраснелся и пропустил Хонджуна вперёд.
Уён с Саном были на кухне. Они нарезали сэндвичи и прочую мелкую закуску.
— А ты говорил, что у вас закуски на любой вкус.
— Это неофициальное новоселье, — фыркнул Уён складывая сэндвичи с ветчиной в тарелку. — Минги, отнеси это в гостиную. Сан-и, может, ты пока сходишь за пивом? Одна банка осталась.
— Конечно, — Сан обогнул его и привычно чмокнул в щёку, Уён поддался прикосновению, но в следующую секунду они оба неловко замерли. — Прости, Хонджун.
— Всё нормально, — Хонджун пожал плечами, покусывая щёку изнутри. Ему было страшно признать, как по-странному тепло стало внутри и отчего-то невыносимо горько, но он знал, что то была горечь не от омерзения, а от чего-то, что нельзя было прощупать, может быть, это была горечь алкающая. — Я, может, и не общался с такими, как вы, но я не совсем дикарь.
Уён вдруг нагнулся к нему, Хонджун почувствовал его лицо близко-близко, и поцеловал его в щеку. Прижался своими губами и, кажется, даже немножко его понюхал. Хонджун схватился ладонью за лицо, чувствуя, как краснеет.
— Ты такой милый, Хонджун. Спасибо тебе.
Минги на секунду заглянул на кухню, и заметив, как Хонджун и Уён копошатся на кухне, разбираясь с тестом для печенья, которое отчего-то Уёну приспичило испечь прямо сейчас, увязался за Саном, и через пять минут они остались вдвоём.
Уён что-то мурлыкал себе под нос, старательно вырезая фигурки динозавров, пока Хонджун замешивал гуакамоле по хозяйской указке.
— Уён, могу я спросить тебя, — тихо начал Хонджун. Ему было так спокойно и хорошо рядом с Уёном, этот парнишка всё ещё оставался для него загадкой, но загадкой не опасной, а скорее завораживающей.
— Гм, что такое? — не отрываясь от старательного выдавливания остренького хвоста промычал Уён.
— Почему ты ... не любишь Корею?
— Фух, боже, я уж было подумал, что ты спросишь меня, почему я люблю мужчин. Глупый же вопрос. Абсолютно бестолковый.
— Про мужчин или про Корею?
— Про мужчин, — Уён вытер руки о полотенце и прислонился поясницей к столешнице, устало глядя на Хонджуна. — Я не не люблю Корею. Просто это место для меня уже ничего не значит, понимаешь? Я ничего о ней не знаю. Это чужая для меня страна, пусть и все мои родные оттуда, пусть я и говорю на этом языке...
— Ты говоришь?
Уён хлопнул себя по рту, а потом грустно засмеялся.
— Говорю. Давно не говорил, если честно.
— Минги просил, чтобы я избегал этой темы с тобой.
— Жалеет меня, наверное.
— Об этом никто не знает?
— Только Сан. Но мы с ним тоже в основном болтаем на английском.
— Но почему?
— Честно? — Уён наклонился ближе к нему. — Наверное, из-за вредности. Как-то подростком я поссорился со своим харабоджи как раз из-за всего этого, я тогда панковал, ходил где попало, носил что попало, таскался с кем попало, вот и получил знатный выговор и домашнее заключение на месяц, — глаза Уёна вдруг потускнели и наполнились какой-то неуловимой тоской. — Наговорили мне кучу всего, сказали, как я позорю наш род, какие у нас родственники все умные и классные там, в Канвон-до, как тёткины и дядькины дети работают на заводах по двадцать часов, как они там страну поднимают, а я, никчемное ничтожество, которое даже университет закончить не смогло, — он тихо задрожал, переводя дыхание. — Тогда я им и сказал, что ничего общего с ними не имею, и говорить я с ними больше не буду на корейском, и ничего мне эта страна и эти люди не должны! Я родился и вырос здесь, это моя родина, это мои люди, — Уён вдруг заговорил с надрывом и всхлипнул. — Ты думаешь, я не схожу с ума по тому, что могло бы быть, какую жизнь бы я вёл там, каким бы человеком там был? Я завис где-то в середине никогде, для местных я недостаточно свой, для своих я уже слишком чужой. Легко сказать, что я просто ничего не хочу иметь дело со своей другой родиной, но разве кому-то объяснишь это? Бесконечные сомнения и вопросы к самому себе! Кто я и имею ли право называть себя тем, кто я есть? Я бы хотел, чтобы моя культура отзывалась во мне так же сильно, как она отзывается ещё в моих родителях, и не чувствовать себя предателем. Хотел бы, чтобы здесь я не был чужаком.
Хонджун схватил его и крепко прижал к себе, в нос ударил запах окислителя, но ему было так плевать на то, что он сам мог вымазаться в окислителе с чужих волос. Каждое слово пронзило его насквозь. Хонджун никогда не думал, что может отыскать похожую боль в ком-то другом. Боль от вечной тоски по невозможному и невозможности отыскать своё настоящее место. Уён снова всхлипнул и тихо заплакал.
— Прости, хён, — буркнул он на корейском. — Прости, я что-то расклеился. У бабушки был день рождения, и мы просто ... ну ты знаешь, как тяжело встречаться с семьёй.
— Я знаю, я знаю, — Хонджун обхватил его лицо ладонями и посмотрел в глаза. — Я понимаю твою боль, Уён. И я надеюсь, что мы с тобой ещё не потеряны. Может быть, таков наш путь. Быть не здесь и не там, ни с ними и ни с кем.
— Паршиво звучит, если честно, — Уён засмеялся сквозь слёзы. — Не знаю, что на меня нашло. Накатилось, наверное, всё. Аргх! Паршивая жизнь! Весь я какой-то половинчатый. Ни рыба ни мясо. Не кореец, не австралиец. Не лентяй, но и не особо трудолюбивый. Не тупой и не гений. Я ни в чем не могу быть чем-то цельным. Ещё и бисексуал в добавок! Смех да и только.
— Бисексуал?
— Ах, какое же ты невинное дитя тридцати лет от роду, — улыбнулся Уён и поцеловал его крепко в щёку. — Это когда женщины тоже нравятся. Мне все нравятся. Я вообще всех люблю!
Минги и Сан вернулись через пятнадцать минут с шестью баночками пива. Сан, увидев покрасневшие глаза своего бойфренда, целовал его до самого вечера, пока не пришла пора уходить домой. Они поиграли, съели сэндвичи и печенье (динозавры расплылись и стали похожи на бесформенные лепёшки), Хонджун осушил две баночки пива, и даже немного опьянел, чувствуя на себя тёплый взгляд Минги. Тот загадочно поглядывал на него и Уёна, гадая, что могло между ними произойти, и о чем же они разговаривали, после чего Уён стал мягкий как пастила и с припухшими от слез глазами. О проявленных фото они так и не вспомнили, оставив их лежать в сумке Хонджуна.
Наконец, настало время смывки и финальной укладки. Уён пообещал расправиться с Хонджуном и отпустить их домой пораньше, потому что время уже перевалило за полночь, и последнему завтра нужно было вставать на работу.
— Не смотри! Я хочу, чтобы это был сюрприз. И вы все тоже! Вон из ванной, — Уён закрыл дверь, едва не тяпнув две головы.
Хонджун вообще мало себе представлял, что из наполовину окрашенной головы может выйти что-то хорошее, однако, ему понравилось. Теперь он был похож на одного из тех молодых людей, что трясли головами и проколотыми во всех местах лицами в полуподвальном клубе.
— Нравится?
Хонджун встал ближе к зеркалу, заворожённо наблюдая за собой. Из отражения на него смотрел совсем другой Хонджун, свободный, счастливый, верящий в себя и в собственную жизнь, Хонджун, что не боится рисковать и живёт ту жизнь, о которой всегда мечталось. Его дух не знает ни границ тела, ни границ разума.
— О-очень, — запнулся Хонджун, не до конца веря тому, что видит в зеркале.
Уён самодовольно хмыкнул и поправил его прядку.
— Ты очень талантливый, Уён.
— Ха, скажи это хозяевам салонов.
Хонджун вопросительно посмотрел на него.
— Сложно работу найти, — отмахнулся Уён. — Людям не нравятся, когда их иммигранты стригут, а в китайском квартале все свои уже пристроены.
— Но ты же не и...
В ванную ворвался Минги совершенно бесцеремонно и без стука.
— Не терпелось на свою драгоценность посмотреть? — засмеялся Уён. — А что если бы я на толчке сидел?
— Я что, тебя на унитазе никогда не видел ... — попытался отшутиться Минги, и как в замедленной съёмке его лицо изменилось, когда он взглянул на Хонджуна. — Ох. Хён.
Уён с интересом наблюдал за случившейся трагикомедией, как Минги замер, как истукан, а Хонджун начал розоветь пятнами по всей шее.
— Тебе очень идёт.
— Правда?
— Да. Ты ... совсем другой.
— Так, ребятки, выметайтесь отсюда, — Уён упёрся руками в спину Хонджуна, выпроваживая их из ванной. — Мне ещё сейчас своими волосами заниматься. Хорошей дороги, и аккуратнее там! Не гоняй сильно.
Минги только гоготнул на нравоучение Уёна. Они вышли в коридор, и Сан присвистнул, заметив обновленный стиль Хонджуна.
— Уён на все руки мастер, — выдохнул Сан и заулыбался как последний дурачина.
Они попрощались, вышли на улицу, и Минги всё это время поглядывал на Хонджуна.
— Поехали домой?
— Поехали.
Минги достал шлем, но сегодня отчего-то решил поиграться с Хонджуном и сам нахлобучил ему каску на голову.
— Я с этой причёской похож на Битлджуса.
— Ха-ха, на Стервеллу Дэвиль.
— У неё хотя бы есть стиль.
Минги ему подмигнул, надел шлем и завёл мотор, и через мгновение они уже мчались по пустым ночным сиднейским улочкам, и Хонджун захмелел пуще прежнего, и совсем распустил руки, даже без указки Минги тесно к нему прижимаясь и обнимая его поперек живота.
Он уткнулся шлемом в его шлем и зажмурился, чувствуя, как его тело наполняется дрожью от гудящего двигателя, как под ними вибрирует и звенит двигатель, и между его ног, и в его объятьях огромный Минги, такой же разгоряченный. Хонджун вдруг захохотал громко и счастливо, что голова закружилась.
— Ты чего смеёшься? — крикнул Минги, дёрнув головой. Они мчались по скоростному шоссе, и внизу раскинулся широкий и свободный город, а над головой звёздное небо.
— Хорошо! Так хорошо!
— Нравится?! — закричал Минги и поддал газу, Хонджун вцепился ещё крепче и засмеялся пуще прежнего. Движок загудел с особым остервенением.
— Так хорошо!
До отеля они долетели в считанные мгновения, хотя Хонджун и хотел, чтобы это не заканчивалось никогда, чтобы эта ночь лилась по его венам, разогревала его кровь и гудела в артериях, как движок мотоцикла. Он ещё никогда не чувствовал себя настолько живым.
К вечеру поднялся ветер. Закрытый спиной Минги, Хонджун этого не чувствовал, и только спрыгнув с мотоцикла, почувствовал упругую прохладу.
— Ты не замёрз? — спросил Хонджун, касаясь его оголенного плеча. Минги был в одной футболке.
— Я закалённый, — улыбнулся он. — А ты, хён?
— Нет, нет. Ты горячий, как печка.
Минги как-то смущённо потупил взгляд. Они на некоторое время замолчали, не понимая, о чем им вообще говорить. Так и стояли, переминаясь с ноги на ногу, пока Минги, наконец, не подал голоса:
— Я вижу, вы с Уёном подружились. Я очень рад.
— Думаю, мы бы могли стать очень близкими друзьями, живи я здесь, — тихо заключил Хонджун с горечью внутри.
— Ты можешь остаться.
И от этих слов у Хонджуна сдавило горло, он болезненно хмыкнул и опустил нос, всем видом показывая, что он не хочет об этом говорить, потому что слишком много всего произошло за такой короткий срок, и обычная командировка превратилась в самый насыщенный момент его жизни, который полностью переиначил всё его существо.
— О чем вы говорили с Уёном? — спросил Минги, почувствовав эту тягучую тоску, льющуюся из Хонджуна. Казалось, Минги научился читать его настроения. И не давил, когда это было болезненнее всего.
Хонджун удивлённо поднял глаза.
— О Корее, — без обиняков ответил он. — О том, как тяжело быть самим собой.
— Странно, что он вообще согласился поговорить об этом. Он всегда сам не свой, когда речь об этом заходит.
— Думаю, ему было это нужно, — Хонджун вспомнил, как крепко Уён прижался к нему, и каким слабым был его голос, когда он говорил о ссоре с родными. — Может, он только с виду такой. Но внутри ему очень больно. Я, честно говоря, не думал, что найду кого-то похожего на себя. Конечно, у нас совсем разные жизни, но вот эта тоска и невозможность быть среди предписанного тебе, находится среди людей и чувствовать, что должен быть в другом месте. Прости, я немного выпил, и теперь у меня снова развязался язык.
— Я люблю тебя слушать.
Хонджун улыбнулся.
— Мне пора идти.
— До завтра.
— Хочешь увидеться завтра?
— Насмотрелся на тебя, красивого, решил, что тоже нужно покрасить волосы. Уён прав, я похож на ободранную собаку.
— Мне кажется, это как раз таки по-панковски, — Хонджун, влекомый невидимой силой, сделал шаг вперёд и коснулся волос Минги, не понимая, что вселилось в него, и с каких пор Минги стал центром его гравитационного поля. Поймал тяжёлый взгляд Минги, тот слегка дёрнулся вперёд, как будто нырял в воду, и Хонджун вдруг отпрянул, чувствуя, что дрожит, заозирался по сторонам, не понимая, что только что произошло. Или что не произошло.
— Поможешь мне?
— Конечно. Только если мои коллеги завтра не разорвут меня на работе.
— Разве что от зависти, — Минги несколько потускнел в лице, как будто его что-то расстроило. — До завтра?
— До завтра.
— Я заеду за тобой.
— Может, не нужно ездить сюда. Заберешь меня из города по дороге?
— Пользуешься мной как транспортом, да?
— Да, — улыбнулся Хонджун, и Минги тоже.
Они, наконец, расстались, и Хонджун с лёгким сердцем вернулся в номер, пытаясь не думать, что его ждёт завтра в офисе, и какую взбучку ему устроят. Сегодня он выглядел великолепно. Хонджун переоделся в футболку и шорты, что они купили с Минги, чтобы убедиться, что в менее официальной одежде он будет выглядеть ещё лучше. Он долго стоял у зеркала, и даже захотел сделать фотографию, но в последний момент передумал. Для завершения образа ему, определённо, не хватало пару серег в ушах, но это был совершенно иной уровень беспредельности, который Хонджун ещё не мог себе позволить.
Почти до утра он провёл за просмотром фотографий, заново проживая запечатлённые на плёнке моменты, и на каждой не замечая никого, кроме Минги.
Chapter 10: 15 ноября 2000, среда
Chapter Text
Ночь десятая
Он не знал, чего ожидать. Возможно, восторженный возглас или приподнятые брови Ёсана. Ему казалось, что этого мальчишку было очень легко удивить. Возможно, шипение сквозь зубы от Даона. Неодобрительное цыканье Охёка, и конечно же, презрительный высокомерный взгляд Тэёна, который всегда считал себя более совершенным существом, чем жалкий земной червь, Ким Хонджун, который теперь уподобился этим большеносым и бесцеремонным подросткам и совсем потерял голову, как теряют многие, преодолев определённый порог возраста. Несмотря на представленные сценарии, закрывать голову Хонджун не стал, не видя в этом никакого смысла, ибо шила в мешке утаить, однако перестраховался и взял кепку, чтобы в случае чего привлекать меньше внимания, если его всё же ткут носом.
Завтрак прошёл, как и ожидалось. Даон едва не подавился и начал сыпать проклятиями, обещать Хонджуну, что по возвращении в Корею, все узнают о его отвратительном поведении. Не только о неуважительном отношении к старшим, но и вульгарных выходках и крашенной голове, что было совершенно недопустимо, тем более в их большой международной компании. Охёк, как и ожидалось, только цыкнул и вернулся к своему кофе, однако до тех самых пор, пока они не сели в такси, то и дело с интересом и неким беззлобным любопытством поглядывал на него. Тэён только фыркнул и как-то довольно рассмеялся, однако не озвучил причины такого весёлого настроения. А Ёсан, как Хонджун и представлял, коротко ахнул, и на короткое мгновение его глаза заблестели, однако он тут же потупил взгляд, когда Тэён грозно на него зыркнул. Чего Хонджун ожидать не мог, так это назидательного тона мистера Гарднера, который только лишь завидев его, взял его под локоть и отвёл за угол, подальше от остальных.
— Хонджун-сси, пожалуйста, объяснитесь.
Хонджун краем глаза увидел Тэёна, что стоял чуть поодаль в коридоре, покачиваясь на каблуках.
— Это просто шутка, Хью-сси. Вчера я встретился с друзьями, и у них остался окислитель, и я разрешил им немного поэкспериментировать.
— Я понимаю, что вы в другой стране, Хонджун-сси, но вы всё ещё работник этой компании. Ну, не конкретно нашей компании, однако вы представитель сотрудничающей с нами компанией, вы приходите к нам в офис, где действует свой дресс-код, который вы нарушили совершенно бесцеремонно.
Тэён вытянул шею, став похожим на гуся, и прислушался к диалогу, как будто бы мог разобрать хотя бы одно слово.
— Прошу меня простить, Хью-сси, — Хонджун коротко задышал, опустив голову.
— По возможности исправьте это как можно скорее.
— Конечно, Хью-сси.
— Если вы планируете работать с нами в будущем, пожалуйста, примите к сведению, что у нас тоже действуют строгие правила. Может, у нас и другая культура, так скажем, более «открытая», — Гарднер сделал пальцами кавычки, — но корпоративная этика, когда дело касается внешнего вида сотрудников, почти везде одинакова.
— Я понял свою ошибку, Хью-сси.
— Слава Богу, господина МакГрегора сегодня не будет. Ему бы это явно не понравилось. Пожалуйста, цените то, что у вас есть.
Господин Гарднер скрылся, и сзади тут же послышался ехидный шёпот.
— Сам себе могилу копаешь, идиот. Надеюсь, ты рад своей ублюдской панковской причёске.
— Я, охренеть, как рад, — Хонджун саркастически улыбнулся.
— Они уже не такие доброжелательные, когда не ведёшь себя так, как ждут, правда ведь? Думал, они лучше нас?
— Кто мы и кто они? — рассеянно и слегка раздражённо спросил Хонджун. Он понимал, о чем толкует Тэён, но ему хотелось из его уст услышать, кого же он разделает на своих и чужих. И быть может, когда он произнесёт это вслух, то поймёт всё невежество своих слов. Однако, Хонджун переоценивал Тэёна.
— Эти большеносые, — дёрнул носом Тэён.
— Это просто стрижка, Тэён. Не знаю, откуда ты делаешь такие выводы, и при чем вообще размер носа или цвет кожи.
— Потому что, при всём, хён. Ты так настырно хочешь остаться тут, думая, что здесь тебе будут рады, но не видишь, как им на тебя насрать.
— Что ты вообще несёшь? Это не ты ли упрашивал меня замолвить словечко ради места тут? А теперь смеешь меня судить.
— Я по крайней мере знаю, что они из себя представляют, и просто хочу денег. А ты, окрылённый их превосходством, смотри, как бы тебе потом крылья не оборвали.
— Я не считаю что они лучше нас.
— Ты никогда не сможешь ими стать. Ты в курсе? Ты просто смешон в своих немощных попытках их копировать, и знание языка совершенно ничего не значит, — Тэён сделал шаг ближе, нависая над ним. — Даон был прав. Лучше тебе не возвращаться домой. Жалкий предатель.
Хонджун не ответил, оттолкнул Тэёна плечом, не в силах слышать другого его колкого слова, и прошёл в общий зал, где собрался отдел экономического планирования, господин Гарднер и их корейская троица, терпеливо ожидающая двух конкретных отсутствующих.
Весь отдел экономического планирования удивлённо повернул головы к Хонджуну, и наконец, когда все утолили своё любопытство, собрание соизволили начать.
Как ни странно, по завершению собрания, когда всех распустили на обед, к Хонджуну подошли сотрудницы и похвалили его интересную причёску и спросили, кто мастер. Хонджун взял на заметку попросить у Уёна номер телефона и поделиться им, если он позволит. Девушки были очень доброжелательны. Они немного поболтали, и все это время за ними наблюдал Тэён. Когда он поймал его взгляд, Тэён тут же сделал кокетливую мину и вычурно феминный жест рукой, гоготнул и ушёл с остальной четвёркой, оставляя Хонджуна, окружённого женщинами в кабинете.
В конце рабочего дня Тэён, Даон и Охёк демонстративно обсудили при нём же отсутствие необходимости в переводчике, так как они отправляются в тот корейский ресторан на ужин, пока Ёсан просто молчаливо на него поглядывал, и в этой молчаливости было столько болезненности, что Хонджун даже подумал о том, чтобы вызволить Ёсана из их крепкой хватки.
— Надеюсь, — сказал Даон, подойдя к нему напоследок, пока они ждали такси у выхода, — что к завтрашнему дню ты исправишь это недоразумение. Гм. Головой совершенно не думаешь. Здесь ты не только представитель нашей компании, но и республики Южная Корея тоже.
— Вы тоже, — напомнил Хонджун, — однако это не мешает вам вести себя неуважительно к окружающим.
Даон сцепил зубы и тихо выдохнул, по правую руку оказался Тэён, успокаивающе похлопывая его по плечу.
— Сонбэ, машина приехала. Не растрачивайте на него ваши силы, они вам ещё пригодятся, — он подмигнул Хонджуну, и в этом жесте было столько затаённой злости, что Хонджуну стало не по себе. Он понимал, что за этими словами и ухмылками таилось что-то ужасное, что готовилось вырваться наружу. — Передавай привет своему Минги.
Хонджун не удостоил их ответом и молча проводил взглядом до такси. Он отчитывал оставшиеся рабочие дни, потому что по какой-то причине находиться рядом с коллегами день ото дня становилось все сложнее, напряжение нарастало. Хонджун назвал бы это интуицией или шестым чувством, он никогда не верил ни в какие околоэзотерические вещи, однако внутри всё сводило от волнения, как будто его нутро замерло в ожидании грядущей катастрофы. Он побродил у входа в офис, размышляя, должен ли встречаться с Минги, пусть и обещал ему. Всё вдруг показалось бессмысленным, а собственное поведение навязчивым и глупым. В какой-то момент он даже додумался до того, что лучше бы им не встречаться сегодня вовсе, хоть душа и жаждала совсем обратного. Так бы и получилось, если бы Минги не позвонил ему, выхватывая его из водоворота тоскливых размышлений и саморефлексий, как выхватывают из воды случайно свалившегося туда бестолкового щенка.
— Хён? Привет! — Минги звучал так счастливо и легко, что у Хонджуна разболелось сердце, и голова стала тяжёлой от вины. — Ты закончил?
— Минги...
— Ха-ха, не особо рад меня слышать?
— Нет, что ты, — Хонджун виновато рассмеялся. — Что ты, Минги.
— Шучу, конечно. Или не шучу? Ха-ха. Откуда мне тебя забрать? Я надеюсь, ты не передумал?
— Нет.
— Отлично, потому что мы только закончили, — Минги тяжело вздохнул, должно быть, день был тяжёлый.
Хонджун назвал адрес. Последние пару дней погода стояла неспокойная, утром солнце разогревало улицы так, что костюм лип к мокрой от пота спине, а к вечеру тучи начинали растягиваться по небу, и острый океанский ветер то и дело ударял в лицо. Синоптики обещали шторм к концу недели, и где-то в глубине души Хонджун даже ждал его.
Минги появился и тут же озарил его день, как тёплое весеннее солнце. Тучи никуда не девались, и небо было всё таким же хмурым, как и пятью минутами ранее, однако на душе стало немного легче. Минги остановился у тротуара, куда подошёл Хонджун.
— Привет, хён, — Минги улыбался так широко, что его сверкающие зубы было видно даже за тёмным щитком шлема. Они неловко сцепили руки, то ли в рукопожатии, то ли в объятии.
— Как работа?
— Неплохо. Сегодня просто какие-то коробки таскали, одежда наверное. А у тебя как? Ты уже поужинал?
— Ещё нет.
— Хочешь, можем приготовить что-нибудь вместе? Или поедим в ресторане?
— Я бы не отказался от домашней еды.
От мысли их совместного времяпрепровождения на кухне внутри снова стало так тепло и в то же время как-то тягуче горько от понимания того, что это совсем скоро закончится, и он вернётся в холодный Сеул в свою пустую каморку, в которой не будет чужого тепла, не будет совместных вечеров за игрой и приветственных объятий.
— А как твой день? — обеспокоенно спросил Минги, заметив поникшее в миг лицо Хонджуна. — Что-то случилось?
— Ничего особенного, — Хонджун решил увести свои мысли в другую, не менее волнительную сторону. — Получил выговор на работе.
— Серьёзно? Всё-таки, им не понравилось.
— Девушкам понравилось, — грустно улыбнулся Хонджун, — спрашивали, кто мастер. Я подумал, может, дать им номерок Уёна, если он не против.
— Отличная идея. Деньги лишними не бывают.
Хонджун уже привычно забрался на мотоцикл и сразу обнял Минги поперек живота, плотного и горячего, вниз по спине вмиг скользнула приятная дрожь. Удивительно, как это простое движение стало таким естественным, хотя лишь пару дней назад он и представить себе не мог подобной близости, довольствуясь тайными сжатиями его тёплых бёдер.
— Заедем в супермаркет за продуктами. Ещё и краску для волос надо взять, — сказал Минги, когда они остановились на светофоре.
— Минги, ты не мог бы тоже покрасить меня сегодня?
— Уже сегодня? — Минги так удивился, что вывернул шею до хруста. — Вчера ведь только покрасили.
— Я не настолько смелый, чтобы протестовать до конца. Я могу и работы лишиться.
— Всё настолько серьёзно? Я думал, они просто погундели. Эти зануды начали петь про дресс-код?
— И неподобающее поведение сотрудника такой большой и серьёзной компании.
— Хах, лузеры, — хмыкнул Минги и поддал газу.
По большей части Хонджун не особо волновался о том, что ему так скоро придётся проститься со своей новой причёской, особенно теперь, крепко прижавшись к Минги, за его широкой спиной, где было так тепло, и Хонджуну даже на секунду показалось, что он может слышать его запах, хоть шлем этому и препятствовал в значительной степени. Это самое близкое, что он мог себе позволить, и в мыслях и в реальности.
Пока они медленно лавировали между полок с продуктами, было так легко пофантазировать о том, что Хонджун здесь совсем не чужой, что эти стены, эти улицы, эти дома, это солнце и океан — то, что он привык видеть каждый день, что он ловко разбирается в местных словечках и картах, и называет всё так, как называют местные жители, обедает в ресторанах на побережье и сёрфит по выходным на тайных, известным только им пляжах.
— Хён, позволь мне угостить тебя сегодня. Что ты хочешь? Тут есть отдел азиатских товаров, можем купить любую корейскую приправу.
— Правда?
Минги кивнул и потянул его за руку, отчего Хонджун даже немного сконфузился поначалу, но потом позволил это сделать. Ему всё ещё была непривычна эта странная культурная особенность, где друзей принято обнимать, целовать и водить за руку, но к собственному смущению, очень ему нравилась.
Отдел оказался очень большим, несколько пролётов с баночками приправ, пластиковыми упаковками различнейшей лапши, рисовой и крахмальной, морских водорослей, консервов и токкпоков, и даже холодильник со свежими солениями и тофу, позади которого дежурила милая женщина средних лет. Ноздри зашевелились от удовольствия от знакомых запахов и сочленений ароматов.
Хонджун вдруг почувствовал что плачет, он быстро отвернулся и сунул ладонь под очки, вытирая слезы.
— Хён, ты чего? Что случилось? — запаниковал Минги.
— Ничего. Просто ... скучаю по дому, — признался Хонджун. В этот момент на него обрушилось всё и сразу: тоска по родителям, которых он не видел с прошлого Солляля, пропущенный Чхусок в сентябре из-за неоправданной загрузки на работе, тоска по тем местам, где он вырос, тоска по чему-то знакомому и родному, и томительное горькое осознание того, что он не так одинок, как ему казалось, что он не так далёк от своего родного мира, что это место, на обратной стороне планеты, тоже несёт в себе кусочек его собственного, перворождённого, что он полнится замечательными людьми, похожими на него, полнится запахами, что окружали его с самого детства, и вкусами, что наполняли его.
— Может, мы просто купим что-нибудь и поедем. Хочешь?
— Нет, Минги. Я правда, в порядке. Просто понюхал гочжучжан и совсем расклеился, — слабо засмеялся он, и Минги слабо улыбнулся, приобнимая его за плечи.
Хонджун уткнулся носом ему в плечо на секунду и отстранился, испугавшись, что завернётся в него всем телом, как в одеяло, если позволит себе чуть больше, чем это. Ему захотелось почувствовать его: всем телом — его тепло, всем разумом — его мысли, всем носом — его запах. Хонджуну вдруг показалось, что кроме гочжучжана в нос скользнуло что-то сладковатое, что так хорошо соотносилось с его Минги.
— Что будем готовить?
— Ты всё умеешь?
— Совершенно всё. По вашему желанию.
— Умеешь дэгу-тан?
Минги многозначительно постучал по подбородку.
— Разберёмся, если знаешь, что туда класть.
Через десять минут корзина была готова: треска, редис, капуста, тофу, зелёный лук; и конечно же приправы: сушёный перец гочугару и та самая паста гочжучжан, от запаха которой у Хонджуна разболелось сердце.
Уже у кассы, пока Минги расплачивался за продукты, взгляд Хонджуна вдруг упал на полку с презервативами, на которые никогда даже и не обращал внимания. Стыдно признать, но он никогда не заботился о их покупке, этим занималась Ынми, она контролировала, когда они будут заниматься сексом, и Хонджун просто поддавался и делал все, что она говорила ему делать. И вдруг сейчас он стоит и смотрит на них, как идиот, представляя, что если бы они с Минги занимались сексом, ему бы наверное пришлось купить пачку, а ведь он никогда этого прежде не делал. Что бы подумали люди. Как бы на него посмотрели.
— Хонджун?
И почему он вообще думает о сексе с Минги, как будто это что-то реальное, расположенное в его плоскости.
— Хён?
И почему он вообще вспомнил о существовании секса относительно себя. У него даже член не стоит, если уж начинать издалека.
— Хён, ты идёшь? — Минги коснулся его предплечья, и Хонджун дёрнул головой. Ему снова стало жарко. Минги смотрел на него с неким недоумением, приподняв брови. Конечно, Минги занимается сексом. Но не с ним. Они оба мужчины. Пусть Сан и Уён, возможно, и делают это, но к нему с Минги это не относится. Даже пусть эта странность часть Хонджуна, совсем немного. Но не Минги. Хонджун на секунду представил Минги с девушкой под ним, и ему снова стало плохо.
— Ты какой-то странный сегодня. До сих пор гочжучжан из головы не выветрился? — хмыкнул он.
— Что-то вроде того.
Хонджун даже не знает, как двое мужчин могут заниматься сексом.
Всю дорогу до дома Минги он старался не думать об этом, всеми силами вглядываясь в проносящиеся мимо дома, в небо, затянутое тучами, пытаясь убедить себя, что в этом мире есть вещи куда более важные и стоящие его внимания, чем гипотетический секс, который Хонджуна никогда не интересовал и не убедил его в своей важности, когда он этим самым сексом занялся. Так почему он вдруг думает об этом сейчас? Хорошо, что он держал между ними пакет с продуктами. Прижиматься к тёплому Минги сейчас казалось совсем идиотской ситуацией.
Оказавшись у дома, Хонджун слез с мотоцикла и виновато посмотрел на клумбу с крупным красным цветком, куда в воскресенье его так позорно вырвало. Трава была такая густая и высокая, что сейчас он бы не нашёл следы своего позора, что было к лучшему.
— Родители звонили вчера, — заговорил Минги, когда они зашли внутрь, — передавали тебе привет.
— Ты говорил им обо мне?
— Конечно. Мама сказала, что будет ждать тебя зимой в гости. Так что ты обязан приехать снова, — хмыкнул Минги. — Вообще, им надо генератор привезти, отцу вздумалось опять сарай перестроить.
— Ты поедешь к ним? — у Хонджуна сжалось сердце.
— В понедельник. Помнишь, мне нужно работу закончить?
— Точно.
— И тебя проводить.
— Чёрт, как быстро время прошло, — тихо выдохнул Хонджун.
— Хочешь домой? — спросил Минги, раскладывая продукты на столе в кухне.
— Честно, не знаю.
— Тебе нравится здесь?
Хонджун неловко покивал.
— Может, музыку поставим, пока готовится? Поужинаем и потом друг друга покрасим.
— Хорошо, Минги. — Хонджун сметливо улыбнулся. — Я вдруг понял, что мы ещё ни разу вместе музыку не слушали.
— О нет, ты прав, нужно это срочно исправить, немедленно, — с напускным негодованием возмутился Минги. — Что поставим?
Хонджун засуетился, сбегал за сумкой, нашёл плеер и щёлкнул крышкой, вынул диск и протянул Минги.
— Может, этот диск, что ты записал мне на день рождения? Я всё никак не могу перестать его слушать, — признался он.
— К-конечно, хён.
— И ты не мог бы написать название групп, чтобы я потом нашёл их попозже?
— Я думал, — Минги вдруг глупо захлопал глазами. — У тебя плеер разве не отображает название композиций?
— Нет, — хохотнул Хонджун, тряся плеером. — Я на него случайно наступил, и экран весь растёкся, смотри.
Минги с глупым лицом уставился на пятно на мониторчике, сковырнул ногтем строительный скотч, так неловко нахлобученный на трещину, а потом сотрясся оглушающим хохотом.
— Что такое?
— Ничего, хён. Ничего. Я напишу тебе треклист.
— Спасибо.
Он отлучился в гостиную, включая диск, пока Хонджун снова отчего-то краснея, разглядывал гору продуктов на столе.
— Честно, я думал, ты запишешь один рок.
— Гм, — Минги прочистил горло и растёр шею, пряча глаза.
— Почему именно эти песни?
— Они ... ты поймёшь, когда увидишь трек-лист.
— Что там? — улыбнулся Хонджун и сделал шаг навстречу, вдруг поняв, насколько флиртующим и заискивающим было это движение. Может, он и хотел бы, чтобы там, на диске, было что-то совсем другое, о чем он не мог позволить себе думать. Рядом с Минги последнее время у него совсем отключались мозги. Он не хотел размышлять над тем, что правильно, и что — нет, позволено ли ему смотреть на Минги или нет, можно ли представлять, как они целуются на кухне или нет. Он просто поддавался чувству. И сейчас он чувствовал, что хочет подойти ближе.
— Поздравление с днём рождения, — фыркнул Минги, коротко глянув на него и вдруг закопошился, разбирая продукты и вынимая треску. Заиграла Hello Oasis, что было одной из трёх песен, что были Хонджуну знакомы.
— Помочь тебе? — Хонджун оказался рядом с ним.
— Нет, — неловко улыбнулся Минги. — Пока ничего не нужно. Но можешь посмотреть, если хочешь.
— Как ты рыбу чистишь?
— Ага.
— Хочу.
Так он и встал по его левую руку, заглядывая в раковину, и как с блестящей трески соскакивает чешуя, и как напрягаются сильные руки Минги, что тоже стало особенно интересным по какой-то причине. Хонджун только мешался, но Минги ничего не говорил, как будто бы даже был непротив, чтобы они с ним сталкивались локтями и боками.
— Какое твоё любимое блюдо? — спросил Хонджун.
— Есть или готовить?
— И то и то.
— Есть люблю всё вкусное, а готовить ... — Минги задумался, тщательно вырезая плавники. — Наверное, супы, и выпечку. Особенно хлеб. Родители не так уж хлеб любят. У нас, корейцев ведь хлеб так особо не едят? Вот. Да и отца его родители как-то не приучили. Но мы с братом, кажется, как привязались к одной пекарне, да так оторваться и не можем.
— Какой пекарне?
— А я не рассказывал? Что ж. Я ещё маленький был, лет десять, и брату что-то четыре, мы тогда в Канберре жили. У нас на первом этаже была огромная пекарня, и оттуда каждое утро так вкусно пахло свежим хлебом.
— Ты жил в Канберре?
Минги засмеялся и подмигнул ему.
— Где я только не жил! Мой отец военный, поэтому мы часто переезжали. Его бросали из одной части в другую.
Хонджун удивлённо замычал.
— Почему ты не стал военным?
— Отец, во-первых, не хотел, чтобы я в это ввязывался, — Минги хмыкнул, — а во-вторых, я не люблю, когда мне говорят, что делать. А ты, хён?
— Что? — немного растерялся Хонджун и вдруг покраснел. — Иногда, думаю, я не против того, чтобы мне говорили, что делать. Но только иногда.
Конечно, приказания сонбэ вызывали только нервную дрожь и тошнотворное раздражение, но вот если бы Минги его попросил о чем-нибудь, то Хонджун поддался бы с удовольствием.
Минги пихнул его плечом, всё ещё держа рыбу в раковине, и вдруг засмеялся.
— Я хотел спросить, а тебе, хён, хлеб нравится?
— Н-нравится, — Хонджун отвёл глаза, понимая, что только что сказал какую-то несусветную глупость.
— А ты что любишь есть? — продолжил Минги, как будто всё ещё похихикивая над глупым хёном. — И готовить?
— Готовить все, что не занимает больше получаса, а есть всё, чем накормят.
— Гм, — Минги улыбнулся, глянув на него. — Даже невкусное?
— Я не привередливый.
— Значит, у меня есть шанс тебе понравится. В смысле, мой суп.
Хонджун отвернулся, пряча смешок. Почему когда они оказывались с Минги наедине, их разговоры превращались в сплошную неразбериху, неловкую и наполненную постоянными смешками и несуразицами, которые слабое сердце Хонджуна выдержать не могло.
— Готово, — Минги положил треску в металлическую миску и ещё раз тщательно вымыл руки, а потом понюхал ладони. — Всё равно рыбой пахнут.
Он повернулся к Хонджуну и брызнул на него водой с пальцев, Хонджун не успел увернуться и неловко закрылся руками.
— Минги! — засмеялся он. — Я теперь тоже буду рыбой пахнуть.
— Так и задумывалось, — Минги наклонился и шепнул в самое ухо. — Может, переоденешься? Ты не взял с собой вещи?
— Прости, я так замотался.
— Пойдём, дам тебе что-нибудь.
Хонджун послушно поднялся за ним на второй этаж, увлечённый рассказами про этот дом, что родители купили пять лет назад, когда отец вышел на пенсию.
Они зашли в его комнату, Минги вынул потрепанную футболку с дырявой спиной и растянутым до безобразия горлом и испачканные краской дутые шорты.
— Вот, если испачкаем, не жалко будет. Ты не против? Оно уже на глазах разваливается. Хотя, знаешь, дай-ка я что-то получше тебе найду.
— Не надо, Минги! — Хонджун остановил его, взяв за запястье и вынимая одежду. — Оно же чистое?
— Чистое! — Минги демонстративно понюхал футболку, и Хонджун рассмеялся. — Я в этом в саду работаю. Ладно, оставлю тебя тут. Ты ж ведь стесняешься.
Он подмигнул и спустился на кухню. Хонджун не торопился уходить из комнаты, пытаясь как можно дольше поразглядывать Минги изнутри, неизвестно, будет ли у него ещё возможность узнать о нем так близко. Он быстро переоделся, сложил свой костюм аккуратной стопкой на кровати, и после подошёл к компьютерному столу, разглядывая книги и диски. Должно быть, большая часть музыки переехала на первый этаж, где был большой проигрыватель, остались лишь пара альбомов Sex Pistols и the Clash, которые почему-то так ему подходили. Хонджуну вдруг захотелось умыкнуть что-нибудь, сунуть в карман частичку Минги и сохранить на долгую память, чтобы иногда разглядывать эту вещицу, и вспоминать о лучших днях его жизни. Он схватился за ворот футболки и жадно вдохнул. Но ничего кроме кондиционера и привычной сухой застиранности слышно не было. Хонджун боязливо выглянул из комнаты, прислушиваясь в возню на кухне, и взял брошенную на стул толстовку. Она уже не пахла, как старая застиранность, но как сладковатое, густое и одновременно с этим горько-солёное нечто, как едва слышный запах пота. Хонджун закрыл глаза и вдохнул глубже, совсем перестав соображать, что он делает, и почему он нюхает и трётся лицом о толстовку какого-то парня, и почему она пахнет так неописуемо приятно, и ему хочется завернуться в неё, как в одеяло.
— Хён! — раздался голос с первого этажа.
Хонджун дёрнулся, приходя в себя, и торопливо повесил толстовку обратно, испугавшись, что Минги может его застукать, и поторопился спуститься на кухню, но как и ожидалось, на секунду замер у комнаты Ынги, вспоминая тот вечер и целующихся Уёна и Сана за дверьми этой комнаты.
— Ты куда пропал?
— Разглядывал твои постеры, — признался Хонджун, заходя на кухню и чувствуя, как сердце колотится прямо в глотке.
Минги хотел было что-то сказать, но не смог, завидев Хонджуна в своей одежде, и как-то по-странному раскраснелся, что Хонджун списал на поднявшуюся температуру из-за готовки на кухне. Минги уже нарезал овощи и теперь готовил бульон.
— Ты планируешь съезжать от родителей? — спросил Хонджун, снова оказавшись у него под боком.
— Последний год доучусь и съеду. Пока хочу подкопить деньжат, — Минги зачерпнул бульон ложкой и посмаковал. — Отлично. Садись, будем ужинать.
Несмотря на то, что прошло меньше двух недель вдали от дома, у Хонджуна защемило сердце, когда его языка коснулся мягкий пряный вкус рыбного бульона.
— Ты очень хорошо готовишь, Минги.
— Можем как-нибудь ещё собраться, пока ты здесь, — тихо сказал он.
— Если ты не против.
— Я буду очень рад.
— Спасибо, — Хонджун опустил глаза в тарелку. Они сидели друг напротив друга и делили на двоих скромный ужин, на кухне пахло совсем как дома: рыбой и соусами, зелёным луком и пряным теплом. На секунду показалось, что у них могло было бы быть точно так же. Хонджун представил его в своей сеульской квартире, и как они дурачатся и вместе обедают в его крошечной кухне, и ему больше не нужно есть в одиночестве.
Хонджун вызвался помыть посуду, чтобы хоть как-то отблагодарить за угощение, на что Минги даже пытался сопротивляться, но в конечном счёте сдался и оставил настырного гостя на кухне, сам удалившись в ванную готовить краску.
— Садись, — Минги кивнул на стул, что поставил прямо в гостиной у окон.
— Ты не боишься, что пол испачкаешь?
— Вытру потом, давай, — он кивнул головой, и Хонджун сел, глядя теперь на Минги снизу вверх. Тот казался ещё больше, шире и совсем необъятным, во рту вдруг стало сухо. Ему захотелось оттянуть ворот футболки, чтобы немного охладиться, в комнате вдруг поднялась температура. Должно быть от резко изменившегося давления на улице. Или по крайней мере, так он себе говорил.
— Дай-ка посмотрю, что тут у тебя, — Минги отставил мисочку в сторону на подоконник и запустил пальцы в его волосы. — Предлагаю покрасить все, чтобы тон не отличался.
— Как скажешь, Минги, — выдохнул Хонджун, не в силах поднять глаза. — Может быть, хорошо, что это была только половина.
— Тебе было очень красиво, — Минги приподнял лицо за подбородок, и Хонджун сметливо опустил взгляд. — Может, переедешь сюда, и мы просто займёмся сёрфингом? — шутливо продолжил он, но слова отзывались в глубине остро и болезненно. — Тут очень много туристов, я уже присматриваю местечко для сдачи досок, думаю, за пару сезонов выйдем в доход.
— Минги, — Хонджун тяжело сглотнул. Эта фантазия была такой приятной и такой по-детски неосуществимой. Тот сорт фантазий, о которых приятно подумать перед сном, представляя себя в лучшем месте другим человеком, прекрасно зная, что это никогда не осуществится. Он с горечью поднял глаза. Минги улыбался игриво и как будто бы зная, о чем думает Хонджун.
— Можешь покрасить волосы хоть в красный, пробить уши, — Минги погладил его ухо и легко зажал мочку между пальцами. — Будешь тем, кем захочешь. С тем, с кем захочешь.
— Это очень милая мечта, Минги, — Хонджун острожно убрал его ладонь, хотя хотелось совсем обратного. Этот жест Минги расценил, как окончание их странных прикосновений, суетливо натянул перчатки, обошёл Хонджуна и начал красить пряди на затылке.
— Я открою тебе секрет, — тихо заговорил Хонджун. Теперь, не чувствуя взгляда Минги на себе, говорить стало несколько легче. — Мне предложили место в новом сиднейском филиале.
— Правда? — загорелся Минги. — Значит, ты остаешься?
— Я ещё не решил. Я ещё могу подумать до марта.
— Но ты же согласишься? Хён, скажи, что ты согласишься. Это было бы так здорово! Я бы из тебя такого сёрфера сделал... Мы бы могли ходить вместе на концерты, на пляж, — Минги совсем развеселился. — Просто проводить время вместе...
— Я не знаю, Минги. Я не могу просто так оставить свою семью.
— Почему?
Хонджун в недоумении обернулся и даже с некоторой жалостью и завистью посмотрел на него. Минги и в самом деле не понимал.
— Я им обязан своей жизнью. Разве я могу их бросить?
— Ты ведь не бросаешь их, а уезжаешь в другую страну.
— Разве это не бросить? Ты, наверное, никогда не поймёшь, — Хонджун снова отвернулся, теперь чувствуя неуверенные и неровные движения рук Минги на своих волосах.
— Это твоя жизнь, ты можешь делать всё, что захочешь.
— Я всё ещё обязан своим родителям ей. Они принесли меня в этот мир, и у меня есть какая-никакая ответственность перед ними.
— Ты ведь не просил их об этом.
— Они воспитали и вырастили меня! Ты знаешь, скольким они пожертвовали, чтобы у меня было это всё?
— Как и все остальные родители? Это было их решение принести человека в мир, о чем он не просил.
— Я должен быть им благодарен, что я родился.
— Допустим, ты благодарен, — Минги тоже разгорячился и даже потянул за пряди сильнее, чем обычно. — Но когда ты решаешь завести ребёнка, это твоя прямая обязанность быть ответственным за это живое существо. Оно тебе ничего не должно. Тебя не просили приводить его в этот мир. Всё что ты делаешь, не должно быть возвращено.
— Это естественный ход вещей. Родители заботятся о своих детях, а дети — о своих родителях.
— Ты не обязан жертвовать своей жизнью ради них.
— А кто обязан?
— Никто не обязан жертвовать своей жизнью ни во имя чего. А родители сами обязаны заботится о себе, они взрослые люди, черт возьми, Хонджун.
— Ты живёшь в каком-то идеализированном мире, Минги. Я их ребёнок. Я должен помогать им и заботиться о них. Как они некогда заботились обо мне.
— Вот именно. Ты был в зависимом положении, и они должны были заботиться о тебе не потому, что ты им будешь должен, а потому что ты был маленький и не в состоянии делать это за себя.
— Это очень эгоистичная мысль, Минги.
— А считать, что твой ребёнок обязан тебе за его воспитание — не эгоистичная мысль, по-твоему?
— Так было всегда! — Хонджун повысил голос отчаянно и бессильно. Он не стал говорить о том, что его родители никогда не указывали ему, что делать, и не говорили о его обязанностях и сыновьем долге, потому что ему казалось, что это нечто само собой разумеющееся. И даже если они не давят на него, это не значит, что это от него не ожидается. Потому что если он скажет об этом, о своей относительной свободе выбирать, то разговор станет совсем запутанным. Потому что Минги никогда не поймёт и не узнает всей той вины, что Хонджун носит в себе. — Дети обязаны заботиться о своих родителях. Ведь я люблю их... Как я могу?
— Разве уехать в другую страну, значит, что ты их не любишь? — Минги закончил с макушкой и снова теперь стоял перед Хонджуном. — Хонджун, посмотри на меня. Посмотри на меня, хён. Я знаю, у тебя болит сердце за них, но если тебе кажется, что оставаясь там, ты предашь самого себя, разве это правильно?
— Здесь я предаю их.
— Ведь ты не навсегда уезжаешь. Мы не в восемнадцатом веке живём, чтобы не видеться по десять лет. Ты можешь навещать их на праздниках.
— А что если с ними что-то случится, а меня не будет рядом?
— Вот уж точно, с кем угодно может что-то случиться, пока тебя нет рядом. Ты не вездесущий, хён. Ты не можешь контролировать всех и вся.
— Тебе легко говорить, ты вырос в совсем другой семье. Ты не так к ним привязан.
— Прости, хён? — Минги едва сдержал гримасу. — Откуда ты знаешь? Как ты можешь такое говорить, ничего не зная о моих отношениях с родителями? Ты думаешь, мне это тоже все легко даётся? Ты думаешь, что я вырос в Австралии, значит, у меня моральный компас сбит или что? Что я своих родителей не люблю?
— Прости, Минги. Я не имел в виду, что ты не любишь своих родителей. Прости, я не должен был так говорить. Прости меня, — задыхался Хонджун. — Просто ты довольно эгоистично мыслишь.
— Эгоистично — это идти против своей воли, только чтобы другие люди были счастливы?
— Это не просто другие люди, а мои родители.
— А разве не каждый родитель желает того, чтобы их ребёнок был счастлив? Ты хочешь пожертвовать собой во имя других.
Хонджун зажмурился.
— Давай, не будем говорить об этом, иначе мы поссоримся, Минги.
— Почему?
— Здесь все по-другому. Здесь человек никому и ничем не обязан, но там, — Хонджун махнул рукой в сторону, — ты часть людей. Ты никто без них, ты понимаешь?
— Я не понимаю, зачем заставлять страдать себя, если тебе там так плохо.
— Приехать в другую страну на две недели это совсем иное, чем жить здесь. Спроси свою мать. Как ей было тяжело. Я уверен, ей есть что тебе рассказать.
— Ей было непросто, но она не была одна.
— А у меня здесь никого нет. Какой смысл?
— А я?
— Минги, — Хонджун чуть не всхлипнул. — Ты знаешь меня неделю.
— Это не значит, что я не знаю, что за ты человек. Знаю, что мне нравится проводить время с тобой.
— Ты правда ничего обо мне не знаешь, — тяжело заключил Хонджун. Если бы только Минги знал, какие страшные мысли Хонджун растит в себе относительно его, он бы не был таким смелым и бойким.
— Может, расскажешь тогда?
— Мы только что чуть не подрались с тобой, и ты считаешь, что тебе нравится проводить время со мной?
— Может, нам и нужно подраться, — пожал плечами Минги, и Хонджуну стало несколько легче. — Как думаешь?
— Ты меня зашибешь.
— Ты сильнее, чем кажешься.
— Прости меня, Минги, — ещё раз сказал Хонджун. — Я не хотел тебя обидеть.
— Всё в порядке, — Минги коротко кивнул ему, пригладил его окрашенные пряди и осторожно стянул перчатки, протягивая их за кончики пальцев. — Одна пара только осталась, так что тебе придётся использовать эти.
— Ничего страшного. Садитесь, теперь ваша очередь, — сказал Хонджун и взял мисочку краски в руки. Минги почти не разрывался на части от радости, прыгнув на стул.
— У тебя очень густые волосы, — Хонджун неуверенно потянулся пальцами, желая спросить разрешения, что было невероятной глупостью, ведь они красили друг другу волосы, и в этом контексте это прикосновение не будет значит ничего. Он осторожно сжал кончики и погладил сверху, боясь, что позволит себе чуть больше приемлемого. Минги не делал ситуацию лучше, теперь, сидя на стуле, он был ниже Хонджуна, и смотрел на него снизу вверх, как огромная домашняя собака, которая ждёт, пока её потреплют по голове и почешут за ухом. Пальцы скользнули глубже между прядей, голова Минги была горячая, и волосы плотные, густые и длинные. Ему захотелось уткнуться в них и глубоко вдохнуть, потому что там запах, наверняка, был плотный и густой, как патока, там его было больше всего. Огромный, необъятный, тёплый, соль, смешанная с расплавленной восковой свечой, пыль, разведённая потом, нагретая солнцем земля, и сам Минги, густой и обтекаемый.
— Почему ты не подстрижёшься? — спросил Хонджун, выныривая из своих мыслей, как из глубины.
— Хочу ещё немного отрастить.
Хонджун взял его верхние пряди и по бокам и сделал пучок.
— Думаю, тебе очень хорошо вот так.
Он надел перчатки и неторопливо приступил. Волос у Минги было многим больше, и по густоте и по длине, так что покраска начала затягиваться. Диск, поставленный Минги уже давным-давно доиграл, и теперь они сидели в тишине, слушая лишь голос друг друга, их слабые дыхания, треск целлофановых перчаток и влажный звук кисти.
— Хочешь встретиться завтра вечером? — спросил Минги.
— Если не будет дополнительной работы.
— Тяжело быть переводчиком?
Хонджун пожал плечами.
— Нормально, только под конец дня голова опухшая, и язык заплетается.
— Почему ты решил учить иностранный язык?
— Хотелось увидеть другую жизнь.
Минги раздвинул ноги, чтобы Хонджун мог подойти ближе, и тот, не задумываясь, встал между его разведённых коленей. Он так был увлечён покраской волос, что не сразу понял, как ладони Минги оказались на его талии. И стоило ему это заметить, как ни о чем другом он думать больше не мог, только о Минги, который был теперь вокруг него и под ним. Хонджун мог чувствовать тепло его тела, его ладони на своих боках, его бедра что слабо касались коленей Хонджуна то тут то там, он был так близко, что можно было увидеть пушок на его лице, на лбу и щеках, заметить тонкие прозрачные волоски на мостике между бровей, представить структуру его кожи. Минги глубоко вдохнул и выдохнул, и грудь и живот Хонджуна обожгло этим горячим бризом. Голова вдруг пошла кругом, и он почувствовал как эта горячая патока скатилась с его груди вниз его живота, между ног, разгоняя кровь и наполняя его тело покалывающей тревогой и нервным желанием там, куда Хонджун предпочитал не смотреть без необходимости, становилось горячо и твёрдо. Ещё одно мгновение, и Минги узнает об этом.
Хонджун резко согнулся и вскрикнул как от боли.
— Хён, что случилось?
— Чёрт, — Хонджун так и доковылял до дивана и неловко сел, скрючившись и прикрывая себя локтями, потому что перчатки в краске были все ещё на нем.
— Хён? — Минги оказался рядом в следующую секунду, глядя обеспокоенно и в некоем роде испуганно. — Хён, что такое?
— Кажется, у меня желудок прихватило, — Хонджун сморщился, чувствуя как краснеет от стыда и идиотской лжи.
— Это из-за супа? — всполошился Минги.
— Нет, нет! Минги, это не из-за него. У меня бывает такое из-за стресса ...
— Принести лекарство?
— Не нужно.
— Давай, я что-нибудь найду. У тебя гастрит или язва? Чем ты страдаешь?
— Гас-гастрит, — неловко выдавил Хонджун, надеясь хотя бы так спровадить Минги на минутку.
— Я сейчас! — Минги побежал на второй этаж, и Хонджун перевёл дыхание, опуская глаза на позорно топорщащиеся шорты. Он захотел сдавить член предплечьем, но стало так больно, что Хонджун просто решил отвлечься и начал пересчитывать диски на полке, что несколько помогло, но не решило его проблемы.
Пока Минги бегал в поисках таблетки от выдуманного приступа гастрита, Хонджун успел насчитать сто двадцать четыре диска и пятьдесят книг. Возбуждение всё ещё было там, но уже не такое болезненное и настырное.
— Хён, я нашёл, — Минги подошёл к нему, держа в руках стакан воды. — Выглядишь неважно. Тебе Mylanta помогает?
Хонджун не знал, но он был красный и потный, как упавшая в воду крыса.
— Да, — наугад сказал Хонджун, даже не помня, есть ли у них в Корее что-то подобное.
— Может, снимешь перчатки?
— Последняя пара осталась. Дай мне пять минут, оно сейчас пройдет, — Хонджун криво посмотрел на него, пряча глаза. — Тем более ты принёс лекарство.
— Ладно, — Минги подошёл к нему близко-близко, снова навис над ним огромной скалой. — Открой рот. — тихо сказал он, и Хонджун, настолько увлёкшийся этим видом, поддался без вопросов, неловко вываливая язык.
Минги положил ему таблетку на язык, не отрывая от него взгляда:
— Выпей.
Его пальцы скользнули под подбородок Хонджуна, сердце того остановилось, напряжение достигло критической точки, и отключило оставшееся волнение. Он поддался ему снова безоговорочно, слепо следуя за его словами. Минги слегка наклонил стакан и прислонил к его приоткрытому рту. Хонджун неловко сделал глоток. Ещё и ещё, чувствуя лихорадочный жар и животную жадность, так что струйка скатилась из уголка рта по подбородку прямо в ладонь Минги.
— Не торопись, — хмыкнул он. Глаза у него были такие же чёрные, алкали чего-то Хонджуну неизвестного. Хонджун на секунду опустил глаза, понимая, что они на уровне ширинки Минги, и снова поднял, понимая, что в ближайшие полчаса с дивана не поднимется. — Всё? Умница.
Минги мазнул большим пальцем по его подбородку и ушёл на кухню. Хонджун мелко и нервно задышал, приходя в себя. Кажется, от перенапряжения возбуждение, наоборот, куда-то ушло, но подниматься в таком состоянии он не рискнул, боясь, что попросту потеряет сознание. Ему вдруг показалось, что они с Минги разделили что-то очень интимное, порочное, первозданное, пусть и только в его голове. Подобное с Хонджуном случилось впервые. Ему ещё прежде никогда не приходилось прятать стыдливое возбуждение, разве что подростком, однако это было настолько редкое явление, что он не видел в этом проблему.
— Давно у тебя проблемы с желудком? — спросил Минги, возвратившись из кухни и сев рядом на диван, Хонджун даже побелел от натуги, успев позабыть выдуманную собой ложь.
— С университета.
Они ещё немного поговорили про высшее образование, и как у всех начинает разваливаться здоровье, стоит только выйти из любимой alma mater, про компьютеризацию половины работ и безработице, поняв, что мало чем друг от друга отличаются, хоть и живут на разных сторонах земного шара.
Когда Хонджуну стало полегче, и голова перестала идти кругом, они вернулись к покраске. К счастью, с передней частью они закончили, и ему больше не нужно было стоять между ног Минги и позволять ему класть на бока свои большие ладони.
— Чем займёмся? — спросил Хонджун, когда они закончили. Теперь оба выглядели как маффины с размазанной чёрной шапочкой шоколадного крема.
— Вообще у меня появилась идея. Подожди секунду, — заговорщически сказал Минги и скрылся на втором этаже, чтобы вернуться оттуда с электро-гитарой и усилителем.
Хонджун рассмеялся:
— Вы меня накормили, напоили, голову покрасили, а теперь ещё и концерт бесплатный.
— Лучше! Мы с тобой сейчас поиграем, — Минги подключил гитару и немного подтянул струны. Хонджун не хотел это признавать, но и без того харизматичный Минги с гитарой в руках выглядел теперь ещё притягательнее. — Для фанатов металлики.
По телу прошла дрожь, и волосы встали на руках и ногах, они встали бы и на голове тоже, если бы не были прилизаны краской. Он с первых нот узнал балладу Ride the Lighting, и был настолько поражён, что не смог вымолвить и слова, хотя Минги поглядывал на него с каким-то ожиданием.
— Ну? Угадал? — спросил он, наконец, остановившись.
— Ride the Lighting.
— Отлично. Давай я теперь буду соло играть, а не начало, а ты угадываешь.
— Это и есть твоя игра?
Минги только улыбнулся и снова ударил по струнам, то был меланхоличный Orion, что представлял из себя исключительно инструментальную композицию. Иногда Хонджун жалел, что там нет слов, но изо всех сил пытался следовать за мелодией, как будто ментальное воспроизведение музыки засчитывалось за подпевание.
— Orion.
— Умница, — хмыкнул Минги, и у Хонджуна разогрелись уши от этого слова. Это было так странно, чтобы кто-то младше его говорил ему такие слова.
Он ударил по струнам снова, и Хонджун, конечно же, угадал песню с первой ноты, но останавливать Минги не собирался, просто наслаждаясь его игрой. Хонджун позволил ему доиграть, неотрывно глядя на его быстро скользящие пальцы и напряжённые предплечья, как сосредоточен он в своей игре.
— Master Of Puppets.
— Так, — тяжело выдохнул Минги, — давай что-нибудь посложнее. Так неинтересно.
К сожалению, Минги не знал, с кем имеет дело. Прозвучали композиции из первых альбомов, которые Хонджун знал посекундно.
— The Four Horsemen, — сказал Хонджун спустя с десяток угаданных композиций, и Минги безутешно и игриво зарычал в отчаянии.
— Чёрт бы тебя подрал, Хонджун, — Минги отнял гитару и ласково погладил по грифу, поставил у усилителя. — Всё-то ты знаешь. Я даже не могу тебя впечатлить.
— А ты хотел впечатлить меня?
Минги пожал плечами и смял губы.
— Я не ожидал, что ты так хорошо играешь.
— Приму это за комплимент.
— Нет, Минги. Плохо прозвучало. Ты замечательно играешь. Впечатляюще для любителя.
— Я занимался профессионально.
— Ох, черт. Минги. Я... в смысле ...
— Хён, всё нормально, — смешливо раскраснелся Минги, — я знаю, что ты хотел меня похвалить.
— Почему ты выбрал гитару?
— Ты сейчас будешь смеяться. Мама хотела, чтобы я выучился на фортепьяно, но учительница сказала, что у меня такие толстые пальцы, что между клавишами не помещаются. Какое мне фортепьяно.
— Что за вздор!
— Поэтому я выбрал гитару. Думаю, это была судьба.
— Все, что не происходит, всё к лучшему? — улыбнулся Хонджун, глядя в веселые глаза Минги.
— Да. Думаю, да, — он потупил взгляд. — Может быть, мне было суждено выучиться на гитаре, чтобы потом однажды впечатлить одного фаната металлики.
Хонджун оказался подле него и коснулся его предплечья.
— Ты правда великолепно играешь, я бы сказал, идеально.
— Да? — Минги приподнял брови, глупо глядя на него, как будто выжидая ещё комплиментов.
— Да, ни одной фальшивой ноты.
— Правда?
— Я бы услышал.
— Сам играешь?
— Нет. Но я слушал достаточно.
— Почему не играешь? — спросил Минги, когда Хонджун задумчиво подошёл к гитаре.
— Времени не было, а сейчас как будто бы уже поздно.
— Ха, сколько тебе, хён? — задал он риторический вопрос.
— Мне тридцать, Минги.
— Говоришь так, как будто все девяносто.
— Нужно было раньше начинать, хотя бы в двадцать.
— И что? У тебя руки хуже, чем десять лет назад?
— Просто мне кажется, что я не должен даже сюда соваться.
— Какие глупости, — фыркнул Минги, взял гитару и накинул её через плечи Хонджуна. — Хочешь, научу паре простых аккордов? Соло из And Justice For All научить не обещаю, но что-нибудь незамысловатое — запросто.
Хонджун что-то промямлил, и кажется, забыл человеческий язык, потому что Минги оказался за его спиной, близко, тесно и горячо, его дыхание теперь было на затылке, что скользило на шею и открытое в растянутом горле футболке плечо. Его пальцы обхватили руку Хонджуна, и тот в очередной раз заметил, насколько у него маленькие ладони, смешные и даже будто бы несуразные.
— Какая мне гитара, я даже на три лада пальцы растянуть не смогу.
Минги фыркнул, и Хонджун снова почувствовал это своей шеей.
— Это только практика.
— И генетика.
— Ну ладно, генетика тоже.
— На сколько ладов ты можешь пальцы растянуть? — Хонджун задрожал, затаив дыхание. Минги был так близко, что если сейчас Хонджун повернёт голову, то уткнётся носом в его челюсть, он это знал.
Минги взял гриф, его грудь ударила Хонджуна в лопатки, положил указательный палец на первый лад, и сделав усилие, мизинцем зажал седьмой.
— Чёрт, — выдохнул Хонджун, чувствуя, как кровь отливает от головы. — Лучше поиграй для меня что-нибудь, Минги. Мне кажется, я сегодня не в настроении.
— Желудок?
— Вроде того.
Остаток вечера прошёл без происшествий и приступов гастрита, они разобрали диски, поговорили о музыке, и после смыли краску с волос. Чёрные волосы Минги подчёркивали его загорелую смуглую кожу, и он будто стал ещё золотистее.
Когда стрелка часов перевалила за одиннадцать, Минги отвёз его домой. Всю дорогу до отеля Хонджуна не покидало горькое и странное чувство, скручивающее живот, отдающееся жжением в глазах. Он цеплялся за Минги, крепко прижавшись к его спине, глядел на чёрное небо под сплошной пеленой облаков, и редко выглядывающую луну, мечтая о том, чтобы найти предлог и остаться в доме, где пахнет рыбным бульоном и зелёным луком. В доме, где пахнет Минги.
— Увидимся завтра? — привычно спросил Минги, когда Хонджун спустился с мотоцикла и протянул ему шлем.
— Хорошо.
— Хочешь, сходим в парк аттракционов? Ты уже был там?
— Ещё нет, — ему представилось вдруг, что это их свидание, и ему стало горячо и приятно, и снова немного тоскливо. — Культурно-развлекательная программа?
— Ага.
— Так что захвати сменную одежду. И фотоаппарат тоже.
— А ты напиши мне список песен, — напомнил Хонджун.
— Обязательно, — прошептал Минги. — Отдам тебе завтра.
Они простились, и Хонджун, одухотворённый сегодняшней встречей, ещё долго не мог угомонить своего сердца, бродил по окрестностям, вглядывался во всевозможные объявления, кошек, автомобили, и почему-то улыбался.
В номере было тихо и пусто, и он ощущался как нечто неестественное и чуждое в отличие от дома Минги, что был наполнен светом, теплом и уютными запахами. В отеле пахло очистителем и перестланными застиранными простынями, что пахли пустым временем, и на ощупь были как налёт от жёсткой кипячёной воды.
Хонджун устало разделся и прошёл в ванную, чтобы приготовиться ко сну и проснуться завтра утром для очередного дня на изматывающей работе. В голове по-прежнему крутился прошедший день, встреча с Минги и его присутствие, тепло его тела, что всё ещё чувствовалось на коже, как слепок от шва на подушке поперек щеки, оставленной после сладкой послеполуденной дрёмы. Его колени чувствовали бёдра Минги, где он к нему прикасался, его бока помнили его ладони, его спина помнила его грудь, а шея и плечи — его дыхание. Хонджун закрыл глаза, вспоминая тот унизительный момент на диване, и как он податливо открыл рот для Минги, и что было бы, если бы вместо таблетки Минги расстегнул свою ширинку и положил бы ему в рот что-то совсем другое. Он пошатнулся, цепляясь за раковину рукой, кровь загудела и отхлынула от головы вниз, туда, куда Хонджун всё ещё не хотел смотреть. Член вмиг потяжелел и стал почти болезненно твёрдым. Хонджун не планировал с этим ничего делать. Он суетливо и нервно разделся и быстро встал под душ, фыркая от воды, суматошно дыша и надеясь, что оно закончится прямо здесь. Он делал это сотни раз, и сделает и в этот раз. Встанет под ледяную воду и позволит ей смыть с себя это бесполезное возбуждение. Но может быть, только может быть, сегодня он позволит себе дотронуться до себя. И может быть, в его фантазии, то будет не его собственная рука. А чья-то другая. Та, что может растянуть пальцы на семь ладов. Наверное, весь его член поместится в ней. И может быть, он снова почувствует спиной его грудь, и этот кто-то встанет так близко, что изгиб его тела впечатается в изгиб Хонджуна, и скорее всего где-то на уровне копчика он почувствует и его член тоже. Хонджун зажмурился и обхватил себя рукой, жалобно выдыхая, и чувствуя как вода разбивается о его голову и скатывается вниз по телу вместе с неестественной удовлетворённой дрожью. Может быть, этот кто-то мог бы обхватить его поперёк груди, вжать в себя крепко и впечататься губами в плечо, там, где ещё днём лежало его дыхание. Он сделал движение ладонью, ещё и ещё, и это было приятнее, чем тогда, приятнее, чем когда-либо. Хонджун даже жалобно выдохнул, наблюдая за своим телом, как будто вместе с этой фантазией видел его впервые. Видел свой член не только как инструмент, выполняющий мочеиспускательную функцию, но и как часть своего тела, что способна доставить удовольствие, которое начало в нём пробуждаться, стоило ему лишь увидеть того самого человека. Может быть, этот человек положил бы другую руку на его живот, и Хонджун бы вцепился в неё, чтобы остаться стоять на ногах. Всё его тело напряглось и содрогнулось, Хонджун коротко простонал и осел на пол на дрожащих ногах, слушая своё рваное дыхание под шумом разбивающейся о спину воды.
«Умница», — сказал чей-то голос, и Хонджун увидел лицо Минги.
Chapter 11: 16 ноября 2000, четверг
Chapter Text
Ночь одиннадцатая
— Ты посмотри-ка, — первое, что услышал Хонджун, спустившись утром в ресторан, где завтракали его коллеги. Даон коротко глянул на него, хмыкнув собственным мыслям. — Чего это ты вдруг покрасился обратно?
Отвечать сдержанно не хотелось, однако противостоять Даону казалось самоубийством. Каждый день Хонджун обещал себе, что совсем скоро это закончится, и ему нужно перетерпеть ещё один день, и когда они вернутся в Корею, он останется на своём этаже, а Даон уберётся в своё логово, и больше никогда не потревожит его, никто больше не потревожит Хонджуна кроме его собственного начальства, которое тоже было не без греха, однако не досаждало до истёртых от стресса сухих пятен на коже и ухудшающегося здоровья.
— Вы были правы, Ким-сонбэним. Я вёл себя неподобающе и признаю свою ошибку.
— Гм, вот как, — улыбнулся он, вытирая губы салфеткой.
— Я, прежде всего, кореец, и являюсь представителем нашей страны, как и каждый из нас. Даже если это просто туристическая прогулка, мы всегда — лицо нашей нации.
Даон закончил завтрак, поднялся, и трое остальных тут же подскочили и последовали за ним на улицу за утренней сигаретой.
— Ты так разволновался, потому что не хочешь ударить лицом в грязь, как кореец, или потому что на тебя Гарднер надавил? — с прищуром спросил Даон, прикуривая.
Тэён прыснул в кулак. Охёк только молча наблюдал за словесной потасовкой, а Ёсан прятал глаза и выглядел измученным.
— Господин Гарднер лишь напомнил мне о том, что в компании существует дресс-код, о котором я совершенно не подумал.
— Да, головой ты иногда не думаешь, — подбоченился Даон, тыча я в него пальцами с зажатой между ними сигаретой. — Испугался, что повышения лишат?
— Мне не обещали никакого повышения, сонбэним. Я не понимаю, почему вы продолжаете об этом говорить, — напрягся Хонджун, чувствуя, в каком уязвимом положении находится, и что сегодня Минги не появится, не придёт ему на помощь, как в прошлый раз, и не остановит эту унизительную тираду.
— Как же не обещали? Ты в Сидней переводишься, или я что-то неправильно понял?
— Именно, что неправильно, — поправил его Хонджун, и Даон снова запыхтел. — Во-первых, я не давал никакого согласия, и намерен вернуться в Сеул со всеми остальными. Во-вторых, если рассматривать это предложение, это не повышение, а простой перевод в другой филиал.
— Гм, гм, — Даон сплюнул и потушил сигарету о мусорный бак. — В Сеул, значит, хочешь вернуться?
— Я, как и вы, скучаю по дому.
— По тебе не скажешь.
Когда пришло время взять такси, Ёсан снова замешкался, но на этот раз Хонджун с охотой согласился на его молчаливую просьбу. Когда троица села в такси, Тэён злобно зыркнул на Ёсана и крикнул ему:
— Эй, Ёсан-а, а ты чего? Запрыгивай.
Ёсан жалобно глянул на Хонджуна, и тот решил немного заступиться за хубэ, желая хоть как-то искупить свою вину за ту напряжённую поездку.
— Он со мной.
— Ха, — хмыкнул Тэён.
Охёк и Даон приподняли брови.
— Устал от нас, Ёсан-а? — с усмешкой спросил Даон.
— Простите, сонбэним, — подал он голос. — Меня укачивает.
— Так садись вперёд, — Тэён выскочил с переднего сидения и театрально поклонился перед ним, открывая дверь.
— Сонбэним, — шепнул Ёсан, глянув на Хонджуна.
— Он со мной поедет, — настоял Хонджун. — Мы вчера по работе не закончили.
— Вот как, — Тэён цыкнул языком. — По какой работе?
— Не твоего ума дела.
Тэён хотел было дёрнуться, но понял, что они были не одни.
— Нам ещё работать с тобой, Ёсан-а. Надеюсь, ты помнишь?
— Помню.
— Хорошо.
— Поехали уже, оставь ты их. Ещё опоздать не хватало, — буркнул Даон, и Тэён наконец, сел в такси, напоследок внимательно посмотрев на Ёсана и Хонджуна.
— Спасибо, сонбэним, — тихо сказал Ёсан, когда машина уехала.
— Можешь обращаться ко мне хён.
— Спасибо.
— Как же я устал, — Хонджун поймал вторую машину и сел на заднее сидение. Каково было его удивление, когда Ёсан скользнул рядом.
— Тебя же укачивает?
— Я соврал.
— Л-ладно, — Хонджун неловко глянул на него и потупил взгляд.
— На самом деле, я хотел поговорить с вами, хённим, — заговорил Ёсан, когда машина сдвинулась с места. Выглядел он очень бледным и уставшим. — Я никак не мог к вам подобраться.
— Что такое?
— Вы ... Я знаю, это не моего ума дело, но я вижу, как сонбэ несправедливо относятся к вам. И просто хотел немного вас поддержать. Вы кажетесь очень близки с Тэёном-сси, в смысле, с Пак-сонбэ, но, хённим... Знаете ли вы, какие слухи он распускал о вас?
Сердце заколотилось прямо в глотке. Хонджун перестал дышать, остро глядя на Ёсана в ожидании его следующих слов. Неужели их взаимоотношения с Тэёном действительно выглядят достаточно доброжелательными, что даже Ёсан подумал, что они друзья?
— Нет.
— Он говорил, — Ёсан перевёл дыхание, коротко глянул на водителя и понизил голос, хотя это было не обязательно. Мужчина всё равно не знал корейского. — Он говорил, что вы выторговали это повышение у мистера Гарднера, — сказал он наконец, краснея от стыда. Хонджун видел, как непросто ему давались эти возмутительные слова. — Говорил, что у вас с ним связь. Не ... неуставные отношения. Вы понимаете, хённим?
— Я понимаю, Ёсан. Что сказал Ким-сонбэним? — Хонджуну вдруг стало интересно, что подумал Даон, и зачем Тэёну вообще было распускать эти слухи, да ещё и очернять своего старшего сонбэ в такой гнусности.
— Он просто посмеялся. Не думаю, что они с Охёком-сси всерьёз в это поверили. Тэён-сси любит болтать ерунду.
— А ты, Ёсан? Ты в это веришь? — горячо спросил Хонджун, пристально и жадно глядя ему в глаза. — Веришь, что я спал с господином Гарднером ради перевода?
Ёсан раскраснелся пуще прежнего. Он всегда был парнем закрытым и стеснительным, и теперь, должно быть, чувствовал себя загнанным в угол, не зная, как ему разговаривать со своим старшим на такую тему. Хонджун точно не знал, сколько лет было Ёсану, но выглядел он таким же юным, как Минги и его друзья.
— Я в эту глупость никак не верю, хённим. Я вижу, какой злой и коварный человек Тэён-сси.
— Спасибо.
— Будьте с ним осторожны, хённим.
Всю оставшуюся дорогу до офиса они молчали. Хонджун глядел в окно, пытаясь удержать мысли, как пригоршню ягод, что то и дело проскакивали между пальцами. Слишком много их было для его небольших ладоней. Он уже достаточно судил себя за свои неподобающие желания и мысли. Хоть он никогда и не был патриотом, но и бессердечным человеком — тоже. Он всё ещё тосковал по своим близким, по тому, что принято называть «домом», поэтому слова Даона звучали как издёвка и обвинение в преступлениях, что он не совершал. И теперь ещё гадкое представление Тэёна, по какой-то причине выставившего Даона виноватым. Неужели ему и без того было мало вечных придирок сонбэ, оскорблений и даже пощёчины? Зачем бы ему взращивать к Даону ещё большую ненависть? Или он хотел выглядеть лучше в глазах Хонджуна?
Рабочий день ещё не начался, а Хонджун уже был в полном раздрае. Лишь мысль о встрече с Минги вечером успокаивала его и давала надежду.
Господин Гарднер встретил их кивком и молчаливо приподнял брови, оценивая изменившийся внешний вид Хонджуна, который, судя по поджатым губам, оставил его удовлетворенным. У них не было возможности поговорить, потому что этим утром приехали старшие менеджеры из канберрского филиала, и им снова пришлось переводить сотни данных, стопку брошюр про новое оборудование, и конечно следить, чтобы корейская делегация поняла все до последнего слова, потому что им придётся работать и обучать своих корейских коллег в будущем, когда они вернутся в Сеул.
На обеденном перерыве они впервые сидели за столом такой большой компанией, корейская делегация из пяти человек, господин Гарднер, и четвёрка менеджеров из Канберры. Хонджун никак не смог бы их охарактеризовать, кроме как «нейтрально приятные», двое белых мужчин и женщин, держались слегка отстранено, но очень дружелюбно. Натуральным образом они разделились на корееговорящую группу и англоговорящую, но Хонджун и господин Гарднер, как бы зависли посередине, пытаясь захватить и тот и другой разговор. Пока корейская делегация обсуждала возможные проблемы с будущем оборудованием, делегация из Канберры с одухотворением сравнивала главный сиднейский офис со своим, это было их первое посещение, чем они весьма остались довольны.
На некоторое время Хонджун отвлёкся от канберрского филиала и обратил своё внимание на коллег. Всё было по-прежнему, Даон заправлял разговором, Охёк дополнял, Тэён стоял наготове вставить свои важные два слова, а Ёсан молчаливо поглядывал на них своими огромными оленьими глазами. Поймав на себе заинтересованный взгляд Хонджуна, он скромно поджал губы. Атмосфера неловкости между ними исчезла, и после короткого разговора в такси Хонджун будто бы стал понимать его чуть лучше.
— Мы так удивились, что у вас нет этого ресторана, — заговорил один из представителей другого офиса, кажется, его звали Дейл, но Хонджун успел позабыть, у него не было возможности поговорить со всеми как следует. — Думали, что это сиднейская сеть, но кажется, теперь будет повод любить его ещё больше.
— Покупай франчайз и открывай бизнес в Сиднее, — женщина игриво пихнула его в бок, и предполагаемый Дейл засмеялся.
— О чём вы говорите? — заинтересованно спросил Хонджун.
— Про ресторан Lehnbach. У нас в Канберре их три штуки, думали, что сеть, но кажется, дальше нашего города никуда пока не вышел.
— Хорошая кухня?
— Отменная, — протянул Дейл и гулко засмеялся, — у них что-то вроде немецкого колорита, сосиски, картофель, солёная капуста.
— А какая у них рулька! — добавил второй мужчина.
Дейл закрыл глаза и причмокнул, видимо, вспоминая вкус.
— Скучаете по корейской кухне?
— Немного, — согласился Хонджун. — Здесь у Флемингтона есть ресторан, если хотите, можете заглянуть.
— Гм, — Дейл оскалился как-то странно и стрельнул глазами в другого своего коллегу. — Слушай, Хонджун... Хотел вопрос задать.
— О нет, не надо, — сказал другой мужчина, тот самый, с которым он перекинулся взглядами, как неким немым сообщением.
— Ну, а что? Узнаем из первых рук.
— Дейл, — протянул второй.
— Что случилось?
Дейл наклонился и как будто очень стыдливо и с некой детской настырностью посмотрел Хонджуну прямо в глаза и спросил:
— Вы правда собак едите?
— Дейл! — женщина ударила его по плечу и засмеялась.
— Все об этом говорят!
Хонджун устало перевёл дыхание и почувствовал на себе внимательный взгляд Гарднера. Судя по его кислой мине, он сам был озадачен поведением новых коллег, и хотел было открыть рот, но Хонджун остановил его рукой. Гарднер сжал челюсти, глядя на Хонджуна и ожидая его реакции на этот бесцеремонный вздор, как будто собрался судить его по тому, как он отреагирует. Все за столиком умолкли, даже корейская часть, как будто бы поняли, что что-то произошло. Хонджун тихо выдохнул и улыбнулся одними губами, глядя на Дейла.
— А что, вы хотели рецептик узнать? Лично я люблю чихуахуа в горшочке, как курочка мягкие и кости маленькие, — заговорил Хонджун, и Дейл вдруг позеленел, осознав уровень своей тупости, — для стейка обычно нужно что-то посерьезнее, например мастиф. Хаски тоже неплохо, но они как будто больше хищники, у них мясо кисловатое, такое. Кстати, в этом ресторане у Флемингтона можно заказать чудесный суп из таксы, — Хонджун мечтательно вздохнул. — А когда совсем есть нечего ...
— Ладно. Хонджун. Ладно, — Дейл махнул рукой и отвернулся, — я понял.
— Вы сами спросили. Неужели, я вам аппетит испортил? — со злой искрой в глазах добавил Хонджун. — Я ведь даже ещё не приступил к десертам.
— Извините, — добавил Дейл, и второй коллега закатил глаза и рассмеялся. Женщины тоже как-то неловко посмеялись, и совсем скоро позабыли об этом возмутительном недоразумении. Гарднер смотрел на Хонджуна исподлобья с трудночитаемым выражением лица. С неким стыдом, но и очевидным удовлетворением тем, что Хонджуну удалось поставить невежд на место. Гарднер прекрасно знал, что Хонджун был не из тех, кто легко даст себя в обиду. Когда он поймал взгляд господина Гарднера, тот одними губами сказал «Извините».
— Что он сказал? — спросил Тэён через весь стол на корейском. — О чем вы говорили?
— Ни о чём, — раздражённо дёрнулся Хонджун. Теперь находиться рядом с Тэёном стало совсем невыносимо, зная, как он подставил его. Лишь присутствие других останавливало его от выяснения отношений.
— Я услышал слово «собака». Что? — нахмурился Тэён, поймав на себе злой взгляд Хонджуна. — Мне просто интересно.
Всегда ли он был таким мерзким? Пока он сидел с закрытым ртом, выносить его было гораздо легче.
— Дейл просто хотел узнать, какая у меня любимая порода собак, — ответил Хонджун, чувствуя на себе внимательный выжидающий взгляд господина Гарднера.
— А чего он красный весь?
— Наверное, у него несварение.
После обеда они вышли из ресторана и возвратились в офис. Господин Гарднер задержал его у лифтов, когда остальные скрылись в конференц-зале.
— Хонджун-сси, я хочу попросить у вас прощения за сегодняшнее.
— Всё в порядке, Хью-сси. Я не считаю это оскорблением. Просто некоторые люди иногда не думают головой.
— Нет, это недопустимо. Я сделаю ему выговор. Здесь мы не приемлем подобных высказываний. Мы международная компания, и наш главный принцип — комфорт наших сотрудников и уважение к каждому.
— А вы, господин Гарднер, не просто переводчик, я прав? — Хонджун внимательно посмотрел на него. Всё вдруг встало на свои места. То как господин Гарднер держался рядом с ними, как управлял командной работой, и сколько власти ощущалось в его голосе. Он, явно, был чем-то большим, чем штатный мальчик на побегушках.
— Я выполняю обязанности HR, — тихо сказал Гарднер.
— Значит, от вас зависит то, кто будет работать в новом отделе, и кто — нет?
— Отчасти. Я лишь ищу новых сотрудников, а вышестоящие решают, кто подходит лучше всего, — Гарднер оглянулся по сторонам. — Я не хотел бы, чтобы подобные ситуации повлияли на ваше решение и изменили представление нашего к вам отношения.
— Вы ещё намерены сохранить мне местечко здесь? — неуверенно спросил он.
— Разумеется. Вы уже обдумали наше предложение?
Хонджун замешкался, понимая, что ещё не готов. Чаша весов, прежде склонявшаяся к возвращению домой, вдруг нашла баланс.
— Я могу ещё подумать?
— Конечно.
— Просто, это слишком неожиданно. Я уж было подумал, что вы депортируете меня, когда я пришёл с выбеленными волосами, — выдохнул Хонджун, и Гарднер широко рассмеялся, а после хлопнул Хонджуна по плечу.
— Вы, конечно, шуму наделали, со своими новомодными причёсками. Это, разумеется, повлечёт за собой последствия, но вас никто не выкинет из компании за смену стрижки. Возможно, попытаются уговорить, чтобы вы вернулись к менее ... экстраординарным решениям.
— Австралийский воздух, понимаете, — отшутился Хонджун, и Гарднер улыбнулся.
— Понимаю. За границей всё кажется немного другим, чем дома. Кажется, что ты другой человек.
Хонджун молчаливо покивал, снова думая о конкретном человеке, и как много встреча с ним изменила в нем, и действительно ли виной его изменчивости стал австралийский ветер, или то было дыхание Минги.
— Хью-сси, — обратился Хонджун, — вы присоединитесь к нам завтра за ужином?
— Разумеется, я обещал выделить для вас время. К тому же, это последний наш день вместе.
— Спасибо.
Кажется, к концу второй недели коллеги окончательно потеряли интерес в Хонджуне, и чувствовали себя более свободно в самостоятельных передвижениях по городу, да и тот ресторанчик у Флемингтона решил все их проблемы, связанные с едой: тоску по знакомым вкусам, а так же извечный вопрос, где же поесть. Краем уха Хонджун то и дело слышал обсуждения прошедшего дня или места, где коллеги успели побывать без него. Он вдруг осознал, что толком и не видел Сиднея. Его главной достопримечательностью стал сам Минги, а культурно-развлекательной программой — общение с ним и его друзьями, на что он не жаловался, и если быть честным, его даже не волновал страх того, что он что-то здесь упускает. Знакомство с Сиднеем через глаза его жителей ощущалось как нечто интимное, словно он оказался за кулисами театра.
Около пяти вечера он получил сообщение от Минги с кратким текстом о том, что волейбол накрылся из-за вывернутой лодыжки Юнхо, и игра переносится на неопределённый срок, да и погода стала совсем неспокойной, хлёсткий и порывистый ветер, что дул с океана, не дал бы им нормально управлять мячом.
В конце рабочего дня Хонджун дождался, пока коллеги удалятся, и заскочил в туалет, чтобы переодеться в привычные шорты и футболку. Он долго стоял перед зеркалом и разглядывал себя, ему хотелось выглядеть чуть лучше, но он не понимал, что он мог изменить, и откуда взялось это странное желание. Ему никогда не было дела до своей внешности, он знал, что был среднестатистическим, ростом, может, чуть ниже среднего, ничем не примечательным, большеглазым и остроносым. Мама всё время шутила, что он похож на галчонка. Поэтому чёткого представления о своей внешности у Хонджуна не было. Он никогда не получал комплименты о своём внешнем виде. Да и к чему бы это? Ведь он был мужчиной. Даже его бывшие девушки были довольно отстранены и как будто не заинтересованы в его физических данных. Они говорили, что он хороший, добрый, классный, интересный, но никогда привлекательный или красивый. И теперь, стоя в туалете за пятнадцать минут до встречи с Минги Хонджун вдруг понял, что хотел бы быть хоть немного другим. Выше, сильнее, мускулистее. Но не для самого себя или чтобы доказать кому-то свою статусность и важность, а чтобы просто кому-то понравиться. Чтобы понравиться Минги. Кто нравился Минги? Какие девушки ему нравились? Хонджун влажной рукой разметал волосы, снял и надел очки, снова снял, умылся и вытерся, снова надел очки. Белая половина головы давала это короткое чувство уверенности и иллюзию, что он может кому-то понравиться обычным привлечением внимания к себе. Минги говорил, что Хонджуну красиво с покрашенной головой. Может, он просто хотел его подбодрить? Теперь он снова стал самый обыкновенный, ничем не примечательный серый клерк в очках в чёрной оправе.
Минги остановился на тротуаре у их офисного здания, и Хонджун подбежал к его мотоциклу, по-странному оглядываясь по сторонам и боясь, что кто-то их увидит. Хотя эта обыкновенная встреча со стороны не выглядела как что-то выходящее за рамки, для всех остальных они были парой друзей, но Хонджун знал, что прошлой ночью он мастурбировал в душе, представляя Минги, и эта сладкая горечь вины сочилась из него, словно бы показывая всем остальным истинную природу чувств Хонджуна к своему другу.
— Привет, — Минги улыбнулся и неловко приобнял его, не спускаясь с мотоцикла. Протянул ему шлем, и Хонджун тут же нахлобучил себе на голову и прыгнул на мотоцикл. — Как день?
— Нормально.
— Поедем скорее, потому что у нас сегодня запланировано куча всего.
— Культурно-развлекательная программа? — хихикнул Хонджун.
— Она самая, — Минги дёрнул рукой назад, хватая ладонь Хонджуна и кладя себе на живот. — Держись крепче.
У Хонджуна захватило дух от скорости, Минги изредка оборачивался на него, и Хонджун готов был поклясться, что видел его довольную улыбку за щитком. Наконец, они вывернули на мост Харбор, на котором Хонджун не был уже больше недели, с тех пор как он с коллегами гулял здесь и делал фотографии на фоне оперного дома. Казалось, что это было в совершенно другой жизни и случилось с другим Хонджуном. У него заслезились глаза, то ли от ветра, то ли от переполняющих его эмоций. Паруса оперного дома наполнились розовым светом заходящего солнца, сияя теплом и величием. Хонджун ещё крепче обнял Минги, чувствуя, как в груди становится тесно. Минги поддал газу, и по телу разлилась дрожь двигателя и какое-то несравнимое ни с чем удовольствие.
Спустя четверть часа они припарковались недалеко от парка аттракционов, как понял Хонджун, завидев возвышающееся колесо обозрения над домами.
Минги снял шлем, тряхнул волосами и немного прибил их своей ручищей и удивлённо посмотрел на Хонджуна.
— Что?
— Минги, ты ... — Хонджун окинул его с ног до головы. Волосы были убраны в пучок, в левом ухе болталась кольцо, на шее с десяток подвесок, пальцы в перстнях и руки в браслетах, рваные джинсы и футболка с Led Zeppelin. Минги выглядел слишком нарядным для обычной прогулки с другом в парк аттракционов, он выглядел так, как будто у них свидание. — Отлично выглядишь. Я даже немного неловко чувствую себя.
Хонджун глянул на свою футболку с металликой и обычные шорты. Он выглядел как школьник в выходной день.
— Почему? Ты очень красивый, — Минги замялся. — Ты всегда хорошо выглядишь.
Хонджун сказал себе, что это всего лишь недопонимание. Он совсем не знал, куда ему девать глаза, и почему Минги заговорил с ним настолько открыто и совсем не так, как разговаривают друзья. Может быть, то было неполное понимание корейского языка (хотя ранее Хонджун не замечал за ним неправильного использования слов), то ли то была его австралийская особенность: комплименты друзьям и физическая близость.
— У меня есть идея, — Минги закинул руки за шею и снял с себя одну из подвесок, то была серебряная цепочка с чёрным камнем в форме ромба. — Иди сюда.
Хонджун сделал шаг навстречу, и Минги надел ему на шею подвеску.
— Вот теперь очень нарядно.
— Может, ещё и перстни свои отдашь?
Минги хмыкнул и скрутил один из них, вложил Хонджуну в ладонь.
— У меня руки как у ребёнка, — шикнул Хонджун, понимая, что кольцо болтается на безымянном, и вместо этого накрутил его на большой палец.
— Не такие уж и маленькие, — Минги взял его ладонь и положил на свою, пальцы к пальцам, холмы к холмам, и Хонджуну вдруг стало так неловко и стыдно за своё несуразное существо, потому что теперь разница была очевидна.
— На семь ладов не растянутся, — прошептал Хонджун, и Минги засмеялся.
— Зато поместятся между клавишами фортепьяно. Идём, — Минги отпустил его ладонь и пошёл вперёд, оборачиваясь. Хонджун вдруг почувствовал, что хочет взять его за руку, но, должно быть, подобный жест, даже дружеский, выглядел среди наполненной жизнью улицы очень не к месту.
— Минги, — позвал его Хонджун, когда они остановились у автомата с билетами, — позволь мне сегодня угостить тебя.
— Идёт. С меня билеты, с тебя хотдоги.
— Нет, Минги, — Хонджун дотронулся до его предплечья, как будто бы этот скромный и кокетливый жесть обладал некой силой убедительности. — Позволь мне заплатить за всё сегодня.
— Хён, я так не могу. Ведь я позвал тебя. Значит, я плачу.
— Ты покупал нам тогда мороженое, помнишь?
— Это всего лишь одна мороженка, это не считается.
— Минги, пожалуйста. Я работающий человек, у меня деньги есть.
— Мы это уже с тобой обсуждали, — Минги дотронулся до его ладони на своём предплечье и улыбнулся, — тоже работаю. И ты гость здесь. И это я тебя позвал.
— Чувствую себя странно.
— Отчего? — Минги взял билеты на входе, и они медленно побрели по освещённым иллюминациями улочкам и шатрам, заваленным всякими безделушками, предлагающими игры и уличную еду. В нос тут же ударил запах карамели, приплывший от палатки с попкорном.
— За меня никто никогда не платил. Последний раз такое делали мои родители.
— Я за тобой немного поухаживаю. Идёт? — Минги приподнял брови.
Хонджун хотел снова спросить у него, знает ли Минги, что у слова «ухаживать» есть ещё одно значение, и сейчас они совсем-совсем выглядят как парочка на свидании, и Минги платит за них обоих, что уж точно превращает этот вечер в свидание.
— Я не могу так. Я же взрослый человек.
— Ладно, — Минги остановился и начал оглядываться по сторонам. — Если ты меня обыграешь, я разрешу тебе сегодня за нас заплатить.
— Во что будем играть?
— Тир? Стрелять умеешь?
— Умею.
Хонджун не умел. Он проиграл Минги со счётом 20-10, и решил, что всему виной было его неловкое положение у края палатки, где всё время крутился какой-то ребёнок и отвлекал его.
— Это нечестно, — сказал Хонджун, — это всего лишь одна игра. Нужно как минимум три.
— Ладно, — засмеялся Минги, глядя на скуксившегося Хонджуна. Дело было даже не в том, что Хонджун не сможет за них заплатить, если так и дальше будет продолжаться, а в том, что он банально проиграл, а проигрывать он не очень любил. — Выбери то, в чем ты хорош.
— Вон, — Хонджун махнул рукой на палатку, где нужно было кидать шарики от пинг-понга в пирамидку из стаканов. С этим-то он наверняка справится.
Он не справился.
— Пожалуйста, не расстраивайся, — Минги положил ему руку на плечо, слабо посмеиваясь, беззлобно и легко, и Хонджун бессильно сел на асфальт, наигранно постанывая и заламывая руки. Они потратили ещё два доллара на игру, которую Хонджун продул, но уже не с таким позорным счётом, а всего лишь 15-14.
— Засчитаем за ничью? — Минги коснулся его волос, Хонджун всё ещё сидел на корточках.
— Значит, нам нужно сыграть ещё раз.
— Я только с удовольствием! — воскликнул Минги и ласково потрепал его по волосам. — Мне нравится с тобой играть. Ты такой милый, когда злишься.
Хонджуну было невдомёк, почему Минги позволяет себе такие вольности, почему он делает комплименты в открытую парню, почему называет его милым у всех на виду, и только потом его вдруг осенило, что они говорят на корейском, что они закрыты в своём маленьком комфортном пузыре от всех остальных, и они могут болтать о чем угодно, называть друг друга милыми и почти флиртовать, и никто не догадается об этом.
Хонджун запрокинул лицо и высунул язык, на что Минги засмеялся.
— Пошли, там нужно колечки на утят кидать, — он протянул руку и помог Хонджуну подняться.
— Я тебя уделаю.
— Буду ждать.
К своему и чужому удивлению, Хонджун-таки победил, но под конец у него стали закрадываться сомнения, что Минги просто ему поддаётся, чтобы тот так сильно не отчаивался. Минги был очевидно ловчее, сильнее и быстрее. Навыки быстрого чтения манги Хонджуна здесь никак не могли пригодиться.
Они сыграли еще одну и ещё, в общей сложности семь игр, из которых Минги вышел победителем в трёх, и Хонджун в трёх, а одна с шариками так и осталась ничьей. В итоге после долгих споров и уговоров Минги угостить его, решили сложить все потраченные деньги в конце вечера и разделить траты пополам, хоть Минги и дулся, и по его лицу было понятно, что он предпочёл бы стоять на своём, однако поддаваться Хонджуну тоже было приятно.
Когда с играми было покончено, они наконец пошли по аттракционам, коих в парке было предостаточно.
— Хён, кем ты хотел стать, когда вырастешь? — спросил Минги. Они стояли в одной из очередей на карусель (то была огромная вращающаяся штуковина с отдельными сидениями-качелями на цепях), говорили о детстве и школе. Минги рассказал ещё о нескольких городах, в которых им с семьёй довелось жить из-за перевода отца из одной части в другую, и что он фактически побывал на всех сторонах континента, а Хонджун рассказал о крошечном городке в Кёнсан-до, который теперь оказался заброшен из-за оттока жителей в большие города, и что его родителям тоже пришлось переехать в соседнюю деревню, что ещё держалась за счёт фермерских хозяйств. В школе Минги буллили лишь однажды, то было в городке Карнарвон на западном побережье. Там было не так много азиатских иммигрантов, однако буллинг быстро сошёл на нет, когда Минги рассказал, что его отец военный. Хонджуна буллили тоже, но совсем за другое. За его странную зашуганность и отстранённость, за то, что он читал мангу, вместо того, чтобы с мальчишками обсуждать американские порно-журналы в мужской раздевалке. Наверное, именно тогда он впервые и услышал это слово на «п», но не придал этому значения, потому что у него было столько новой непрочитанной манги.
— Хотел стать мангакой, — тихо сказал Хонджун.
— Почему не стал?
— Для этого ведь нужно что-то делать. Да и потом, — Хонджун опустил глаза. Пристальный взгляд Минги как будто бы видел его насквозь. — Я знал, что на этом нельзя заработать, поэтому пошел на экономический. Бухгалтерия или статистика без куска хлеба не оставят.
— Гм, — Минги задумчиво постучал по губе, как будто размышляя и представляя Хонджуна в роли мангаки: закрытом в своём тесном жилище художником, которого боготворят фанаты, замкнутым гением, что не видит свет неделями, и единственный человек, с кем он общается, это его менеджер. — Ты умеешь рисовать?
— Немного. Выучился немного сам, просто копируя мангу.
Минги присвистнул.
— Это здорово, хён!
— Ничего особенного.
— Это действительно так важно для тебя.
— А ты, Минги? Кем ты хотел стать, когда вырастешь?
— Мне кажется, я ещё не вырос, — захохотал он, и Хонджун засмотрелся на его сияющее в жёлтых лампах лицо. — Наверное, как и многие ребятишки тут, хотел ухаживать за морскими животными.
— Тебе бы подошло.
— Тебе бы тоже подошло быть мангакой. Я хотел сказать.
— Почему?
— Ты очень задумчивый. И скрупулёзный, как мне кажется. А ещё тебе не все равно. Думаю, в тебе хранятся очень много удивительных историй, — Минги всё смотрел на него, как-то по дурацки, сунув руки в карманы джинс. Как будто тоже не знал, что ему делать со своим телом рядом с Хонджуном. Хотелось ли ему трогать его так, как Хонджун мечтает к нему прикоснуться?
— А ты очень небезразличный, — тихо сказал Хонджун. Ему стало вдруг так горячо. Они были окружены людьми, которые совсем не понимали, что происходит, и какие нежные речи льются сейчас между ними. Возможно, кто-то догадывался, если желал присмотреться и прислушаться, чтобы увидеть эту нежность в глазах и услышать её в голосах. — Ты любишь заботиться об окружающих. И у тебя очень умелые руки.
Минги смял улыбку и отвернулся.
— Я ещё и автомобиль могу починить.
— Ты на все руки мастер, — сказал Хонджун, улыбаясь тому, как Минги по-дурацки краснеет. — Есть хоть что-нибудь, что ты не умеешь?
— Это секрет.
Хонджун позволил себе немного вольностей и на карусели закричал от удовольствия со всеми остальными. Минги то и дело оборачивался на него со своего кресла и широко улыбался. Хонджун вцепился одной рукой в цепь, а другой вынул фотоаппарат, и в следующий раз, как только Минги повернулся со своей широкой улыбкой, Хонджун нажал на кнопку.
— Черт, я совсем забыл о нем, — сказал Минги, неловко прибивая ладонью свои растрёпанные волосы. — Дай мне тебя сфотографировать.
— Х-хорошо, — с усилием согласился Хонджун. Хоть он и любил делать фото, он редко фотографировал себя, это казалось ему несколько неуместным и заискивающим, хоть он и понимал, что это глупо, ничего с этими мыслями поделать не мог.
Минги поставил его около палатки с мороженым, где был замечательный жёлтый свет, сделал фото, пока Хонджун неловко пытался натянуть улыбку и куда-нибудь деть чертовы руки, а потом подошёл, обнял его одной рукой вокруг плеч, развернул фотоаппарат и сделал их фото.
— Сделай мне потом экземплярчик, — хихикнул Минги.
— Боюсь, я не успею.
— Ох, чёрт.
— Да.
Они вдруг вспомнили, что осталось лишь три дня, и что Хонджун уже совсем скоро уезжает и возможно совсем навсегда, если его дилемма и уговор с господином Гарднером выльются в пустоту.
— Тогда, — Минги перевёл дыхание, — отправь мне фото по почте.
— Может, что-нибудь ещё? — подхватил Хонджун, пытаясь разбавить сгустившийся разговор.
— Ты мне обещал диск Ким Хёнсика.
— Для твоей мамы.
— Да, — улыбнулся Минги. Он прочистил горло и как-то сдавленно улыбнулся. — Пока ты здесь, я обязан покатать тебя на всех оставшихся каруселях.
Было ещё несколько дьявольских машин, от которых у Хонджуна дрожали поджилки, но он изо всех сил делал вид, что ему нисколечко не страшно, пусть и трясся как лист на ветру, спускаясь с этих самых каруселей. Минги только похихикивал и тянул его за рюкзак на следующий аттракцион.
Погода стояла свежая и ветренная. Упругий океанский ветер был безжалостен к тяжёлым мыслям Хонджуна и отгонял их на кромку сознания, как тучи к горизонту. Они попробовали ещё несколько каруселей, которые Хонджун обычно не посещает по причине своей мелкосердечной трусливости, перекусили хотдогами, сыграли ещё в одну игру, которая снова оказалась вничью, болтали о музыке, о семье, о невыносимости младших братьев.
— Чем занимается твой хён? — спросил Минги. Хонджун вдруг понял, что они с ним об этом не говорили. Рядом с Минги он чувствовал себя так комфортно, как будто они знакомы уже с ним долгое время, поэтому этот вопрос даже несколько сбил его с толку. Неужели спустя столько лет дружбы они никогда не говорили об этом. И он вспомнил с горькой улыбкой, что их дружбе девять дней от роду.
— Он работает на концерне в Пусане. Мы редко с ним видимся.
— Гм. Скучаешь по нему?
— Очень. Наверное, даже стариков не так тяжело оставлять, как брата.
— Вы очень близки?
— Да, я очень его люблю, — Хонджун закрыл глаза, чувствуя предательскую дрожь, — прости. Немного расчувствовался.
— У него есть семья?
— Да, — Хонджун сунул руку в карман и вынул бумажник. — Вот.
Минги с интересом заглянул на фотографию, что Хонджун носил в кармашке. На фото был его старший брат Бомджун со своей женой и тремя детьми. Он достал ещё одну, сложенную пополам, на которой была вся их семья, родители, Хонджун, Бомджун и всё семейство старшего.
— У вас большая семья.
— Да.
— Ты... — Минги сглотнул. — Ты хочешь семью, хён?
— Наверное, — Хонджун осторожно убрал фотокарточки обратно в кошелёк. — Никогда не думал об этом. Мне кажется, это просто не для меня.
— Глупости.
— А ты, Минги? Когда женишься? — в ответ спросил Хонджун, чувствуя как во рту сделалось кисло.
— Женюсь на своей доске, — хохотнул Минги.
— А для меня дощечка надется?
— На любой вкус и цвет.
Когда интересных каруселей не осталось, Минги потянул его к самому важному и волнительному предприятию, — колесу обозрения. Стоит ли говорить, как нервно задышал Хонджун, садясь в кабинку. Народу было немного, и в их кабинке на четверых кроме них двоих никого не было.
— Боишься? — с улыбкой спросил Минги, и Хонджун нервно перевёл дыхание, глядя в окно, как светящиеся крыши палаток отдаляются по мере движения.
— Чёрт, — Хонджун зажмурился и сжался как пружина. Если на других каруселях Минги не видел его трусливых движений, не чувствовал дрожи и не слышал короткого дыхания, то теперь, оставшись с ним наедине, скрыть это было невозможно.
— Тут буквально пять минуток.
— ЦЕЛЫХ ПЯТЬ МИНУТ! — воскликнул Хонджун и вцепился в руку Минги, он был уверен, до боли, но Минги виду не подал. — Боже, сколько здесь метров...
— Ты точно хочешь знать?
— НЕТ!
— Ха-ха, — Минги потянул его ближе. — Не бойся. Можешь за меня подержаться.
— Я И ДЕРЖУСЬ!
— Закрой глаза.
— НЕ БУДУ!
— Так не страшно.
— Я ведь знаю, что мы над землё-ё-ё-ёй, — Хонджун вцепился ещё крепче, и почувствовал как крепкие ладони Минги осторожно держат его и слегка поглаживают.
— Смотри, какой красивый вид.
— Не могу, — Хонджун зажмурился ещё крепче и опустил голову.
— Посмотри. Там оперный дом. Хонджун. Эй.
Хонджун почувствовал, как пальцы Минги ласково касаются его подбородка, и по телу прошла дрожь. То ли от страха, то ли от того, как волнительно и осторожно это было. Он поддался и приподнял голову, медленно открывая глаза.
— Вот так. Обернись.
Хонджун медленно задышал и повернул голову. К тому моменту кабинка достигла максимальной высоты, но Хонджун этого не заметил, потому что его сердце остановилось на секунду от вида, что открылся перед его глазами. Сияющие огни стеклянных небоскрёбов, смоляная, переливающаяся мириадами огней вода Лавандового залива, безбрежное чёрное небо, полное звёзд и на фоне этой чёрной пустоты величественный дом оперы, парящий на белоснежных крыльях. Хонджун судорожно сунул руку в рюкзак и вынул фотоаппарат, чтобы сделать пару неловких снимков, на что Минги только слабо посмеялся.
— Сфотографировать тебя?
— Н-нет, не нужно, — Хонджун дрожащей рукой сунул фотоаппарат обратно в сумку, неотрывно смотря на удивительный пейзаж.
— Ну как тебе?
— Это так красиво, Минги. Спасибо, что привёз меня сюда.
— И правда. Красиво.
Хонджун повернулся, чтобы посмотреть на него, но глаза Минги вовсе были не на захватывающем дыхание ночном пейзаже Лавандового залива, он смотрел прямо на Хонджуна, и его глаза сияли так же, как чёрные океанские воды.
— Минги, — шепнул Хонджун, чувствуя, как что-то между ними изменилось.
— Закрой глаза, — сказал Минги, и Хонджун снова подчинился. Пальцы Минги коснулись его щеки, и в голове сделалось совсем пусто, он позабыл о том, что они были в сотне метров над землёй, здесь были только они двое и три сантиметра между их губами.
Хонджун позволил бы ему сделать с собой, что угодно. Позволил бы ему прижаться к себе и поглотить себя целиком. Он бы позволил ему ещё тогда, в прошлое воскресенье, когда они лежали на его кровати в его спальне, соприкасаясь коленями, и Минги был такой горячий, и от него пахло сухим пряным теплом и домом, и пусть Хонджун знал его три дня, они казались ему тремя годами. Здесь время шло совершенно иначе, оно медленно перетекало из одного состояния в другое, оно застывало льдом и таяло водой, обращаясь в вязкую патоку. И ему казалось, что он знает Минги уже очень много и много лет, и поэтому ему не было страшно.
И когда дыхание Минги скользнуло ему в нос, сладкое, как карамельный попкорн и такое же горячее, кабинка качнулась от резкого удара ветра, и Хонджуна будто выкинули на берег, закинули живую рыбу на раскалённую сковороду. Он завопил от страха и вцепился в плечи Минги, крепко зажмурившись, и чувствуя что сердце колотится до пульсации в глазах.
— Что это такое?! — запричитал Хонджун.
— Это только ветер, хён, — тихо посмеивался Минги. Это странное движение переросло в объятье, и теперь Хонджун просто повис на его шее, пока Минги широкой своей ладонью гладил его спину, пытаясь успокоить дрожащего хёна.
Кабинка раскачивалась до самой земли, и Хонджун вывалился наружу на желейных ногах. Ветер поднялся. Внизу уже были сорваны несколько палаток.
— Вовремя мы успели, — сказал Минги.
Хонджун говорить не мог. Он всё ещё находился в состоянии некоего шока, приходя в себя от не случившегося поцелуя, раскачивающейся на уровне тридцатого этажа кабинку, и резкой смены обстановки.
Минги повёл их на выход, и заметив, с какой неохотой Хонджун следует за ним, вообразив, что их вечер закончился, и сейчас его отвезут домой, как хорошенько выгулянного ребёнка, он приобнял его и заговорил в самое ухо:
— Что стряслось?
— Мне кажется, я ещё не оклемался после поездочки, — солгал Хонджун.
— Ха-ха, ты такой милый.
— Я думал, я там сердце выплюну! — и вместе с этими словами Хонджуна, порыв ветер ударил их, как будто подталкивая вперёд.
— Поехали скорее, пока погода совсем не испортилась. Скорее всего, дождь пойдет.
— Куда мы? Домой?
— Нет. У нас следующий пункт культурно-развлекательной программы.
Они поднялись выше на север, вдоль улиц, залитых жёлтым светом, Хонджуна они мало волновали, совсем скоро он вовсе закрыл глаза, наслаждаясь теплом Минги, прижавшись к нему тесно-тесно. Хотел бы он, чтобы не было этого шлема. Тогда он смог бы прильнуть к его спине ухом и может быть, услышать, как бьётся его огромное сердце. Тогда он смог бы потереться о него щекой, носом, почувствовать запах его тела. Хонджун с трудом сдерживал себя, чтобы его крепкая хватка на чужом животе вдруг не превратилась в ласковые поглаживания. Он и сам удивился, откуда в нем столько мягкости и неторопливой нежности, ведь он никогда не считал себя человеком, склонным к этим приторным ласкам.
Они остановились у какого-то здания из красного кирпича, из которого доносились крики толпы и гитарные завывания с грязной ритм-секцией.
— Твои ребята выступают? — воодушевлённо спросил Хонджун, когда они спустились с мотоцикла и сняли шлемы.
— Ага. Они на два этих места работают, — Минги взял его ладонь в свою. — Пошли?
— Пошли.
Время снова остановилось, раздулось до размеров вселенной, с треском заполняя каждый её уголок, обволакивая шумом, светом, запахами и щекочущей вибрацией. Они медленно шли сквозь толпу, Минги то и дело оборачивался, с улыбкой глядя на счастливо улыбающегося Хонджуна. Тому и недели бы не хватило, чтобы выразить всю свою благодарность Минги за всё, что он делает для него. Хонджун поджал губы, понимая, что снова расчувствовался, но иначе рядом с Минги и не получалось. Рядом с этим человеком в нем пробуждалось всё то, что он думал было безвозвратно утрачено или вовсе никогда не существовало. Рядом с Минги ему снова хотелось жить.
— Ты куда? — крикнул Хонджун, поняв, что его тянут на сцену.
— Всё схвачено! — Минги подмигнул ему и оставил на краю сцены, сам подошёл к парням, курящим в перерыве. Они поприветствовали друг друга объятьями и рукопожатиями, Минги кивнул в сторону Хонджуна, и тот весь сжался, чувствуя, что теперь на него с интересом смотрит вся группа.
— Мы сейчас с тобой споём, — сказал Минги, подойдя к нему и вытягивая его ближе к середине.
— Нет, нет, нет! Минги, что с тобой? Ты что, Минги?
Но тот был непреклонен. Улыбался хитро и всё поглядывал на него. Через секунду Хонджуну уже всучили микрофон. Толпа вокруг с интересом зашевелилась и всколыхнулась как морские волны.
— ЭЙ УБЛЮДКИ ЧТО НАСЧЁТ ПАНКА?! — закричал солист. Это был тот же парень что и на прошлой неделе, только сегодня его волосы стали цыплячье жёлтыми.
— ЕЕЕЕЕЕЕЕ! — ответила толпа.
— Мы подготовили для вас кое-какое заморское блюдо, да, парни? — солист обернулся, глядя на своих пацанов, и те весело закивали. Барабанщик жонглировал и баловался палочками, а гитаристы в готовности обхватили грифы. — Я чуть язык не сломал, но вас одних не оставлю.
Минги подмигнул своему другу и засмеялся. Хонджун только крепче вцепился в микрофон, чувствуя, как потеют руки.
— Готов? — сказал Минги в самое ухо.
— Я ничего не знаю, Минги!
Но когда зазвучали первые удары барабанов, сердце заходило ходуном. Хонджун знал. Это были Плачущие Орешки. Он широко улыбнулся Минги, и тот закричал на корейском в микрофон вместе с солистом, продолжая глядеть на Хонджуна.
ЖИЗНЬ ОНА ТАК И ИДЁТ.
ВУ-ХУ!
ЕЩЁ И СО СМЫСЛОМ, ПРИКИНЬ!?
ВСЕ СОВЕРШАЮТ ОШИБКИ!
Я И БЕЗ ТЕБЯ ЗНАЮ!
ЗАТКНИСЬ!!!
ЗАТКНИСЬ!!!
Хонджун стоял, наблюдая за толпой, чувствуя, как дрожит всё его тело. Кажется, им нравилось. Им нравилось это безумие и энергия, даже пусть то был непонятный для них язык. Толпа трясла головами. Нужно было отдать солисту должное, не зная корейского, он с ним справился превосходно. Что уж говорить о Минги, который чувствовал себя как рыба в воде. Совсем скоро толпа подхватила единственное слово, которое повторялось чаще всего и закричала вместе с ними
ЗАТКНИСЬ ЗАТКНИСЬ.
ЗАТКНИСЬ И СЛУШАЙ СЮДА!
НАМ НАДО БЕЖАТЬ ОТСЮДА, ЧТОБЫ НЕ ОТУПЕТЬ ОКОНЧАТЕЛЬНО!
ТАК ЧТО ПОДБАВЬ ГАЗУ, ЛУЗЕР, И ПОГНАЛИ!
ПОГНАЛИ! ПОГНАЛИ!
Хонджун больше не был на краю мироздания, он был в центре вселенной, он был в центре собственной жизни, и это был Минги, кто вытянул его туда. И он покажет ему, что он достоин быть там. Что теперь он может быть тем, кем хочет и стоять рядом с тем, с кем хочет. Хонджун вцепился в микрофон и закричал вместе с остальными, что есть мочи.
ПОГНАЛИ! ПОГНАЛИ!
Минги обнял его вокруг плеч, и они закричали вместе, покачиваясь в такт.
ЕСЛИ ТАК И БУДЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ, МЫ ПРОСТО ПОСТАРЕЕМ!
НО КАК ЖЕ? ПУТИ ПЕРЕКРЫТЫ, МЫ БЕССИЛЬНЫ, ГОВОРИШЬ!?
ЗАТКНИСЬ!!!
ЗАТКНИСЬ!!!
ЗАТКНИСЬ!!!
ПОДБАВЬ ГАЗУ, ЛУЗЕР, И ПОГНАЛИ!
Солист перешёл на истошные крики, как и в оригинальной песне, но то было громче, ближе, Хонджуну показалось, что он мог бы к этому прикоснуться. Толпа осталась в восторге. Когда последние удары стихли, они ещё некоторое время кричали ПОДБАВЬ ГАЗУ И ПОГНАЛИ и ещё больше ЗАТКНИСЬ ЗАТКНИСЬ. И после того, как солист сказал им, что это значит, они стали кричать ещё громче.
— Кажется, придётся включать её в наш репертуар, — сказал он, подойдя к Минги и Хонджуну, которые уже спустились со сцены. — Хонджун, разрешишь?
— Это ведь не моя песня, — засмеялся Хонджун. — Делайте, что хотите. У вас здорово выходит.
— Правда?
— Лучше оригинала.
Желтоволосый стрельнул глазами в Минги и напоследок подмигнул Хонджуну.
— Откуда они знают эту песню? — спросил Хонджун у Минги. Они стояли у края толпы. Люди вокруг сновали, гудели, напевали, курили и выпивали, создавая какую-то завершённую какофонию безмятежного блаженства.
— Я дал им послушать.
— Ты это всё специально подстроил?
— Что? — Минги наклонился к нему, делая вид, что не слышит. У сцены снова загудели, но Хонджун знал, что он говорил достаточно громко.
— Ты специально это для меня сделал?
— Прости, ничего не слышу! — широко улыбнулся Минги, и в тот момент Хонджун физически почувствовал, что можно хотеть прикоснуться к кому-то так отчаянно сильно. Он мог бы поцеловать его прямо сейчас. Он должен был. Теперь это желание ощущалось как жизненная необходимость, и если он не удовлетворит её, то погибнет. Внутри что-то сжалось, и тут же расцвело теплом и спокойствием, когда Минги снова взял его за руку и потащил за собой в толпу кричать песни.
Ночь была долгой и яркой, как день. Ближе к двум Хонджун совсем разомлел и валился с ног от усталости и шипучей эйфории, а горло саднило от крика. Завтра у него наверняка будет охрипший голос, но этот едва заметный дискомфорт напомнит ему о том, какой клёвой, как сказал бы Минги, была прошедшая ночь.
Хонджун позволил себе помечтать, провалиться в иллюзию об истошной свободе и жизни человека, которым он мог бы стать, если бы не был самим собой. Если бы он был другим Ким Хонджуном, свободным и лёгким, и смелым достаточно, чтобы сделать шаг навстречу и сломать всё, что он когда-либо знал, чтобы разрушить это знание до основания и построить что-то совсем иное.
Они вышли в ночь, измученные и довольные, Минги притянул его к себе и надел шлем, весело на него поглядывая. Хонджуну казалось, что воздух стал гуще и вкуснее, наполнился океанской солью и нарастающей влагой, ему было мало, захотелось впитать его каждой своей альвеолой, чтобы он протиснулся так далеко, в такие глубины, где прежде было пусто, чтобы он сам стал этим неспокойным влажным ветром, гнущим деревья и срывающим объявления со столбов.
— Ну что, — спросил Минги, сев на мотоцикл. Хонджун забрался следом и тут же обнял его вокруг живота. — Поехали смотреть Харбор-бридж?
— Поехали, — задыхаясь, сказал Хонджун.
Он уже видел его, этот величественный мост и парящий на белых парусах дом оперы, но когда они помчались по нему под рядом фонарей, ему захотелось кричать от восторга, от того, какой другой его жизнь была здесь, от того, каким тёплым был Минги в его объятьях, и он закричал, от дурости, от переполняющего его колючего счастья, от неостановимого желания жить и любить.
ЛЮБОВЬ СЛОЖНАЯ ШТУКА, НО ПРЕКРАСНАЯ, ПРАВДА?
ЕСЛИ Я ПОПЫТАЮСЬ ЗАБЫТЬ, ЗАБУДУТ ЛИ МЕНЯ?
ВЕДЬ ПОРАНИТЬСЯ ТАК ПРОСТО
Минги тут же подхватил, и Хонджун вжался в него ещё сильнее, боясь, что ещё немного, и его расщепит на молекулы от счастья, что его, Ким Хонджуна, разорвёт на части этим ветром, и он улетит вместе с ним, смешиваясь с Сон Минги.
ЗАТКНИСЬ И ЗАМРИ НА СЕКУНДУ!
НАМ ПОРА БЕЖАТЬ, БРОСИТЬ СЕБЯ ПРОТИВ ЛЖИ!
НА ЭТОЙ БЕСКОНЕЧНО КРУТЯЩЕЙСЯ КРУГЛОЙ ЗЕМЛЕ!
И ВСЁ ЧТО МЫ МОЖЕМ ДЕЛАТЬ, ТОЛЬКО БЕЖАТЬ!
НА ЧТО НАМ ЕЩЁ НАДЕЯТЬСЯ?
ПОДБАВЬ ГАЗУ, ЛУЗЕР, И ПОГНАЛИ!
ПОГНАЛИ!
ПОГНАЛИ!
Минги обернулся на него, громко и счастливо хохоча, и Хонджуну стало так хорошо от осознания того, что не он один чувствует это будоражащее возбуждение и детский восторг, от которого, кажется, коротит мозг, он вжался всем телом в него, насколько позволяло это неловкое положение, и позволил себе погладить его грудь и живот.
Всю оставшуюся дорогу до отеля, Хонджун крепко держался за Минги и продолжал ласково трогать, тискать и гладить, словно бы восполняя все те прикосновения, которые не случились между ними сегодня ночью. Хотел бы он коснуться его обнажённой кожи, которая наверняка была покрыта мелким пушком, втереться в неё носом, и может быть, даже уснуть на мягком его животе, если бы он позволил, но это было что-то недоступное, о чем Хонджун никогда не смог бы попросить, пусть они и оказались сегодня так близко к черте, которую Хонджун даже не надеялся увидеть, что уж говорить о том, чтобы настолько дерзко переступить её. И Минги в свою очередь, то и дело касался его пальцев и гладил их, когда у них была минута-другая на светофоре, молчаливо и задумчиво, потому что все, что должно было быть сказано между ними сегодня, уже сказали.
— Спасибо за вечер, — сказал Хонджун, протягивая ему шлем. Минги остановился у отеля, о чем Хонджун тут же пожалел, но не стал его просить об обратном.
— Тебе спасибо.
— Нужно будет посчитать, сколько я тебе должен.
Минги только оскалился и подмигнул ему.
— Как-нибудь в другой раз.
— Минги, я уезжаю в понедельник.
— Т-с-с, — Минги сделал жест пальцем, закрывая свои губы. — Я надеюсь, что у нас с тобой будет ещё очень много встреч.
— Ты весьма оптимистично настроен.
— Кто-то же из нас двоих должен? — ухмыльнулся он. Это не звучало как насмешка или претензия, скорее констатация факта и баланс эмоций в паре.
— Тогда пусть лучше ты. У тебя лучше получается.
— Вот и отлично.
— До завтра, Минги. Ты придёшь к нам на ужин?
— Конечно. Я по такому случаю даже костюм надену, чтобы выглядеть соответствующе, — самодовольно улыбнулся Минги и поправил невидимые лацканы пиджака, и Хонджун засмеялся.
— Тогда увидимся завтра?
— До встречи, хён. Ах, постой, — Минги сунул руку в карман джинс и вынул сложенный квадратом простой тетрадный листок. — Вот. Ты просил написать названия композиций.
Голос его вдруг задрожал, и он уже не выглядел таким самоуверенным и самодовольным. Он выглядел так, как будто протягивает Хонджуну собственное сердце, свёрнутое в четыре раза.
— Спасибо, Минги.
— До завтра, — Минги скользнул своей ладонью, как будто зачерпывая ладонь Хонджуна и погладил, неотрывно глядя на него. Хонджун хотел поцеловать его. Ему ещё никогда о таком не мечталось. Поцелуи не вызывали в нем волнения или малейшего интереса. Но сейчас даже одна лишь мысль и зыбкое воспоминание тепла на губах сводило с ума. Они не могли целоваться здесь, под окнами отеля, в котором остановились его коллеги. Но он так хотел, чтобы Минги понял, понял по его отчаянному влажному взгляду, как сильно он этого жаждет, и как ему страшно. Может быть, хорошо, что Минги больше не пытался поцеловать его. Или может быть, Хонджуну это показалось тогда, на колесе? Может, всё это было плодом его обезумевшего от страха высоты воображения? Может быть, ему привидилось, что никто иной, как Минги хотел к нему прикоснуться? Вся ночь ощущалась как сон.
— До завтра.
Он выпустил ладонь Хонджуна, надел шлем и скрылся, улыбнувшись напоследок. Хонджун ещё некоторое время стоял, не решаясь зайти, желая сохранить магию этого момента, и не отваживаясь развернуть список песен, сердцем чувствуя, что увидит там нечто особенное, что должно быть узнано за четырьмя стенами, один на один с самим собой и собственным сердцем.
На первом этаже отеля было привычно пусто, приглушенный свет освещал несколько столиков и кресел недалеко от стойки администрации, и вдали за углом теплились лампы ресторана. Хонджун бросил короткий взгляд и тут же признал в фигуре незнакомца, склонившегося над барной стойкой, своего коллегу Тэёна, однако скрыться незаметно не вышло, да и Тэён выглядел так, будто ждал его. Подняв глаза и увидев Хонджуна, он тут же поманил его рукой.
— Как тебе местные виды? — спросил он, когда Хонджун подошёл к нему.
— Что ты тут делаешь?
— Не спится, вот и решил немного выпить. Тебя Минги привёз, как я вижу.
Хонджун тяжело посмотрел на него. Неужели Тэён пал настолько, что наблюдал за ними.
— Ты следишь за мной?
— Да просто выпить спустился, увидел вас через окно. Делать мне нехрен ещё, следить за вами, любовничками, — Тэён прыснул в отвращении.
— Мы друзья.
— Не надо придуриваться. Может, ты не хочешь его с нами знакомить, потому то он дружочек твой, а?
— О чем ты говоришь ...
— Ты только делаешь вид, что весь из себя такой скромник. А на самом деле трахаешься с мужиками ради выгоды.
— А может быть, это ты трахаешься с мужиками, Тэён, — Хонджун решил действовать первым, — может быть, это всё твои фантазии, которые ты упорно пытаешься проецировать на меня, и в каждом взаимодействии двух мужчин видишь только то, что сам хотел бы видеть? Думаешь, я идиот? Я знаю, что это был ты, кто пустил слухи обо мне и господине Гарднере.
— Кто тебе сказал? Этот крысёныш тебе нашептал, да?
— Сам догадался.
— У тебя мозгов бы не хватило.
— Может, ты сам хотел трахнуть господина Гарднера? Замечтался немного, с кем не бывает.
— Заткнись, — Тэён покраснел от злости, он подпрыгнул со своего места и в секунду оказался подле Хонджуна. В ресторане никого не было, и единственный бармен отлучился. — Я не какой-то там пидарас, пытающийся пробиться вверх по служебной лестнице.
— Но хотел бы им быть, правда? — Хонджун остро улыбнулся, и Тэён схватил его за грудки. — Ведь это так просто.
— Пошёл ты нахрен, хён. Иди ты нахрен, — зашипел Тэён. — Я хотел как лучше. Я помогал тебе, и вот твоя благодарность.
— Я сделал всё, что мог.
— Ты лжёшь! — Тэён вцепился ещё крепче, так, что побелели костяшки пальцев. Он явно был пьянее, чем ему казалось. От него тяжело пахло алкоголем, и губы его двигались лениво и смазанно, будто он не мог их контролировать.
— Будь реальнее, Тэён. Зачем мне подставлять тебя?
— Затем, что ты мелкая завистливая пиздёнка, которая боится конкуренции, — Тэён оттолкнул его от себя, и Хонджун едва не упал, ударившись спиной о высокие стулья. Он удержал равновесие и с насмешкой посмотрел на Тэёна, кроме жалости и смеха этот идиот ничего не вызывал.
— Так будь добр, Тэён, — Хонджун твёрдо встал на ноги, — составь мне должную конкуренцию и свергни эту никчёмную пиздёнку. Или ты не можешь? Ты впервые понял, что в чем-то уступаешь мне, и это тебя уязвило, не так ли?
— Если я не попаду сюда, то и тебе не видать Австралии. — Тэён ткнул в него пальцем. — Ты понял?
— Угрожаешь мне?
— Пусть бы и так. Я это просто так не оставлю.
— Пошёл ты нахер, Тэён. Делай, что хочешь.
— Гм, — Тэён хмыкнул с самодовольной пьяной улыбкой. — Увидимся завтра, хённим.
Хонджун сжал челюсти, окинул его взглядом с нескрываемым презрением и удалился в свой номер. Вечер закончился намного хуже, чем он надеялся, Тэён успел подпортить настроение, и от шипучего возбуждения и нежности от проведённого вместе с Минги времени не осталось ни следа. Хонджун сходил в душ и лёг на заправленную кровать, вспомнив, что Минги отдал ему список песен, о котором он даже успел позабыть из-за бесцеремонного подвыпившего коллеги.
Он ожидал увидеть что угодно, но не щемяще-нежное признание, от которого внутри всё зашевелилось, грудь снова наполнилась упругим воздухом. Хонджун почувствовал себя самым всемогущим существом на планете. Ему показалось, что теперь он может изменить целый мир, самого себя, и наконец, отыскать потерянное когда-то счастье. Он прочитал список один раз, другой, включил песни и прошёлся по ним ещё раз, не переставая глупо улыбаться и вспоминать сегодняшний день. Ему стало интересно, думал ли о них Минги. Жалел ли о том, что не случилось? Скучал ли по тому, что случилось? Неужели, всё это было правдой?
Ему захотелось позвонить Минги и немедленно услышать его голос. Сказать ему, что Хонджуну кто-то нравится. Что ему нравится Минги.
Hello — Oasis (Привет)
Honestly — Harem Scarem (Честно говоря)
You Mean So Much To Me — John Prine (Ты так много значишь для меня)
Some Might Say — Oasis (Кто-то может скажет)
Stupid? — Parade of Losers (дурак?)
Yes I am — Radiohead (да я дурак)
What Can I Do — The Corrs (Что же мне делать)
I Can’t Stop — Bettye Lavette (Я не могу перестать)
Thinking About You — Radiohead (думать о тебе)
I Can’t Explain — The Who (Я не знаю, почему)
You Are Special — Johny Costa/Fred Rogers (Ты особенный)
Stay With Me — Faces (Останься со мной)
Not Too Much To Ask — Mary Chapin (я не прошу многого)
Don’t Go Away — Oasis (Не уходи)
Неужели Минги флиртует с ним? Так по-идиотски и так очаровательно сладко? Неужели он нравится ему в том смысле, в котором Хонджун сходит с ума уже не первый день, сомневаясь и ненавидя себя за симпатию к мужчине. Однако, симпатию к Минги можно было легко объяснить его яркой харизматичной личностью, его талантом, его энергией, его телом и лицом, но кто был Хонджун рядом с ним? Разве можно хотеть такого как Хонджун? Отчего-то он был уверен, что его прошлые девушки желали с ним секса просто потому что у них не оставалось выбора, а быть может то было любопытство, которое угасало довольно быстро после того, как было удовлетворено посредственным безынициативным сексом. Разве мог кто-то, как Сон Минги, желать прикасаться к нему, желать его так же, и может быть, даже фантазировать, как позволил себе фантазировать о нём Хонджун? Видел ли он его отражение в зеркале? Что чувствовал, если представлял Хонджуна в своих объятьях? Видел ли его руки на своём теле? Думал ли о том, каково было бы целовать его? Неужели, Хонджун ему тоже нравится?
К четырём часам утра Хонджун понял, что не уснёт, и решил немного прогуляться по округе. На стойке регистрации поинтересовался, есть ли неподалёку компьютерный клуб, где можно воспользоваться интернетом в такой час, и администратор сказала, что в пяти кварталах отсюда у магазина видеотехники недавно открылся компьютерный клуб и даже дала визитку с адресом.
К счастью Хонджуна, на первом этаже уже никого не было кроме администратора, а его пьяный коллега, должно быть, вернулся восвояси сразу же, как они закончили их полуночную перепалку. Хонджун выскочил на улицу, в летнюю прохладу и сладко-соленый воздух, снова возвращаясь мыслями к Минги. Они его успокаивали и даже будто бы исцеляли. В наушниках играл его диск, а в кармане лежал снятый с его пальца перстень. Хонджун вынул его и принялся с улыбкой разглядывать. Ему пришла идея сделать что-то похожее, записать для него послание через песни. Он ещё не знал, что именно должен сказать, но эта мысль так понравилась ему, что он почти сорвался на бег, с нетерпением врываясь в этот небольшой клуб, который нашёлся именно там, где ему и сказали. В клубе было занято лишь пара компьютеров, Хонджун купил чистый CD-диск у администратора и забился в самый угол, не желая привлекать внимания, и как будто чувствуя некий стыд за свою ребяческую симпатию и желание записать признание песнями, совсем как влюбленный подросток.
Спустя полчаса безуспешных поисков нужных слов, а соответственно, нужных композиций, Хонджун устало откинулся на кресло и пустым взглядом уставился на строку поиска гугла.
И это случилось.
Он приподнялся, крутя своим острым носиком и выглядывая окружающих. Может быть, хорошо, что он выбрал место в самом углу.
Хонджун перевёл дыхание, и с замиранием сердца набрал в поиске те шесть слов, что мучили его с того самого дня, как он ступил на пески пляжа Марубра.
«как двое мужчин могут заниматься сексом»
Chapter 12: 17 ноября 2000, пятница
Chapter Text
Ночь двенадцатая
Хонджун проснулся с головной болью. Два часа сна и окончательно испортившаяся погода давали о себе знать. Дождь, начавшийся под утро так и продолжался, то накатывая с новой силой и пытаясь втиснуться в щели между стеной и оконной рамой, то стачиваясь до ленивых жидких капель.
Он долго сидел на кровати, пытаясь прийти в себя и вспомнить, что было вчера. Как их вечер с Минги вылился в очередную ссору с Тэёном, и как закончился тревожными и местами отвратительными блогами в интернете. Он не знал, чего ожидать, вбивая в строку поиска те самые шесть слов, быть может подробной инструкции с картинками, как в конструкторе лего, где на каждой страничке пошагово с цифрами объясняется куда ставится какая деталь, и как она в конечном итоге должна выглядеть. Вместо инструкций нашлись видео, множество страшных статей о заболеваниях и опасностях анального секса, а так же десятки блогов мужчин, где они очень подробно и вызывающе мерзко рассказывали о своём неудачном сексуальном опыте во всех малоприятных подробностях. Статьи ему не понравились. Он и ранее знал о заболеваниях, передающихся половым путём, но с анальным сексом (о котором он тоже читал без особого удовольствия) всё становилось как будто бы ещё сложнее и опаснее. На видео это, однако, выглядело не так ужасно и мало отличалось от того, что он видел с мужчиной и женщиной. Разве что набор гениталий теперь был другой. Кажется, обеим сторонам это даже очень нравилось, несмотря на все описанные ужасы в статьях и блогах. Хонджун долго думал об этом и представил себя с Минги, и как бы это могло быть, и согласился бы он сделать это для Минги, и сделал бы Минги это для него, если бы Хонджун попросил, но совсем скоро перестал думать и решил возвратиться домой, потому что вдруг начал возбуждаться от этой мысли. И несмотря на всё сомнительное и нелицеприятное, что он прочёл о сексе двух мужчин, он всё равно думал, что хотел бы это сделать с Минги.
— Выглядишь как говно, — заключил Тэён, стоило ему увидеть Хонджуна. Тот Тэёна проигнорировал, коротко поздоровался с оставшимися коллегами и взял себе завтрак, вталкивая в себя приевшиеся до блевотины яйца и сосиски.
Сегодня утром коллеги выглядели такими же отстранённо незаинтересованными. Даон что-то горячо обсуждал с Охёком, Тэён активно им поддакивал, тряся головой, как болван, а Ёсан как обычно прятал глаза и держался слегка поодаль, как будто, как и Хонджун, не чувствовал себя на своём месте.
Хонджун в самом деле мог бы выглядеть лучше. Присланный из химчистки костюм кололся, и как будто сжался в нескольких местах, Хонджун все время чесался, пытаясь выпрыгнуть то ли из рубашки, то ли из своей кожи. Весь день был каким-то нервным. Должно быть, то было волнение последнего рабочего дня, а быть может, скорого возвращения домой, или невероятной тоски, что охватывала его каждый раз, стоило им с Минги проститься. Он скучал о нем каждую минуту, считая время до окончания рабочего дня, и только особенно сложные задания вроде синхронного перевода могли его несколько отвлечь, но даже в такие моменты он то и дело думал, что нужно бы написать или позвонить Минги и узнать, как проходит его день, чем он сегодня обедал, и не перевозили ли они сегодня рояль.
— Прошу прощения, Хонджун-сси, коллеги, — господин Гарднер собрал их всех в конференц-зале во второй половине дня, чтобы подвести итоги их двухнедельного обучения и сердечно поблагодарить за проделанную работу. — Господин МакГрегор не сможет сегодня присутствовать, он вынужден был отлучиться в Канберру вместе с представителями их офиса. Он хотел поблагодарить вас за сотрудничество и проявленный интерес, а так же подготовил для вас небольшие символические подарки.
Гарднер достал пять картонных сумок с логотипом их компании и раздал присутствующим. Коллеги несколько воодушевились, даже Хонджун впитал их возбуждение и с интересом заглянул в пакет.
— Это GPS навигаторы с чипами нашей компании. Надеюсь, они пригодятся вам в будущем.
— Ох, ох, ох, — забормотал Даон. Подарок, действительно, был замечательный. — Это чтобы мы всегда могли найти дорогу до работы?
Гарднер засмеялся.
— Чтобы вы могли отыскать то, что вам так давно хотелось.
— А вы очень сентиментальный человек, Хью-сси, — добавил Даон.
Хонджун слабо улыбнулся, крутя штуковину в руках. У него не было автомобиля, и он тут же решил, что подарит его Минги, раз уж с диском у него не получилось. Он хотел всенепременно что-то для него оставить.
— Так же, я сегодня приглашаю вас в ресторан за счёт компании.
— О, нет, Хью-сси, — сказал Даон, — это мы должны были пригласить вас! Мы вас ждали для такого случая.
— Я освободил свой вечер. Пришлось немного поуговаривать жену, чтобы она меня отпустила с вами на рюмочку другую, — заговорщически сказал Гарднер, и все слабо рассмеялись. Тяжёлая атмосфера, нагнетаемая с самого утра серым дождём, немного рассеялась. Все вдруг почувствовали светлую усталость от завершения работы, тоску по дому, и некоторое волнение перед предстоящим вечером.
— Хью-сси, — обратился к нему Хонджун, когда встреча была закончена, и все разбрелись по офису, чтобы завершить свои дела, — вы не против, если к нам присоединится мой друг?
— Я не знал, что у вас есть друзья в Сиднее.
— Познакомился здесь с местными ребятами. Они тоже из Кореи.
— Правда? — удивился Гарднер. — Давно здесь?
— Они дети иммигрантов.
— Вот оно что. Конечно. Я буду рад познакомиться с вашим другом.
— Вы не волнуйтесь, компания не должна платить за него. Это всё на мне.
— Вы по этому поводу переживаете, Хонджун-сси? — улыбнулся Гарднер и приобнял его за плечи. — Компания не узнает. Пятьдесят долларов больше, пятьдесят долларов меньше. Мелочи жизни, Хонджун-сси.
— Спасибо, Хью-сси.
— И я жду вашего решения.
Хонджун задумчиво посмотрел на свои ладони, как будто бы на них было написано, что ему дальше делать. Он пытался избегать этого решения, вообразив, что если не будет думать слишком сильно, то оно само как-нибудь разрешится.
— Хорошо, хорошо, — Гарднер сжал его плечо и наклонился к нему, — вы знаете, что это не к спеху? Вы можете сообщить ваше решение, когда вернётесь домой. Подумаете, сравните, поговорите с семьей. Конечно, мне было бы приятно знать сейчас, чтобы представлять, как работать с вами дальше, и какие кадры нам ещё понадобятся. Понимаете, строить компанию, пусть и филиал уже действующей, очень непросто. Мы хотели бы быть уверены в наших сотрудниках. И я вас уверен, Хонджун-сси. Мы бы могли составить отличную команду.
— Спасибо, Хью-сси, — Хонджун слабо поклонился. Господин Гарднер был прав. Возможно, вернувшись домой и поговорив с близкими, ему станет несколько легче принять такое непростое решение.
Когда часы пробили пять вечера, они несколько замешкались, решая, как отправиться в ресторан. Спустя полчаса пустых споров, Гарднер отправился первым один на своей машине, для корейской четвёрки Хонджун взял такси, а сам остался ждать Минги, который пообещал забрать его на своём пикапе через короткое СМС около полудня. Хонджун нетерпеливо поглядывал на часы, мелко пританцовывал от волнения и зудящей рубашки, да вглядывался на улицу, за пеленой дождя были видны лишь очертания машин и редких людей, бегущих по мокрым улицам. Наконец, когда у обочины остановился знакомый пикап, Хонджун выскочил на улицу, закрывшись от дождя своим рюкзаком. Минги открыл для него дверь, и Хонджун с разбегу запрыгнул внутрь, едва не врезавшись в Минги.
— Хён! — засмеялся он.
— Прости, — фыркнул Хонджун и широко улыбнулся, он так был рад видеть Минги. — Не хотел промокнуть.
— Привет.
— Привет, — Хонджун опустил глаза и сел по-нормальному, пристегнулся и суматошно перевёл дыхание, разглядывая Минги. Тот, как и обещал, был в обычной черной рубашке, волосы аккуратно причесаны, он даже добавил немного геля, чтобы они не топорщились, и заправил пряди за уши. Смотреть на Минги всё ещё казалось чем-то странным, он не знал, что думал Минги, и думал ли он о них прошлой ночью, и жалел ли, что им так и не удалось поцеловаться.
— Чего? — улыбнулся Минги. — Похож на выпускника, да?
— Немножко.
— Самое пресное, что я мог придумать. Если честно, рубашка отцовская, я не влез ни во что, что у меня с выпускного в универе осталось.
Хонджун засмеялся. Ему было так приятно, что Минги постарался, чтобы выглядеть соответствующе сегодняшнему вечеру.
— Как твой день? — спросил Минги.
— У меня есть кое-что для тебя. — спохватился Хонджун, с волнением вынимая из рюкзака картонный пакет.
— Что там? — Минги начал болтать головой, как любопытная птичка, пытаясь заглянуть внутрь.
— Увидишь, — Хонджун вынул из пакета коробочку с новеньким навигатором.
— Хён, это же кучу денег стоит.
— Подарок от нашей компании.
— Для тебя. Это же твой подарок.
— Возьми. Он нужнее тебе. Позволь мне сделать подарок. Я ведь даже ничего не подарил тебе, — он неловко покраснел. Не мог же он сказать, «Знаешь, Минги, твой диск так растрогал меня, что я тоже решил записать для тебя плейлист, но всю ночь провёл за компьютером, читая о том, как мужчины могут заниматься сексом, и представлял нас двоих».
— Хён, о чем ты говоришь...
— Ты подарил мне диск с песнями.
— Он стоил один бакс, хён. Глупости это всё. И у тебя был день рождения.
— Ты тщательно подбирал песни, это дороже любого доллара.
Минги с замиранием сердца посмотрел на него.
— Ты прочитал?
— Да.
Тот вдруг покраснел, смял губы в улыбке и отвернулся.
— Спасибо за Оазис. Я их очень люблю, — признался Хонджун, тоже краснея. Он не знал, что ему ещё сказать, как отреагировать на это милое признание в форме листа с музыкой. Хонджун находил это невероятно романтичным и милым до сводящих скул. Он думал, что так ведут себя только влюбленные девочки, но оказавшись на месте этой самой девочки, вдруг осознал, как много всего стояло за этим, и не было ничего постыдного в том, чтобы наслаждаться таким подарком, и краснеть, и думать о встрече.
— Что ты скажешь, хён? — спросил Минги, наконец, глядя ему в глаза. — О плейлисте.
— Я не против остаться здесь, — тихо сказал Хонджун, понимая, что Минги хочет знать ответ на свою просьбу. — Больше уверен, чем неуверен.
— Это хорошо, — широко улыбнулся Минги и сдвинулся с места.
Хонджун отвернулся, тоже пряча улыбку и думая о том, что сегодня вечером, когда они после ужина поедут кататься по городу, что всенепременно случится, Хонджун поцелует его. Прижмётся к нему и поцелует, просто чтобы понять, как это ощущается, когда тебе этого хочется. Потому что он уверен, что с Минги это будет совсем иначе. Потому что даже обыкновенные прикосновения даровали ему больше свободы, чем секс со всеми своими женщинами. И если Минги ответит ему. Пусть из интереса или из жалости. Хонджун хочет узнать, как это будет. Он хочет узнать, как ощущается язык Минги у него во рту.
Когда они оказались в ресторане, все уже сидели на своих местах. Судя по интерьеру, заведение довольно дорогое. В центре стояла барная стойка из цельного дерева, а зоны столов окружены невысокими стенками, создавая ощущение личного пространства для посетителей. Свободных мест не было, должно быть, господин Гарднер озаботился и забронировал столик заранее.
— Добрый вечер, — поприветствовал их Хонджун, обращая внимание своих коллег. — Знакомьтесь, это Сон Минги.
Минги поклонился корейской стороне, так как уже был знаком с ними, и пожал руку господину Гарднеру, что сидел с краю стола и поднялся, чтобы поздороваться с новым гостем.
— Хью Гарднер.
— Сон Минги. Очень приятно.
Сначала заказали еды. Две пиццы, салаты, пасту, равиоли, ещё какой-то хлеб, несколько порций дополнительного пармезана, десерты, и конечно же, вино. Вышло так, что Минги и Хонджун сидели на стульях спиной к залу, Даон и Тэён по левую руку от Хонджуна, Охёк и Ёсан — напротив, а Господин Гарндер по правую руку от Минги. Хонджун не был в восторге от такого близкого нахождения к Даону, однако сегодня он не был таким настырным и не лез под кожу, а после бутылки вина совсем размяк, раскраснелся и всё нюхал веточку розмарина, с интересом поглядывая на Минги.
— Мы тут все уже друг друга знаем, — заговорил Гарднер, — простите, вы же говорите по-корейски, Минги-сси?
— Да, говорю.
— Это хорошо, потому что переключаться на английский было бы несколько неуважительно по отношению к нашим коллегам.
— Прекрасно понимаю.
— Хонджун сказал, что вы родились здесь.
Минги закивал головой. Тэён, Охёк и Даон впились в него глазами. У них не было возможности в прошлый раз поговорить с Минги, хотя они и проявляли к нему интерес. Должно быть, он был для них чем-то экзотическим, — кореец, рождённый в другой стране.
— Да, моя мать из Пусана. Познакомились с отцом, когда он приезжал туда в отпуск.
— Вот как ... — заинтересованно закивал Гарднер. — А ваш отец?
— Он полинезиец. Родители были рождёнными таитянами.
— Потрясающе! — воскликнул Гарднер. — У вас очень инетерсные корни.
Минги хмыкнул с неким удовольствием и гордостью. Нравилось ли ему быть таким, Хонджун никогда не спрашивал. Он знал, что Минги сталкивался с проблемами из-за того, кто он есть, но кажется, именно это делало его тем, кем он являлся, и даже несмотря на все сложности и дискриминацию, он ничего бы в себе не изменил.
Интересно, что думали его коллеги о Минги. Видели ли они в нем то совершенство, что видел Хонджун, презирали его или не видели вовсе? Хонджун вдруг понял, что не придавал значения происхождению Минги. Он знал, что его мать из Пусана, а предки его отца с Таити, знал, кем он являлся. Удивительным собой и никем иным. Он видел в Минги дитя мира. Он был всем и ничем одновременно, как воплощение единения рода человеческого. Он был рождён людьми с разных континентов, которым никогда не было бы суждено встретиться, будь они рождены в другое время. Минги был олицетворением этого нового, единого мира.
— Ты бывал в Корее? — спросил Тэён.
— Пока нет, но планирую в ближайшие пару лет.
— У нас есть программа возвращения корейцев, так что ты можешь с лёгкостью получить паспорт.
Минги как-то неловко рассмеялся. Хонджун видел, что он всё ещё не совсем понимает, как ему разговаривать со старшими, и какие слова подобрать. Скорее всего, кроме своей матери, он ни с кем из людей старше себя не разговаривал на корейском. Если с Хонджуном у них почти с самого начала сложились близкие почти неформальные отношения, то Тэён для Минги всё ещё оставался незнакомцем, сонбэ, которого он едва знал, пусть их и разделяло чуть меньше лет, чем Минги и Хонджуна.
— Я подумаю, — смущённо добавил он. — Если у вас там можно сёрфингом заниматься, конечно!
— Можно! — воскликнул Даон. — Выбирай любое побережье.
Хонджун с облегчением выдохнул. Вопрос, который мог снова вывести Даона на тропу о национальностях и культурных различиях был замят шуткой Минги про сёрфинг. Они опустошили всё вино, поговорили о резко сменившейся погоде и сезоне чжанмачоль в Корее, о ценах на бензин и растущей инфляции. Обычные, не выбивающиеся из колеи нейтральности разговоры, которые не вызывали никаких эмоций, но и были безопасной зоной, где каждый мог выразиться без столкновения интересов.
Минги рассказывал об университете и группе его друзей, и о том, как они организовали группу помощи бездомным животным, и даже собрали почти пять тысяч долларов для какого-то приюта, и Хонджун в очередной раз понял, как много Минги ему ещё не рассказывал о себе. Весь вечер он наблюдал за ним сквозь лёгкую пелену опьянения, как он загорается, когда говорит о том, что ему дорого, как сияют его чёрные глаза и как золотится его кожа. Вечер проходил намного лучше, чем Хонджун рассчитывал. Зерно беспокойства, посаженное Тэёном прошлой ночью, нервно зудило под кожей, а может, то был неправильно выстиранный костюм. Однако под конец волнение успокоилось вместе с влитыми тремя бокалами вина. Хонджуну уже не терпелось выйти на улицу, потащить Минги по пустым улицам, и поцеловаться где-нибудь в закоулке, так приторно романтично и совсем по-киношному, как они должны были сделать ещё вчера, если бы этот чёртов ветер не раскачал эту чёртову кабинку.
— Может, ещё выпьем? — воодушевился Даон.
Хонджун вопросительно глянул на Гарднера, и тот довольно улыбнулся. Он тоже был немного пьяненький, и кажется, даже не планировал возвращаться домой на своей машине. Только Минги за их столиком позволил себе выпить лишь половину стакана пива.
— Думаю, можно. Сегодня такой важный день, — сказал Гарднер и поднялся.
Воспользовавшись заминкой, Ёсан тоже поднялся из-за стола, извинился и отлучился в уборную.
— Ох, Минги, — обратился к нему Тэён откуда ни возьмись. — Ты не мог бы взять мне коктейльчик один? Не знаю, как объясниться.
— К-конечно, — Минги поднялся и подошёл к Тэёну, внимательно выслушивая его заказ себе на ухо. Это было довольно странно, однако Минги с лёгкостью согласился, потому что то были его сонбэ, да и сделать небольшую услугу для новых друзей всегда приятно.
Когда они с мистером Гарднером удалились, атмосфера за столом резко сместилась. Хонджун понял, что не припомнит, когда оказывался наедине с этой троицей, без Ёсана он чувствовал себя ещё более уязвимым, будто потерял в нем невидимую молчаливую поддержку.
— Интересный мальчишка, конечно, — заговорил Даон, задумчиво глядя на Минги. Он и господин Гарднер стояли у барной стойки и обсуждали карту напитков. — Я ещё никогда такого микса не видел.
Сердце зашлось неровным ритмом, Хонджуну стало жарко, он весь напрягся, ожидая следующих слов Даона и уже готовясь к ответной атаке, однако проблема пришла с другой стороны.
— Он поэтому не хотел нас с ним знакомить, — заключил Тэён, с прищуром глянув на Хонджуна. — Совсем на нас не похож. Какой из него кореец? И по внешности и по характеру какая-то смесь.
— Что ты сказал? — Хонджун дёрнул ухом, чувствуя, как внутри что-то медленно нарастает, нагревается, как вода, оставленная на огне без присмотра.
Даон и Охёк замерли и напряжённо на них посмотрели в некоем ожидании, как будто сами были сбиты с толку такими словами.
— Неудивительно, что вы с ним спелись, — Тэён снова мельком обернулся, Минги и Гарднер о чем-то беседовали в ожидании закусок. — Такой же предатель. Да и тебя корейцем язык не поворачивается назвать.
— Ты не знаешь о чем говоришь, — через нос горячо задышал Хонджун.
— О, будет тебе. Тебе ведь всегда было плевать на свою страну и свой народ. Твой ли он, если уж так посудить, ха? — Тэён засмеялся, у него затряслись плечи. Сонбэ продолжали наблюдать за этим нарастающим конфликтом, однако предпочли остаться в стороне, ожидая, чем же это в конце концов закончится. И с чего бы Тэён вдруг так взбеленился на Хонджуна. — Если бы тебе не было плевать, ты бы никогда не мечтал сбежать. Хотя, может оно и к лучшему. Оставайся среди таких же отбросов.
Хонджун задрожал, его кожа горела. Быть может, будь рядом с ним Минги, Ёсан, мистер Гарднер или кто угодно, к кому он не испытывает того отвращения, что лилось из него в сторону трёх его конкретных коллег, Хонджун быть может и сдержал себя, понял бы, что идёт в ловушку, проглатывая каждую, брошенную Тэёном наживку.
— Ха, — Тэён обернулся ещё раз, отмечая, что Минги и Гарднер всё ещё были у стойки. — Вы все тут такие. Будь она порядочной кореянкой, она бы никогда не оставила свою страну. Правильно я говорю? — вдруг начал он искать поддержки от сонбэ. Те лишь молча смотрели на своих хубэ с прищуром и осторожным интересом. — Она никогда бы не легла хрен знает под кого.
— Хён! — раздался голос возвратившегося Ёсана, но Хонджун уже не слышал его от шума бурлящей в ушах крови.
— А теперь он ходит и позорит свою нацию, называя себя корейцем, — Тэён нагло посмотрел ему в глаза. — Сын шлюхи.
— ЗАТКНИСЬ! — он сорвался со своего места, кидаясь на Тэёна как бешеная собака и разбивая ему нос в кровь. Раз-два-три. Костяшки пальцев заныли и намокли. Мир вокруг сдвинулся. Всё беспокойство, всё сдавленное и плотно упакованное в банку под давлением непонимание, неуважение, недовольство, оскорбления, пощёчины, ругательства и унижения выскочили с оглушительным треском, как соединённые сосуды с разностью атмосфер. — ЗАКРОЙ СВОЙ ГРЯЗНЫЙ РОТ!
Хонджун ударил ещё и ещё, молниеносно и остро, что сидящие за столом даже не успели среагировать, но никто и не думал это делать, кроме Ёсана, бросившегося на спину к Хонджуну тут же и пытаясь его оттащить.
— Хён! — крикнул Ёсан. — Остановись!
— МРАЗЬ! ТЫ НЕ СТОИШЬ И ЕГО ВОЛОСА! — Хонджун вцепился пальцами в шею Тэёна. Сидевший рядом Даон схватил Хонджуна за руку, пытаясь остановить или образумить, но Хонджун даже не чувствовал его цепкой хватки, как и крепких рук Ёсана на своих плечах. И стоило пальцам Хонджуна оторваться на секунду от чужой шеи, как Тэён замахнулся, обрушивая удар на его лицо. Перед глазами загорелось солнце, и Хонджун вдруг услышал себя как внутри огромного колокола, по которому ударили кувалдой. Глаза залила чернота, и все силы вдруг оставили его.
Всё произошло так быстро, что люди вокруг сначала даже не поняли, что случилось. Между первым ударом и тем, как Минги оказался около их столика прошло пятнадцать секунд, и Хонджун уже был залитый кровью, как и Тэён.
— Стоп! Твою мать, остановитесь вы оба, немедленно! — гаркнул Минги, принимая Хонджуна из рук Ёсана. Левая половина лица его была залита кровью из рассечённой брови. — Ты нормально? Господи, хён, ты весь в крови.
Кажется, Гарднер лишился речи. Он просто стоял, хлопая глазами, оценивая масштаб трагедии.
— Что здесь происходит, черт возьми! — к ним вышел мужчина из-за барной стойки. — Я вызываю полицию.
— Постойте, — попросил Гарднер и положил руки ему на плечи.
— Эй, дружище, — Минги вытянул к бармену руку. — Хён, подожди меня минутку. Хорошо? Я сейчас вернусь. Прижми пока.
Минги всучил ему салфетку и прижал ко лбу, после чего поднялся и подошёл к бармену, и как позже увидел Хонджун, когда зрение к нему вернулось, там был и господин Гарднер. Он выглядел измученным и злым. О, Хонджун знал, что это его последние дни в Австралии. Всё было кончено. Тэён добился своего. Осознание этого пришло довольно быстро. Ёсан копошился за столиком, высыпал из своего стакана лёд на платок, что оставил Минги, и прижал к брови Хонджуна. Прохлада принесла некоторую ясность. Именно тогда Хонджун сложил два и два, и понял, что попался на удочку Тэёна, что так очевидно решил подставить его перед Гарднером. Однако он ни о чем не жалел. Если даже ему больше никогда не видеть Сиднея, и если он потеряет предложение о переводе, он не мог оставить оскорбление Минги незамеченным. Он должен был дать понять Тэёну, что его слова и поведение могут иметь последствия.
Минги и Гарднер о чем-то очень долго разговаривали. Так долго, что даже случайные ротозеи устали от ожидания и решили оставить двух незнакомцев в покое, возвратившись к своему пиву и пицце. Хонджун поглядывал на серьёзного Минги одним глазом, и ему стало так смешно и хорошо от этой картины. Из угла со своего стула на него злобно поглядывал Тэён, но Хонджун уже не боялся его. Он знал, что у него будут проблемы, когда они вернутся, но сейчас это не имело никакого значения.
Минги, наконец, вышел из-за стойки, первым делом он проверил Хонджуна. Гарднер всё ещё разговаривал с барменом.
— Тут всё плохо, — заключил Минги, оглядывая Хонджуна. — Нам надо с тобой в медпункт.
— Что ты ему сказал? — влез Тэён.
— Господин Пак, я спешу вам напомнить, что ты, мать твою, в чужой стране находишься, — в середине предложения Минги перешёл на банмаль, отчего Тэён стал ещё краснее. — Ты здесь на птичьих правах, и на твоём месте, я был бы тише воды и ниже травы, но ты, судя по всему, нарываешься постоянно, неудивительно, что ты получил по морде.
— Ч-ч-что? — как индюк залепетал Тэён, возмутившись резким обвинениям в свою сторону. — Это не моя вина! Он на меня накинулся! Вы разве не видели?!
— Серьёзно? — Минги вырос над ним, он оглянулся на стойку, туда, где стоял бармен с Гарднером, что твердо наблюдали за ними. Гарднер выглядел изрядно измученным и разочарованным. — Мы сейчас не будем разбираться, кто первый начал. Ты не мог придержать язык, а он — кулаки. Все получили по заслугам, и чуть вы оба в каталажке не оказались как раз за два дня до возвращения в Корею. Тебе проблем мало?
— Что ты ему сказал? — спросил Даон. Он выглядел таким же возбуждённым случившимся, и теперь смотрел на Минги каким-то нетерпеливым и обеспокоенным взглядом.
— Сказали, что вы оба пьяные идиоты, и через пару дней возвращаетесь домой. У вас на фоне культурного шока крыша поехала, вот вы и устроили. Он хотел вас сдать полиции. Может быть, и стоило бы. Посидели бы, остыли.
— Кто? Гарднер?
— Бармен. А Гарднеру вы обязаны в землю поклониться за то, что он за вас вступился. Меня бы без него слушать не стали.
— Спасибо, Минги.
— Тебе нужно в медпункт, — Минги подошёл и взял Хонджуна за руку. — Поехали, пока у тебя лицо не заплыло.
Тэён бросил на него последний взгляд, и Хонджун понял, что разговор не закончен.
— Вы, — Минги одной рукой держал под локоть Хонджуна а другой ткнул пальцем на их несчастную четвёрку, — мы договорились, что вы сейчас оплатите всё с дополнительным штрафом за своё поведение и нарушение общественного порядка, и благоразумно удалитесь отсюда. Вы меня поняли?
— Этот ...
Минги грозно зыркнул на Тэёна.
— Вы поняли?
— Да, Минги, — ответил Тэён. — Мы сейчас со всем разберёмся, оплатим счёт и уйдём.
— Вот и хорошо. Нам с Хонджуном срочно нужно в медпункт.
— Постой, Минги, — Хонджуну вдруг стало плохо, — нужно вытереть кровь.
— Они сами с этим разберутся, — в самое ухо добавил Минги. — Идти можешь?
— Да, тошнит немного.
— Сейчас, потерпи чуть-чуть. Пойдём, я тебя умою, — он увёл Хонджуна в туалет и приказал наклонится над раковиной и мягко умыть лицо. Ворот белой рубашки был залит красными струями, как и лацканы чёрного пиджака, что насквозь промокли от хлынувшей крови.
— Откуда у тебя лёд?
— Ёсан дал.
— Я принесу ещё, подожди немного.
Пока Хонджун наблюдал за розовой водой, льющейся с лица, Минги снова удалился и вернулся с пакетом льда.
— Что вы ему сказали? — спросил Хонджун, не поднимая глаз. Вина вдруг стала тяжелее в тысячу крат. Теперь, когда эйфория и адреналин отхлынули, наедине с Минги его пронзило сожаление о своём поведении.
— Сказал, что вы идиоты. Мы с Хью-сси накинули ему пару сотен, чтобы не вызывал полицию.
— Минги ... ты не должен был.
— Всё в порядке, — Минги осторожно вымыл его шею. — Иди ка сюда, — он привлёк его к свету и осмотрел лицо. Хонджун выглядел хуже некуда и больше напоминал мокрую побитую псину, левая бровь припухла, и рана пульсировала и всё ещё кровила.
— Тут крови больше, — фыркнул Хонджун.
— Я знаю. Но тебе все равно надо в медпункт наложить швы, — Минги приложил лёд к его голове, и Хонджун шикнул от боли, но после с облегчением выдохнул, чувствуя, как рана медленно перестаёт пульсировать и гореть.
Когда они вышли обратно в зал, Гарднер тихо беседовал с барменом, корейской четвёрки уже не было, и официанты убирали со стола посуду, а вместе и с ней окровавленную в нескольких местах скатерть.
— Господин Гарднер, — тихо сказал Хонджун и виновато опустил глаза, когда он подошёл к ним.
— Вам нужно в медпункт немедленно, — грозно сказал он.
— Не знаю, насколько будут уместны здесь мои извинения.
— Всё уже кончено, господин Ким. Вы сделали достаточно.
— Вас нужно подвезти? — спросил Минги.
— Нет, спасибо. Я закажу такси.
— Прощайте, господин Гарднер.
— До встречи, господин Ким.
Минги усадил его в машину и пристегнул, как ребёнка, снова прижимая лёд и салфетки ко лбу, которые так же быстро просачивались кровью, как и пять минут назад.
— Мне конец, Минги, — в некоем онемении прошептал Хонджун.
— Всё будет хорошо. Доверься мне. Всё будет хорошо.
В мерном гуле двигателя и мирном молчании они добрались до ближайшего травмпунтка. Хонджун ничего не успел сделать, его сразу отвели в комнатку и усадили на кушетку, молодая медсестра тут же начала хлопотать над ним, пока Минги заполнял больничный лист на регистрации.
— Кто же вас так? — спросила она. — Потерпите, будет немного больно.
Однако, кожа Хонджуна так онемела, что он даже не почувствовал, когда она проткнула разошедшиеся края раны иголкой и стянула их скобами.
Одна.
— Ударился о столб, — сказал Хонджун, потирая саднящие костяшки. На них уже не было тэёновой крови, но всё ещё было ощущение столкновения с его носом.
— Будьте осторожнее в следующий раз. Вы, должно быть, много крови потеряли.
— Да, всю рубаху залил. Похож на вампира после гулянки.
Медсестра слабо рассмеялась, и на душе стало легче.
Две.
— Вы приезжий?
— Да, приехал по работе.
— Откуда вы?
— Южная Корея.
— Ах, у вас такая замечательная кухня, — сказала она, продолжая хлопотать над раной. Хонджун сморщился, впервые чувствуя тупую боль и жжение. — У нас есть ресторан у Флемингтона. Вы там бывали?
— Бывал.
— Скажите, похоже на вашу домашнюю еду?
— Я сам там так и не поел, но мои корейские коллеги остались в восторге.
— Значит, можно на него положиться?
— Можно.
Три.
Она щёлкнула пинцетом в последний раз и немного погладила Хонджуна по плечу, как будто бы успокаивала.
— Я дам вам обезболивающее, рекомендуется по одной таблетке раз в два часа. Но если будет невыносимо, можете выпить две. Не мочите рану и не перенапрягайтесь. Если уж совсем невтерпёж, наклейте пластырь. Вот.
— Спасибо, мисс, — сказал он, принимая таблетки и пластыри.
— Через недельку-другую можно будет снять. Обратитесь к местному врачу.
Медсестра улыбнулась ему ещё раз, и они вышли из кабинета. Завидев их, Минги тут же подскочил к Хонджуну и взял его под локоть, принялся рассматривать свеженаложенные швы.
— Вау. Я даже не видел, как глубоко...
— Ага, — Хонджун сморщился от боли. — Наверное, в том месте у меня будет вырван кусок брови. Черт, я теперь как пират, — Хонджун потрогал мешок под глазом, глаз все ещё был немного припухший и пульсировал.
— Купим тебе повязку.
Возвращаться в отель не хотелось. Он не знал, о чем разговаривать со своими коллегами завтра утром, о чем с ними в принципе теперь разговаривать и как смотреть им в глаза, помня о том, что произошло, и какие грязные слова вылились из уст Тэёна. Сердцем Хонджун понимал, что, возможно, Тэён на самом деле не имел этого в в виду, однако желал Хонджуна раззадорить, чтобы тот последовал за ними, как дичь за опытным охотником, что ведёт её в острый капкан, что лишит его ног и возможности убежать и снова быть свободным.
Проследовав за Минги в машину, он молча сел, пристегнулся и снова отвернулся к окну, вспоминая потемневшее разочарованное лицо Гарднера и как холодно он обратился к нему отстраненным «Господин Ким» вместо привычного дружественного «Хонджун-сси».
— Что он тебе сказал? — вдруг услышал Хонджун. Минги смотрел на дорогу, неотрывно, и огни светофоров и впереди идущих автомобилей отражались на его задумчивом лице.
— Ничего, — тихо сказал Хонджун, вслушиваясь в ритм скрипящих дворников.
— Хонджун ...
— Ты знаешь, я бы никогда к нему не притронулся.
— Я знаю. Поэтому и спрашиваю.
— Мне плевать, когда оскорбляют меня. Не он первый и не он последний, кто назвал меня предателем, — Хонджун передёрнулся от холода, промокший от дождя пиджак успел изрядно остыть, — но я не могу терпеть, когда обижают моих друзей.
— Он оскорбил кого-то близкого тебе?
— Да.
Минги не спрашивал дальше, и Хонджун ничего не сказал. Он не хотел бы, чтобы Минги знал, какие слова прозвучали этим вечером в ресторане, потому что, Хонджун был уверен, Минги наслушался их достаточно за свою жизнь и прекрасно знает, какого мнения могут быть о нем другие люди.
Когда они остановились у отеля, Хонджун так и застыл как вкопанный, не в силах сделать движения. Вечернее игривое настроение и мечты о поцелуях на ночных дождливых улицах испарились, принося лишь горечь и страх перед завтрашним днём.
— Минги, — прошептал Хонджун, и тут же услышал тихое мычание. — Я знаю, это, должно быть, слишком. Прости. Могу я ... могу я остаться у тебя сегодня? Я не хочу возвращаться в отель.
— Конечно, хён, — Минги улыбнулся и слабо сжал его руку. — Ты поэтому всю дорогу был такой задумчивый?
— Прости, я не хочу доставлять тебе неприятности.
— Ты — не неприятность.
Хонджун слабо улыбнулся.
— Ты можешь подождать три минуты? Мне нужно переодеться.
— Хорошо.
— Я не буду принимать душ.
— Я подожду столько, сколько нужно.
— Спасибо.
Войдя в главный холл, он первым делом осмотрелся, не желая сталкиваться со своими коллегами. Сил на разговор ни с кем из них у него не было. Быстро поднялся к себе на этаж, снова прислушиваясь к движениям. Комнаты коллег находились в другом конце коридора, и они даже пользовались другим лифтом. Скользнул к себе в комнату и быстро переоделся в единственную футболку и шорты, с отвращением оглядывая залитый кровью костюм, который, скорее всего, придётся выбросить. Обтёрся наспех полотенцем, обнаруживая кровь даже в ушной раковине, взял зубную щётку и бритву, кинул в рюкзак, и поспешил вернуться к Минги в машину. Уже стоя у лифта и вжимая кнопку вниз, он услышал слабое:
— Хонджун?
Ему не нужно было оборачиваться, чтобы понять, кто это был. Тэён побежал к нему навстречу. Хонджун тут же принялся стучать по кнопке лифта, нервно бегая глазами с лифта на лестницу, понимая, что его заметили, и теперь уже было поздно бежать.
— Хонджун! — Тэён заскочил вперёд него в лифт, нажал на кнопку и отправил его вниз, загородив Хонджуну путь. — Куда ты торопишься?
— Оставь меня в покое, — Хонджун толкнул его плечом и пошёл вниз по лестнице, игнорируя недовольные вскрики Тэёна. Он больше не чувствовал ненависти к нему или животной злости, бесконтрольно охватившей его в ресторане. Лишь горечь и страх, глупый стыд за то, что повёлся на такую очевидную уловку, и беззащитность.
— Ты сегодня жару задал, га? Куда же ты? Постой! Ты разве не хочешь знать, как у меня дела? — болтал Тэён, бегом спускаясь вслед за ним по лестнице. — Ты мне нос чуть не сломал, ты в курсе? Не думай, что я оставлю это просто так. Я подам на тебя заявление, как вернёмся.
— Тебе мало, да? — Хонджун остановился на одном из лестничных пролётов, чувствуя предательскую дрожь. Не хватало ещё заплакать перед таким ублюдком как Тэён. — Что я тебе сделал? Что я вам всем, сука, сделал, что вы меня так ненавидете?
Тэён с ухмылкой глянул на его зашитую бровь.
— Ничего. Ты сам виноват в том, что случилось.
— Ты всё это подстроил. Ты намеренно это сделал, чтобы унизить меня перед Гарднером.
— Ты сам себя опозорил.
— Нет, — процедил Хонджун, — ты опозорил сам себя, опустившись так низко, что начал оскорблять мать Минги, которая к тебе никакого отношения не имеет.
— Зато имеет к тебе.
— Тебе настолько отвратительна мысль, что меня пригласили на работу?
— Ты всегда считал себя лучше остальных, — начал Тэён, шипя как змей. — В тебе всегда была эта надменность. Я пытался с тобой подружиться ещё в офисе, но ты меня игнорировал. Смотрел на меня, как на грязь под ногами. Думаешь, ты выше и лучше всех? Кем ты себя возомнил?
— Нет, Тэён, я не думаю, что я лучше всех. Я думаю, что я такой же как вы. Это вы считаете, что я ниже вас, но лезу туда, где мне быть не положено.
— Надеюсь, ты не думаешь, что я оставлю это просто так.
Хонджун знал, что это ещё не конец, что по возвращению в Корею его ждут ещё большие проблемы, потому что там он не сможет пользоваться своей привилегией иностранца за границей, что он снова один из них, а не сам по себе, как был здесь, что ему снова придётся расшаркиваться и слушать вздор вышестоящих людей, чтобы доказать своё право на существование.
— Я думаю только о том, как приму сейчас таблетку обезболивающего и лягу спать.
— Куда ты попёрся? — Тэён схватил его за предплечье. — К своему Минги?
— Да. К моему Минги, — Хонджун вырвал руку. — Разбирайтесь со всеми возникшими проблемами самостоятельно. Я больше не часть ни вас, ни этой компании. Если ты думаешь, что ты запугаешь меня заявлением или увольнением, то вперёд. Ты волен делать всё, что захочешь. Я сам с удовольствием напишу заявление, а потом отработаю общественные часы за то, что встал на защиту женщины. И когда это всё закончится, я буду свободен, а ты будешь лизать жопу других сонбэ, пока в один прекрасный день ты им не надоешь, и от тебя не избавятся как от мусора.
— Ты ... — Тэён вцепился в его футболку.
— Ударишь меня? — устало спросил Хонджун, и Тэён оттолкнул его от себя, понимая, что драка без свидетелей не будет иметь никакого смысла. Ему нужно было представление, а не возмездие за ушибленный нос.
— У нас самолёт в понедельник в девять утра. Будьте на месте вовремя.
— Пошёл ты.
Хонджун хмыкнул и пошёл вниз по лестнице, с каждым шагом понимая, что вот-вот расплачется. Маска безразличия спала тут же, как только он услышал торопливые шаги Тэёна, что возвращался по лестнице к себе в номер. Больше ему не нужно было притворяться, что его не заботит собственное будущее, что ему безразлично на мнение окружающих и коллег в его компании, что эта возможность перевода в Сидней никогда не имела для него значения. Оказавшись на улице, он перевёл дыхание и быстро вытер слезы, лишь бы Минги этого не видел. Плакать перед Минги все ещё казалось чем-то капризным и непрошенным.
Всю дорогу до дома Минги они молчали. Хонджун пустыми глазами провожал чернь пустот и огни домов, а Минги в свою очередь коротко на него поглядывал через боковое зеркало.
— Ты голоден? — первым делом спросил Минги, как они вошли в дом. Сердце вдруг сжалось ещё сильнее, и Хонджун стиснул челюсти. Дом Минги ощущался как укрытие, как место, где с ним ничего не случится. Казалось, даже его извечно напряжённый позвоночник и плечи расслаблялись, стоило ему ступить в эти стены. Он не знал, были ли сами стены тому виной, или то был Минги, который приносил это чувство, где бы он ни был.
— Я постелю тебе на кровати, хорошо?
— Не нужно, пожалуйста. Могу я лечь здесь, на диване?
Спальни казались слишком маленькими и будто давили на его пульсирующую голову.
— Да, конечно. Я сейчас всё принесу.
Хонджун так и остался стоять посреди гостиной, вглядываясь в знакомый интерьер сквозь холодный лунный свет. К ночи погода слегка успокоилась, и поредели тучи, однако воздух все ещё был наполнен дождливой жадной влагой, которой никак невозможно было надышаться. Послышались шаги на лестнице, и Минги вышел с охапкой подушек и одеял наперевес. Он постелил для Хонджуна постель, запретив ему сегодня хоть что-либо делать, и принёс футболку. Ту самую, что Хонджун уже однажды надевал, когда они красили друг другу волосы. Это случилось лишь пару дней назад, но казалось, будто прошло очень много времени.
— Я не смотрю, — шепнул Минги, протягивая ему футболку, и отвернулся, пока Хонджун неторопливо стягивал с себя одежду, то и дело шипя от боли в рассечённой брови. Он стянул с себя шорты и осторожно сел на диван, откинулся на подушку, с облегчением выдыхая и чувствуя прохладу.
— Что мне сделать для тебя, хён?
Хонджун снова почувствовал, как зажгло глаза. Выпитая таблета обезболевающего в больнице уже утратила свой эффект, и голова начинала пульсировать с новой силой.
— Принеси мне воды, пожалуйста, Минги.
— Конечно, — Минги отлучился, и через минуту снова был подле него, протягивая ему стакан. Хонджун неловко вынул таблетки из кармана шорт, что лежали на спинке дивана, заглотил капсулу и запил, снова морщась от боли.
— Что-то ещё? — спросил Минги.
— Ты ... — Хонджун стыдливо выдохнул. Ему хотелось немного отвлечься, избавить себя от этих мыслей, сделать этот день хоть чуточку лучше, забыться и забыть обо всём, что случилось. — Ты можешь сыграть для меня?
— На гитаре?
— Да. Помнишь, как позавчера? Ты играл для меня металлику.
— Хорошо, хён
Минги отлучился и принёс классическую гитару, неловко поглядывая на Хонджуна, смущённо и несколько настороженно, возможно, боясь, что большая громкость может растревожить его и без того звенящую голову.
С первой ноты Хонджун узнал мелодию, и слезы двинулись ещё ближе. То была баллада Nothing Else Matters, Остальное неважно, он всегда любил её, но текст никогда не отзывался в нём, пусть слова и были отстранённо красивые и лиричные. Хонджун не знал, чего ожидать, но точно не того, что Минги начнёт петь своим глубоким мягким голосом, и у него глотка сожмётся до боли от того, что всё пришло совсем не туда, куда он хотел.
Мы так близко, неважно как далеко
И искреннее не может быть
Навсегда доверяем тому, кто мы есть
И остальное не важно
Почему Хонджун никогда не мог быть как его старший брат, довольствоваться своей обыкновенной жизнью и не желать чего-то иного за пределами настоящего. Почему в его голове с самого момента как он помнил себя, звучал голос, что ему здесь не место. Родители любили его. Хён любил его. Они не были идеальными, но делали всё, что возможно. Почему он просто не может быть благодарным сыном и отдать им все, что они дали ему. Почему ему невыносима мысль умереть на своей земле, как и все его предки. Почему ему кажется он предаёт самого себя и всё ему предначертанное, не пытаясь ступить за черту. Почему он не мог родиться там, откуда ему не захочется сбежать. Почему он вынужден бросать любимых в поисках зыбкого чувства бытия, самости и свободы, в надежде, что он наконец обретёт счастье, утратив огромную часть себя вместе с прощанием со своим домом.
Никогда прежде я не открывал себя с этой стороны
Жизнь принадлежит нам, и мы живём её по-своему
Я не просто говорю все эти слова
И остальное не важно
Он представлял себя примерным семьянином, живущим недалеко от дома своих родителей в маленьком скромном домике. Он никогда не мог смириться с этой мыслью. Он должен быть не здесь. Он должен быть там, там, там. С другими людьми, среди других лиц, говорить на другом языке, потому что отречение от прежнего себя ощущается как обретение себя настоящего. Только почему так несправедливо? Почему он должен разменивать своё счастье на разлуку и вечную тоску по дому. Почему кто-то может иметь всё без обмена и договора со вселенной. Почему именно на его плечи выпала эта несоизмеримая ни с чем тоска быть вечным странником.
Веру я ищу и нахожу в тебе
Каждый день для нас что-то новое
Я открыт тому чтобы видеть мир по-другому
И остальное неважно
Он знает, что не может быть больше тем Хонджуном, кем он был до того момента, как сел на самолет Сеул-Сидней. Он предаст самого себя и каждую из своих будущих версий, если не попытается возвратиться туда, где однажды отыскал гармонию, отыскал людей, что заботились о нем, когда он меньше всего этого ожидал. Он думал, что не будет нужен здесь никому. Так и было до того момента, пока он сам не стал нужным себе, пока не встретил людей, что стали нужны ему. Если он не вернётся к этому океану, если он не вернётся к своему Минги, он себе этого никогда не простит.
Никогда не заботились о том что они делают
О том что они говорят
Но я знаю
Он проживёт эту боль, пропустит её через себя и отпустит, потому что чувствовать её вдали от дома не так смертельно болезненно, как с другой стороны. Он не в силах что-либо изменить, лишь собственную жизнь, что если задуматься, и есть всё его бытие. Он может попытаться и однажды стать единым с этой бесконечной тоской. Потому что даже дома он чувствовал эту сосущую боль и обездвиживающее одиночество. Он привык быть один. Но одиночество здесь ощущалось, как свобода.
Когда Минги заиграл второй проигрыш, слёзы уже было не остановить. Хонджун смотрел на него сквозь пелену воды, окончательно теряя всё, что знал. Мысли текли из его головы по вискам и щекам, скользили на шею и таяли в растянутом воротнике футболки. Хонджун сохранит этот момент. Он положит каждый день с Минги на отдельную полочку, завернёт бережно каждое его прикосновение и положит в резной сундучок, запрет его на золотой замок с тонким ключиком, и будет открывать его всякий раз, когда его тело будет плакать от боли и невозможности прикоснуться к тому, кому бы он был дорог.
Мелодия истлела. Когда в воздухе растаяла последняя нота ми, Минги поднял глаза и увидев его лицо, сияющее от слез в холодном свете ночи, тут же подскочил к нему, осторожно касаясь волос.
— Хён, что стряслось? Почему ты плачешь?
— ... сё.. всё хорошо, — Хонджун всхлипнул, и Минги принялся размазывать слезы по щекам.
— Тебе нужно обезболивающее?
— Нет. Минги. Прости меня, Минги. Прости меня.
— Тебе не за что извиняться.
— Они все были правы. Они поняли, какой я слабый и трусливый на самом деле. Я предатель. Я просто ничтожество.
— Хён ...
— Я больше не знаю, кто я, Минги. Я не хочу возвращаться. Я не хочу оставаться здесь. Неважно где я, нигде мне нет места, Минги, — начал запинаться Хонджун. Хотел бы он открыть ему своё сердце, рассказать о всей той боли, что не даёт ему спать по ночам и лишает покоя, но язык уже не слушался его. Говорил он обрывками, то и дело запинаясь.
— Ты боишься, что потерял повышение?
Хонджун сквозь слезы улыбнулся, гладя лицо Минги своей ладонью, как маленькое дитя, понимая, что его глупый Минги, наверное, не понимает той боли, что он носит в себе. И пожалуй, то было к лучшему, потому что Хонджун не хотел бы, чтобы он нёс в себе что-то подобное, чтобы он беспокоился о чем-то другом, кроме испортившаяся погоды. Он не хотел бы, чтобы Минги знал эту неумолкаемую тревогу и бесконечную боль от невозможности быть там, где ты должен быть.
— Я не хочу, чтобы ты знал, каково это. Но я хочу, чтобы ты меня понял, — признался Хонджун. — Мне так больно, Минги. Мне нет места здесь. И там мне тоже нет места. Хотел бы я не любить свою страну, Минги. Мы несчастный народ, ничего мы не знаем, кроме страдания. Мне так жаль мой народ. Но я хочу другой жизни. Это слишком эгоистично? Хотеть сбежать от семьи, от самого себя? Почему я не могу остаться и быть счастлив там, где я родился? Почему я должен бежать на край света, чтобы не убить себя, Минги? Почему жизнь так несправедлива?
— Хён, — Минги дотронулся до его лица, огладил его своей большой ладонью, соединив их лбы, и Хонджун снова заплакал, безмолвно и тихо, тоже прижавшись к его щеке своей рукой. — Нет ничего эгоистичного в том, чтобы желать себе счастья.
— Даже если я причиню боль близким?
— Мне кажется, это неизбежно. Либо ты причинишь боль себе, либо тем, кто любит тебя. Я не смогу сделать этот выбор за тебя.
— Мне так страшно.
— Я здесь. Всё хорошо. Я помогу тебе, если ты попросишь.
— Не уходи.
— Я больше никуда не уйду.
Минги отнял его ладонь и вжался в неё губами. Хонджун уже ничего не соображал, это тепло убаюкивало его, и он наконец, понял, что этот страх, что сковывал его тело, никогда и не был страхом, это было желанием вплавиться в него и отдать себя на растерзание, потому что с первой секунды, как его глаза увидели Минги, он доверил ему всего себя до последнего волоса.
Хонджун закрыл глаза и уснул, даже не зная, что Минги просидел у дивана всю ночь, да так и уснул, облокотившись на край, держа его за руку и наблюдая за ним, пока не сомкнулись усталые веки.
Chapter 13: 18 ноября 2000, суббота
Chapter Text
Ночь тринадцатая
Хонджун проснулся от солнца, скользнувшего сквозь ажурные шторы, закрылся одеялом, чтобы ухватить ещё часок драгоценного сна, но до него донеслось тихое копошение, что по всей видимости, проистекало из кухни. Хонджун спустил одеяло и вслушался. Должно быть, то был Минги. Порой поскрипывали дверцы шкафов, тихо клацали тарелки, стучал нож, и всё это сопровождалось грузным дыханием Минги, который снова дышал через рот, видимо немного продрог прошлой ночью от дождя, и его нос снова заложило. Включилась плита, и тяжело цокнула сковородка . Хонджун завернулся в одеяло и улыбнулся по-идиотски, ему вдруг стало так хорошо. Интересно, что же он готовил? Как давно он проснулся? Хорошо ли он поспал? Хонджун решил полежать ещё немного и по запаху понять, что же Минги решил приготовить. Совсем скоро до его ноздрей дотянулась струйка жареного хлеба и яиц. Он сразу же признал в них яичные тосты.
— Доброе утро, — тихо сказал Хонджун, как любопытный ребёнок заглядывая на кухню одним только своим острым носиком.
— Хён! — Минги улыбнулся и подошёл к нему, отвлекаясь от готовки. — Как ты себя чувствуешь?
— Мне получше, спасибо, Минги.
— Садись, будем завтракать. Хотя, уже, наверное бранч, — Минги посмотрел на часы на стене, стрелки которых устроились на единице. — Любишь тосты?
— Спасибо, — Хонджун так и не мог поднять на него глаза. Он всё ещё чувствовал себя, как после тяжёлой попойки. Голова пульсировала от боли, а во рту не было ничего кроме горечи разочарования в самом себе.
Минги поставил перед ним тарелку со стопкой толстых золотистых тостов и подкинул пару полосок скворчащего бекона. Желудок тут же проснулся.
— Прости меня за вчерашнее, — тихо сказал Хонджун. Минги удивлённо посмотрел на него, приподняв брови, медленно пережёвывая кусочек хлеба. — Сейчас думаю, это какое-то безумие. У меня просто крышу сорвало.
— Расскажешь?
— Это не ... — Хонджун не понимал, что ему делать: продолжать и вывалить всё, как есть, или смолчать, извиниться и закончить завтрак. В конце концов, он сам начал этот разговор, желая, чтобы его выслушали и поняли, но к середине понял, что возможно, Минги это не интересно, и что оправдания его невротического поведения вчера и всплеска агрессии не стоили и выеденного яйца. — Я знаю, я сказал, что он оскорбил близкого мне человека, но было много всего и помимо этого.
— Я так и подумал. Ты уже жаловался на них.
— Я с первого дня ему не понравился. Прости, какая глупость, — Хонджун уронил лицо в ладонь и тут же передёрнулся от боли в левой половине лица. — Мне кажется, просто накопилось.
Хонджун не привык жаловаться, потому что никто вокруг не привык. Он хотел сказать обо всех тех оскорблениях, о том, что Даон ударил его ещё во второй день пребывания здесь, о слухах, что распускал Тэён, о том, что он специально устроил вчерашнее представление из мелкодушной зависти.
— Мне так стыдно за то, что я расплакался перед тобой, как тряпка. Ты не должен был этого видеть.
— Эй, Хонджун, — он почувствовал ладонь Минги на своей. — Тебе лучше? Тебе стало лучше после этого?
— Да, — Хонджун сглотнул, быстро моргая и глядя на Минги, чувствуя, что ещё немного и снова позорно заплачет.
— Хорошо. И не волнуйся по поводу господина Гарднера. Я уверен, что он понял, что произошло.
— Не думаю, что он знал, что произошло на самом деле. Помнишь, я говорил тебе, что мне предложили перевод в сиднейский отдел?
— Гм.
— Тэён хотел, чтобы я выпросил у Гарднера местечко и для него, но когда тот отказал, по причине того, что Тэён не умеет говорить по-английски, придумал себе, что я подставил его, и решил подставить меня.
— Ах, вот оно что! — Минги задумчиво открыл рот и покивал головой, как будто складывал кусочки мозаики вместе. — Тэён, наверное, поэтому отправил меня за коктейлями.
— Да.
— Он оскорбил меня?
Хонджун вспыхнул, лицо и уши горели.
— Он мелкодушный и глупый, Минги. Не думаю, что он на самом деле имел это в виду. Он только хотел разозлить меня, — вдруг забормотал он, как будто бы пытаясь уменьшить вред от слов Тэёна, как будто если он в самом деле не имел это в виду, они не были бы такими болезненными. — У него бы смелости не хватило сказать тебе это в лицо.
Минги широко рассмеялся и откинулся на стуле, приглаживая свои волосы.
— Хонджун. Я столько наслушался про свою кровь, я уже не обращаю на невежество этих придурков. Он ведь о моем отце что-то сказал? Или о матери, я прав?
— Да.
— Спасибо, что постоял за меня. Ты прав. За самого себя я бы тоже никогда не надавал по роже, но за людей, кто мне важен, я оторву голову, — Минги посмотрел ему в глаза, посмеиваясь. — Я же говорил тебе, что ты сильнее, чем кажешься. Со стороны это выглядело пугающе. Не думал, что ты можешь так злиться. Я боялся, что ты его прибьёшь насмерть.
Хонджун затряс головой, то ли смеясь, то ли прячась от смущение от абсурдности этой ситуации.
За бранчем Минги немного разошёлся и рассказал несколько историй о том, с чем сталкивался из-за своего происхождения, и как это помогло понять ему в довольно раннем возрасте, что жестокими идиотами могут быть не только дети, но и взрослые. О том, как его не брали на работу и как порой даже не хотели ехать с ним в одном лифте.
— Чем займёмся сегодня? — спросил Минги. Он стоял и поглядывал на то, как Хонджун моет посуду.
— Мы можем ещё раз съездить на тот пляж? — Хонджун вытер руки и убрал полотенце.
— Хочешь посёрфить?
— Да.
Минги осторожно коснулся его чёлки, внимательно глядя на рассечённую бровь. Она всё ещё выглядела неважно: припухшие края раны, стянутые скобами, были красные и пульсировали.
— Я боюсь, что-то случится с твоей бровью.
— Я очень хочу поехать. Я даже толком не успел побывать у океана, и ... послезавтра уже уезжать.
Минги поджал губы, с томлёной грустью глядя на Хонджуна, и потрепал его по голове.
— Можем просто посидеть на берегу.
— Я хочу посёрфить. А если швы разойдутся, мы просто их зашьём обратно. Велика беда.
— Давай заклеим пластырем на всякий случай. Чтобы не щипало. — Минги достал коробочку, открыл большой пластырь и осторожно наклеил на бровь Хонджуна. Тот поморщился от прикосновения, и Минги улыбнулся, поймав его взгляд. — Поехали?
— Поехали.
Погода стояла, на удивление, солнечная, небо прозрачное, с обрамлением облаков у горизонта. Минги сказал, что к вечеру снова разыграется буря, это уже было видно по неспокойному океану.
С самого утра мысли и сердце Хонджуна были не на месте. Осознание скорого конца не отпускало его, и если бы он был честным с самим собой, то возможно понял бы, что причиной его меланхолии была не потеря доверия в глазах господина Гарднера, а скорый его отъезд.
— Эй, ты в порядке? — спросил Минги. Они уже переоделись в гидрокостюмы, и Минги натирал доски воском, пока Хонджун разглядывал песок под ногами. Он даже не сразу ответил, мысли были густые и липкие, как дёготь.
— Что? Прости, немного задумался.
— Много думать вредно для здоровья.
Хонджун слабо улыбнулся.
— Что предлагаешь?
— Предлагаю больше сёрфить. Идём, — Минги вытянул руку в приглашающем жесте, Хонджун посмотрел на его светлое лицо, и на его ладонь, и позволил ему взять себя за руку.
Минги потянул его к океану, и с каждым шагом Хонджун становился ближе к воде, его мысли становились всё дальше. Между ним и Минги весь день висело какое-то странное непривычное для них молчание, и хоть Минги подшучивал над его задумчивостью, Хонджун знал, что он сам думает и волнуется о чем-то.
— Сегодня волны сильнее, чем в прошлый раз, — предупредил его Минги. Они замерли у кромки воды, и волны ударили их о щиколотки, расплываясь вокруг белой пеной.
— У меня чудесный учитель, — грустно улыбнулся Хонджун, подняв на него глаза.
— Ты потеряешь, — Минги оказался близко, слегка наклонился и снял с него очки. Хонджун неловко замер, чувствуя, что вот-вот выплюнет своё сердце. Каждый взгляд и каждое их слово ощущалось как прощание, и он едва не заплакал, быстро моргая и надеясь, что эта волна меланхолии скоро отхлынет обратно.
— Брось их в песок. Ничего страшного.
Минги так и сделал, и после они ступили в воду. Сегодня она был холоднее и темнее, пусть солнце и светило ярко на безупречном бирюзовом полотне небес.
В этот раз Хонджун устал намного быстрее, вода была сильная и упругая, и каждое движение чувствовалось как сопротивление стихии. Он вышел на берег и едва не выплюнул собственный желудок, бровь пульсировала от возросшего давления, и голова пошла кругом. Он взял брошенные очки, поднялся чуть выше на песок и сел, стянув верх костюма как и в прошлую субботу, чтобы напоследок насладиться летним австралийским солнцем. Пусть они и не говорили о планах на завтра, но Хонджун чувствовал, что видит океан в последний раз.
Дитя воды скользило по волнам, и они заворачивались над его головой, становясь сильнее с каждым часом. Хонджуну подумалось, каково это — жить его жизнь, не волнуясь о своём месте и следующем не начавшемся дне. Сначала ему казалось, что он мечтал о жизни Минги, жадно и бездумно ему завидовал. Однако совсем скоро к нему пришло осознание, что, на самом деле, он и не хотел его жизнь себе, но хотел стать её частью. Потому что жить чужой жизнью он не сможет никогда, и никогда не перестанет быть Ким Хонджуном из Кёнсан-до, где бы он ни был, и на каком бы языке ни говорил. Но стать частью чьей-то не было такой уж безумной мечтой. Его снова накрыла меланхолия, терпкая и кипучая. Он понял, что умирает, отчаянно желая жить, но там он умирал и хотел умереть.
Минги вышел из воды и направился к нему. Хонджун как сквозь пелену наблюдал за его фигурой, и как с каждым шагом он становится ближе, и как щеки Хонджуна становятся горячее, будто само солнце приблизилось к нему.
— Устал? — спросил Хонджун.
Минги встал прямо над ним, широко оскалился и принялся трясти волосами, Хонджун вздрогнул от холодной воды и этой ребяческой глупости.
— Минги! — засмеялся он. — Не надо!
— Ты тут скоро солнечный удар хватишь, — Минги завалился на него сверху и снова потряс головой, и Хонджун совсем потерял контроль и перестал сопротивляться, и только смеялся. — Ты уже достаточно загорел.
Наконец, Минги успокоился и лёг к нему головой на колени, как будто это было самое обыкновенное, что они делали тысячу раз. И оно чувствовалось именно так. Хонджун слегка приподнялся, глядя на него сверху вниз, на его мокрые вьющиеся волосы, его умиротворённое лицо. Ему ещё никогда не было так спокойно рядом с кем-то, так щемяще тепло и правильно. Рядом с Минги он чувствовал себя как путник, что вернулся в родной дом после дорогой дороги и сделал первый вдох знакомых лечащих душу запахов. Хонджун погладил его волосы. Неужели их называю больными за это чувство? Называют грешниками за то, что им хорошо рядом с человеком своего пола? Неужели та любовь к жизни, что снова вдохнул в него Минги — это грех? Разве хотеть жить — это грех?
Хонджун грустно улыбнулся, разглядывая Минги, пока тот нежился на солнце с закрытыми глазами. Хонджуну ещё никогда не хотелось поцеловать кого-то. Кроме Минги. Хонджун подумал, что ещё никогда не называл мужчин красивыми. Наверное, это был Минги. У него громоздкие брови и лоб, высокий нос и большие губы. Он не хотел переставать смотреть на него. Никогда. Хонджун вспомнил из школьного курса китайского слово красивый, оно пишется двумя иероглифами 好看 haokan. 好 hao хороший, приятный, а 看 kan смотреть. Получается, красивый — это что-то или кто-то, на кого тебе приятно смотреть, или быть может, тебе делается хорошо, когда ты на него смотришь.
— Гм, — замычал Минги. — Чего?
Он открыл один глаз и улыбнулся:
— Смотришь на меня?
— Смотрю.
Минги закрыл глаза.
— Красивый, — шепнул Хонджун и коснулся его волос. Ему делалось очень хорошо, когда он смотрел на него.
Он знал, что Минги ждал его, ждал, когда Хонджун прижмётся к нему своими губами, но сделать этого он себе не позволит. Послезавтра утром его ждёт самолёт. Быть может, если бы они поцеловались тогда на колесе обозрения, то сейчас всё было бы иначе, и у них было бы четыре дня вместо полутора. Теперь это не имело никакого смысла. Хонджун задрожал от страха. Что если всё совсем не так? Что если он снова ничего не почувствует, прикоснувшись к Минги? Что если он поймёт, что ему никогда не было предначертано познать обычной телесной близости? Он это переживёт. Он всю свою жизнь был одинок и с самого детства знал, что таким и останется. Он научился быть один, потому что по-другому у него не получалось. Но только если... Вдруг он что-то почувствует? Это было гораздо страшнее. Что если он попробует Минги на вкус и больше никогда не сможет ни о чем думать? Возвратится в Сеул, зная, что больше никогда в жизни не познает ничего подобного? Хонджун знал, что так и будет. Если не Минги, то больше никто другой.
Хонджун ласково огладил его щеку и тихо перевёл дыхание.
Лучше ему не знать. Лучше ему не знать, как они будут прикасаться друг к другу.
— Нам пора идти, — мокро прошептал Хонджун.
— Ты в порядке? — Минги открыл глаза и свёл брови в своей привычной очаровательной гримасе, и Хонджун едва не прикусил себе язык, так сильно ему захотелось прижаться к нему сейчас. Обхватить его за голову, прижать к своей груди и зарыться носом в волосы, поцеловать его и почувствовать его руки на своей спине как в той кабинке чертового колеса в тридцати метрах над землёй.
— Наверное, всё-таки, перегрелся.
— Ты опять о чем-то думаешь.
— Нет, вовсе нет, — Хонджун суетливо поёрзал, и Минги понял, что ему пора подниматься.
— Ты думаешь, — Минги поднялся вслед за ним, и они пошли к пикапу.
Хонджун запрыгнул на край открытого кузова, взял бутылку воды и припал к ней, делая несколько жадных глотков, надеясь, что это поможет ему успокоиться. Сердце ходило ходуном, и голова пульсировала, может, он и не соврал, когда сказал, что поймал солнечный удар. Минги подошёл ближе и встал напротив него, его бёдра упёрлись в хонджуновы сведённые колени, и взял бутылку из рук, сам сделал короткий глоток, с улыбкой наблюдая за Хонджуном и как-то хитро на него поглядывая, а потом вылил остатки своему задумчивому хёну прямо на голову.
Хонджун коротко задышал и засмеялся, нахохлился как воробышек, чувствуя как вода катится по его обнажённым плечам, спине и груди, тая в подвёрнутом на поясе гидрокостюме.
Улыбка вдруг сошла с лица Минги, он двинулся ещё ближе, втискиваясь между его коленей, как тогда у него дома, только сегодня глаза Хонджуна были на уровне его глаз, и как-то странно посмотрел на него. Внутри снова что-то дёрнулось.
— Ты уже не такой бледный, — большая ладонь Минги легла на его бок и скользнула вверх по груди, — ты такой же как я.
Минги огладил его шею и взял лицо в ладонь, и в следующую секунду Хонджуна уже целовали. Минги прижался к нему, и они оба робко двинули губами пару раз, прежде чем Минги отстранился, глубоко и тяжело дыша. В голове стало пусто и тихо, кажется, даже звуки пробуждающего океана стали лишь шёпотом.
Хонджун поймал взгляд Минги и на его немой вопрос ответил лишь короткими растерянными кивками, и Минги снова прижался к нему, теснее и ближе, горячо целуя его. Хонджун судорожно выдохнул, тут же остервенело цепляясь в плечи Минги, не понимая, как ему быть, как стать ещё ближе, как забраться к нему внутрь, как втиснуть в себя до боли, позволить ему проникнуть сквозь поры его кожи, как обогнуть всё его тело собой и сделать своим. Минги двумя руками взял его лицо, настойчиво, но бережно, и надавил слегка сильнее, скользя языком внутрь, и Хонджун выпустил какой-то ни с чем не сравнимый скулёж, изо всех сил пытаясь не потерять сознание от отхлынувшей крови. Что же ему теперь делать? Что ему теперь делать, зная, каково это — целовать Сон Минги? Что ему теперь делать, зная, как хорошо ему может быть, как легко и свободно, когда Сон Минги к нему прикасается?
Минги целовал его и целовал, с таким же упоением влажно и горячо дыша, слизывая с его губ и лица застывшую морскую соль. Хонджун совсем превратился в желе, и кажется, его рот принял форму губ и заполнившего его рот языка Минги. Минги наклонил голову, втискиваясь в него ещё сильнее, одной рукой держа лицо, а другой скользя вниз и обвивая вокруг талии. Хонджун был так поглощён этими прикосновениями, что пульсирующая боль в рассечённой брови отдавалась лишь тихими вспышками где-то далеко в закоулках его сознания. Минги дёрнул его на себя, впечатываясь между его бёдер, и когда их животы столкнулись, они оторвались друг от друга, глубоко и тяжело дыша. Хонджун как будто вышел из какого-то транса на секунду. Минги был такой же горячий и измученный, смотрел на него своими чёрным непроглядным океаном и улыбался.
Хонджун поддался себе и обхватил его голову, притягивая к себе и снова целуя, мокро и жадно и, должно быть, совсем неловко, это было не похоже на поцелуи с женщинами, что ощущались на порядок мягче и легче, едва уловимыми и расплывчатыми, с Минги казалось, что на Хонджуна наступили, выбили из него последний дух и зализали все раны. Хонджун мог чувствовать твёрдость и некоторую грубость его движений, с облегчением понимая, что именно так ему и хотелось. Внизу стало совсем твёрдо, и случилось то, чего он не ожидал, пусть всё к этому и шло. Как иначе это могло быть, если они оба мужчины? Он почувствовал каким возбуждённым был сам Минги, и как тесно он прижимался к нему.
Минги отпустил его губы спустился на подбородок и щеки, и сделал что-то совсем странное, что раньше ощущалось, как обычные влажные прикосновения и слюна. Он прижался ртом к его шее и слегка всосал кожу, тут же проводя по ней языком, ещё и ещё. У Хонджуна защипало кончики пальцев, изо рта снова выскользнули странные звуки, которых он прежде не слышал.
— Гм, — промычал Минги, снова и снова вылизывая его шею, спустился ещё ниже и поцеловал его грудь, накрыл её своей большой ладонью и снова прильнул к его рту губами, развязно и медленно целуя.
Хонджун обхватил Минги вокруг груди и нетерпеливо двинулся ближе, почти соскакивая с края кузова, обхватывая бёдра Минги и сводя лодыжки так, что у самого начали неметь ляжки.
Минги промычал ему в губы и, впиваясь пальцами в его ягодицы, двинулся вперёд, отчего у Хонджуна, кажется, совсем пропали остатки рассудка. Может, именно этого ему не хватало, ему нужно было давление, нужен был кто-то, кто может сжать его слабое тело до боли, как гидравлическим прессом, чтобы он почувствовал, что у него есть тело, обладающее своими желаниями, чтобы он почувствовал, что живой.
Хонджун зажмурился, цепляясь за его спину руками и чувствуя, как их твёрдые члены трутся друг о друга через два слоя плотной ткани, но даже этого было достаточно, чтобы Хонджун начал задыхаться.
— Могу я потрогать тебя? — прошептал Минги, уткнувшись в лоб Хонджуна своим и продолжая втираться в него.
Зачем бы ему спрашивать? Разве он не видел, что стало с Хонджуном в его руках? Он превратился в податливый разогретый кусок глины, который Минги мог с лёгкостью сжать в кулаке и пропустить его сквозь пальцы, превращая его в полоски упругой каши, он мог бы придать ему любую форму, сказать ему что угодно, прикоснуться к нему где угодно, и Хонджун бы ему позволил, потому что даже в самых дерзких фантазиях не мог себе этого представить.
— Да, пожалуйста, пожалуйста, — жалобно задышал он.
— Приподнимись. Вот так, — когда Хонджун суматошно приподнялся на руках, Минги стянул ниже его гидрокостюм, высвобождая его член.
— Могу я посмотреть? Всё ещё стесняешься?
Хонджун мотнул головой и тут же как-то жалобно заскулил, когда почувствовал тяжёлую обжигающую ладонь Минги вокруг своего члена. От прикосновения стало даже несколько больно, кожа на его ладонях была грубой, это совсем было не похоже на то, как Ынми к нему прикасалась. И может быть, Хонджуну нужно было по-другому, ему нужен был кто-то другой, с кем он будет истошно и жадно этого желать, а не делать по просьбе и из боязни кого-то обидеть. Потому что грубые прикосновения Минги были слаще любых нежных касаний всех тех, рядом с кем он не хотел желать ничего.
Минги двинул рукой, и Хонджун совсем растерялся от ощущений. Он как и Минги, смотрел вниз, на их соединённые тела, на свой голый живот, и всё ещё затянутый в гидрокостюм Минги, и как член Хонджуна исчезает и появляется в кольце его пальцев. Что-то порнографическое, на что он предпочитал не смотреть. Что-то вне его понимания удовольствия. Что-то, что не должно было с ним происходить, как ему казалось. Что-то, что он даже не мог полностью вообразить. Минги подцепил его лицо своим носом и снова начал целовать, одновременно с этим осторожно лаская его член. Хонджун позабыл о сравнениях и своём среднестатистическом размере, потому что сейчас это было совсем неважно. Потому что Минги захотел к нему прикоснуться, потому что сейчас он ласкал его осторожно и бережно. И остальное было неважно.
Совсем скоро, даже несмотря на всю неторопливость и бережность Минги, кожа стала чувствительной от сухого трения, и Хонджун зашипел, останавливая ладонь Минги рукой. И может быть, хорошо, что они оба мужчины, потому что Минги понял его без слов, понял, почему Хонджун вдруг вцепился в него крепче прежнего. Он отнял ладонь, прислонил её к своему рту, и не отрываясь от Хонджуна глазами, выпустил в закрытый кулак немного слюны. Это было так грязно и так возбуждающе, и когда Минги размазал всё по его члену, ещё и щипуче приятно. Теперь можно было сжать чуть сильнее и погладить чувствительную головку без боязни, что на следующий день Хонджун проснётся с раздражением. Минги губами скользнул к нему на шею, и вниз к груди, гладя и целуя её, сжимая и разминая пальцами. Хонджун запрокинул голову, возводя глаза к небу и цепляясь за волосы Минги. Оно было ясное и высокое, с громыхающими тучами у горизонта. Он посмотрел в сторону океана, и как молния ударила в воду, и лишь через несколько мгновений раздался медленный ленивый гром. Всё его тело сжалось и расслабилось, сжалось и расслабилось, как пружина, Хонджун закрыл глаза, дрожащими руками хватаясь за шею Минги, и изливаясь себе на живот, и чужую ладонь.
— Минги, — застонал Хонджун, — Минги. Гм. Минги.
Неужели все они говорили об этом? Хонджун медленно и облегчённо выдохнул, лениво прижимаясь к Минги и гладя его волосы. Ему понравилось. Ему понравилось. Он не сошёл с ума от удовольствия, но это было так приятно, что ему захотелось повторить это снова, чего прежде не случалось. Хонджун подумал, что, наверное, так и должно быть. Хотеть прикасаться к человеку, который тебе дорог, и делиться этим тягучим удовольствием.
Рука Минги легла на его живот, поглаживая, будто бы успокаивая. Хонджун, всё ещё чувствуя вязкую леность и неимоверную лёгкость, опустил руку и вслепую коснулся и его тоже, и снова задрожал, чувствуя каким твёрдым был Минги. Хонджун сжал его член, как мог, через плотную ткань, сделал несколько неловких движений. В возбуждённом состоянии он был ещё больше, больше, чем то, что Хонджун тайком увидел через зеркало заднего вида в тот день. Ему захотелось почувствовать его без лишних преград, прикоснуться к его коже там. Пальцами, ладонью, и может быть, ртом. Как он видел, делали некоторые в порнографических роликах. Это, наверное, должно быть ещё приятнее, чем рукой.
— Хён, — Минги выдохнул ему в губы, жмурясь и коротко дыша через нос.
— Помоги мне, — попросил Хонджун.
Минги накрыл его ладонь своей и прижал ещё крепче, и Хонджун наконец почувствовал его форму, и каким горячим он был.
— Вот так хорошо? — спросил Хонджун и даже несколько осмелел. Его голова стала прозрачной и пустой после оргазма, и в нем пробудилась некоторая особая озабоченность и ласка, которой им хотелось поделиться с Минги. Он позволил Минги вести, и гладить себя своей ладонью, свободной рукой обняв его вокруг шеи и слизывая пот и соль океана с его сильной шеи. Минги пах особенно хорошо сегодня, и теперь Хонджуну можно было делать всё что угодно. Можно было уткнуться носом ему в ухо, облизать мочку, поцеловать шею, подбородок и губы, можно было скользнуть языком к нему в рот, и почувствовать его большой упругий язык у себя между губами и внутри на своём языке.
Минги замер, сдавленно и коротко выдыхая ему прямо в рот в удовольствии, и Хонджун почувствовал его дрожь. Минги лениво и немного неряшливо поцеловал его в губы ещё раз и отстранился.
— Мне нужно сполоснуться, — он опустил глаза. — И тебе тоже.
— Да, — Хонджуну вдруг стало холодно, стоило Минги отпрянуть.
— Только не думай много. Я сейчас вернусь.
— Хорошо.
— Не думай! — Минги побежал к океану, оставив Хонджуна наедине с бочкой воды и мыслями, которые тут же поползли, как тучи с кромки неба, загораживая солнце.
Он быстро вымылся, на короткое мгновение остановившись и разглядывая следы на своём животе. Зачем-то снова коснулся его, и своего члена, как будто вспоминая ощущение, и что они с Минги только что сделали. Зачем он поцеловал его? От скуки? Или из интереса? Как давно он об этом думал? Что теперь будет с ними? Зачем они это сделали? Зачем Минги поцеловал его? Зачем Хонджун ему ответил? Почему он так пылко возжелал к нему прикоснуться в ответ? И почему ему всё ещё мало?
Хонджун вытерся, оделся и сел в машину, глядя на Минги через открытое окно. Он вернулся почти сразу же, встал у кузова, чтобы ополоснуться пресной водой, и Хонджун жадно вцепился в него взглядом, чувствуя, как снова возбуждается. Его тело словно не знало золотой середины. Оно было праздным и ленивым до онемения, и жадным и ненасытным до боли внутри. Ему захотелось выйти из машины и подойти сейчас к нему обнажённому и встать перед ним на колени, и чтобы Минги сделал с ним всё, что только захочет. Чтобы он снова приказал ему открыть рот, и чтобы снова положил ему таблетку на язык и напоил его водой, а потом поцеловал и сказал, как хорошо он со всем справился.
— Эй, — Минги сел в машину, одетый, румяный, с влажными волосами.
Хонджун робко посмотрел на него.
— Я же сказал тебе, чтобы ты не думал.
— Я не думаю.
— Правда?
Хонджун пожал плечами. Он не понимал, о чем именно Минги просил его не думать.
— Иди сюда, — Минги наклонился к нему и привлёк к себе за подбородок. — Закрой глаза.
Хонджун подчинился с замиранием сердца, и Минги ласково его поцеловал. Может быть, то было не от скуки. Может быть, он и в правду хотел это сделать. Может быть, у них есть ещё один день, чтобы притвориться, что жизнь не закончится в понедельник. Они ещё немного целовались, и Минги легко чмокнул его напоследок.
— Не думаешь?
— Уже нет.
Он не солгал.
— Куда поедем? — спросил Хонджун, когда Минги завёл мотор.
— Ты голоден?
— Очень.
Минги улыбнулся, взял его руку в свою и прижался к пальцам губами, глядя ему в глаза. Хонджуну показалось, что у него на спине волосы поднялись как иглы у ежа.
— Тогда сначала поужинаем, а потом заскочим в ещё одно местечко.
Стоило лишь дать волю Минги, и он не мог перестать прикасаться к Хонджуну, и всю дорогу до города брал его за руку или трогал его бедро, на что Хонджун только краснел ушами, и иногда трогал его тоже, когда это не мешало движению на дороге. Говорили они о чем-то отстранённом, кажется, об окончательно испортившейся погоде, надвигающемся шторме, о самом вкусном жареном картофеле в Сиднее, о странных рисовых шариках в корейском ресторане у Флемингтона, о всех подработках Уёна и клубе по футболу в их университете, которая на восемьдесят процентов состояла из девчонок по какой-то странной причине.
Они поужинали пастой с песто и жареными креветками в ресторане у порта, поглядывали друг на друга и хихикали, и Минги иногда держал его за руку под столом, и быстро убирал руку, когда кто-то проходил мимо, что смешило Хонджуна, потому что в этом не было никакого смысла, ибо всему ресторану было очевидно, что эти двое флиртуют и кокетничают. Ему подумалось, как естественно это было, просто и легко, а нетаковость «тех мужчин» как будто бы и не относилась к ним вовсе. Они просто были собой. Они не были «теми мужчинами». Они были Минги и Хонджуном. Как и те мужчины были самими собой. Носили имена. Ходили на работу. Ели в ресторанах. Волновались о родителях. Грустили над фильмом. Покупали новый фотоаппарат. Любили. Скучали о ком-то. Трогали чьи-то руки в тёмных аллеях и надеялись на взаимность.
Когда они добрались до второго места их культурно-развлекательной программы, Хонджун даже немного растерялся, когда увидел знакомые улицы. Он уже был здесь, но с трудом мог вспомнить, для чего именно. То оказался океанариум, из которого он позорно сбежал, как преступник, оставив своих несчастных коллег на растерзание английскому языку.
— Я уже был в океанариуме, — признался Хонджун, и Минги тихо выругался себе под нос.
— Куда хочешь пойти? — он подошёл к нему близко-близко и потянул за рукав, глядя своими чёрными глазами. Хонджун так любил и ненавидел это, потому что он терялся, когда видел Минги таким, по-детски очаровательным, кому невозможно устоять.
— На самом деле я видел только билетную кассу. Я купил билеты для коллег и сбежал оттуда, — хихикнул Хонджун.
— Значит, можем пойти смотреть на рыб?
— Пойдём. Только я оплачу билеты! — Хонджун ринулся к входу.
— Хён, нет! — Минги побежал за ним, но Хонджун загородил ему вход, и они начали перепираться.
— Два билета. Взрослых, пожалуйста! — крикнул Хонджун женщине за стойкой, продолжая держать Минги в дверях.
— Один детский, судя по твоему поведению! — захихикал Минги.
— Нет-нет, два взрослых!
— Молодые люди, пожалуйста, ведите себя приличнее, — предупредил их мужчина в форме, отвечающий здесь, видимо за порядок и общественную безопасность.
— Гм, простите, сэр, — Хонджун спокойно зашёл внутрь и поправил невидимый пиджак, пряча улыбку. Минги зашёл следом.
— Простите, — он тоже извинился.
— С вас шестьдесят долларов, — сказала женщина, и Хонджун уже было сунул руку в карман, чтобы оплатить, но Минги первым протянул ей купюры.
— Какой ты... — цыкнул Хонджун.
— Какой?
— Чувствую себя барышней на выданье, — шепнул ему Хонджун.
— Моя барышня-я-я, — захихикал Минги, на что Хонджун закатил глаза, но не смог сдержать улыбки. — Ну, дай мне немного поухаживать за тобой.
— Что же мне с тобой делать. Если бы я знал, что ты такой настырный, я бы никогда не подошёл к вам на пляже.
— Как хорошо, что ты подошёл, — Минги взял его за руку, когда они зашли глубже в почти пустой тёмный зал, что переходил в коридор из стекла под синей толщей воды.
Хонджун с интересом поднял глаза и начал озираться по сторонам, неторопливо вглядываясь в морских тварей и редкую фауну, торчащую из песка и между камнями.
— Любишь рыб? — спросил Минги совсем рядом. Хонджун только фыркнул на такой бестолковый вопрос. Но о чем же ещё им было разговаривать? Да и разве за этим они сюда пришли?
— Люблю.
— Гм.
— Они молчаливые и не настырные, — пошутил Хонджун, а Минги тайком взял его руку и поцеловал его пальцы, пока в коридорчике было пусто. Но совсем скоро с той стороны послышались голоса, и им пришлось отлипнуть друг от друга, что Хонджуну совсем точно не понравилось.
Может о своей любви к рыбам Хонджун и слукавил, но они ему определённо нравились, и весь следующий час он с неподдельным интересом наблюдал за экзотическими хвостами и плавниками.
— Первый раз в Сидней мы приехали, когда мне было восемь, — тихо говорил Минги, пока они стояли у аквариума для крупных рыб и мелких акул-молотов.
— Ты родился не здесь?
Минги тряхнул головой. Он всё никак не мог насмотреться на Хонджуна, а тот в свою очередь, наконец получив разрешение глядеть на Минги без зазрения совести, вдруг почувствовал какое-то глупое смущение, хотя Минги сегодня выглядел замечательно, и как будто ещё привлекательнее с этими растрёпанными после океана волосами. А быть может виной тому была их короткая связь у пикапа, после которой Хонджун был сам не свой, чувствуя непрекращающийся зуд под кожей и в сто крат увеличившуюся тягу к Минги.
— Я родился в Мельбурне. Папа работал там в части, и мы переехали в Сидней, когда родился Ынги.
— Ты после этого захотел работать с морскими животными?
— Да.
Хонджун с улыбкой посмотрел на рыб и после — на Минги. На его лице играли темно-синие всполохи-тени от воды, и похож он был на морское божество. Ему снова вспомнился тот день, когда он впервые наблюдал за Минги, рассекающим волны, и как ему привиделось, что он сам появился из морской пучины, как дитя воды.
— Неудивительно, что ты хотел стать морским биологом, — выдохнул Хонджун, ловя его ласковую улыбку, — они удивительны.
Минги обернулся по сторонам, и поняв, что никому нет до них дела, скользнул по руке Хонджуна, переплёл их пальцы, а потом потянул куда-то в сторону.
— Куда ты?
— Идём. Покажу тебе одно местечко. Только т-с-с, — Минги закрыл пальцем губы и заговорщически подмигнул ему, — не рассказывай никому.
Они прошли пару залов и после свернули в узкий коридорчик, который вёл к пожарному выходу. Однако у самой двери оказался небольшой закуток с округлённым углом аквариума. Эту часть было не видно из общего зала из-за стоявшего внутри аквариума большого куска чёрной скалы. Именно за ней они и скрылись.
— Сюда никто не ходит, потому что думают, что тут запасный выход.
— Ты сам нашёл?
— Открыл это местечко буквально прошлым летом.
Хонджун всмотрелся в воду, рыб здесь почти не было, только пара полосатиков, что затесались в углу у искусственных рифов, да водоросли. Из-за высокого массивного камня здесь было на порядок темнее, чем в зале.
Минги взял его ладонь в свою, положил вторую руку на плечо, и притянул к себе за талию.
— Потанцуем? — шепнул он в самое ухо, и Хонджун задрожал.
— Ты для этого меня сюда привёл?
— Может быть, — Минги поцеловал его пальцы в своей ладони. — Там так много людей. Я даже не мог обнять тебя.
— Я тоже хотел обнять тебя, — признался Хонджун и спрятал глаза на мгновение, — или поцеловать.
— Расслабься, здесь нас никто не увидит, — Минги притянул его ближе к себе, и Хонджун положил ему голову на грудь, закрывая глаза, вслушиваясь в едва заметный ритм сердца и впитывая ставшее уже родным тепло и сладковатый пряный запах чужого тела.
— Жаль, музыки нет, — выдохнул Хонджун.
— Мы представим, — Минги начал покачиваться в такт неслышимой мелодии, и после прижался к его уху губами и зашептал слова песни:
Поэтому не уходи.
Скажи что угодно.
Скажи, что ты останешься на целую вечность
и ещё один день, до конца моей жизни.
Потому что мне нужно немного времени.
Мне нужно немного времени, чтобы всё исправить.
— Это нечестно, Минги, — зашептал Хонджун, вжимаясь в него ещё теснее, втираясь носом в его крепкое плечо, и надеясь, что эта боль пройдёт. — Спой что-нибудь другое, иначе у меня сердце сейчас разорвётся.
Ладонь Минги легла на его затылок. Они остановились.
— Посмотри на меня. Вот так, — Минги огладил его лицо и осторожно снял очки, убрал их себе в карман. — Расслабься. Ничего ещё не кончено.
— Я не хочу об этом говорить.
— Почему?
— Это неважно.
— Потом оказывается, что важно.
— Минги.
— Ты знаешь, что твоя занюханная контора — не единственный способ переехать?
— Может быть, это знак, что мне не нужно соваться? Я всё равно сомневался, должен ли переезжать.
— Если бы этого не случилось? Тогда бы ты подумал, что это знак тут остаться, или ты нашёл бы другой знак, подтверждающий твою тревогу? А если я скажу тебе, что хочу, чтобы ты остался? Ты примешь это за знак?
Хонджун тяжело выдохнул, опуская лицо, и касаясь ладони Минги, что всё ещё покоилась на его щеке.
— Когда ты так говоришь, мне как будто ещё сложнее.
— Почему?
— Я открою тебе правду, — Хонджун уставился пустым взглядом на камень. — Может, это прозвучит просто по-идиотски, но я не могу избавиться от этих противоречий. Ты знаешь... мои родители никогда не давили на меня.
Минги задумчиво слушал его, положив руку на плечо и ласково поглаживая шею большим пальцем.
— Они никогда не говорили мне о том, что я им обязан. Мама всегда поддерживала меня, да и отец... они никогда не были против того, чтобы я уехал. Мама всегда говорила, поезжай, сынок, посмотри на мир, проживи ту жизнь, что мы не смогли прожить с отцом, — Хонджун всхлипнул, чувствуя себя загнанным в угол своими же эмоциями, — и я им благодарен за это. За то, что они не стали привязывать меня к себе. Но глубоко в душе я так хотел услышать это, чтобы они сказали, не уходи, останься с нами. Мы не хотим тебя отпускать, — Хонджун закрыл глаза, переводя дыхание. — Не знаю, зачем. Может быть, мне казалось, что так они показали бы своё небезразличие. Может быть, чтобы найти оправдание тому чувству вины, что я ношу в себе. Что я оставил их, несмотря на то, что они упрашивали меня этого не делать. Но правда в том, что этого не произошло.
— Любовь это не всегда о том, чтобы оставаться рядом, но и о том, чтобы давать свободу своим детям.
— Ты прав. Но я всё равно чувствую себя ужасным сыном.
— Ты не ужасный сын, Хонджун.
— И теперь ты просишь меня. И я не знаю, что и думать. Как будто бы мне нужна какая-то более веская причина вернуться сюда. Минги, я ведь не могу переехать только из-за тебя.
— Мне кажется, что ты и до знакомства со мной хотел переехать?
— Я не знаю, чего я хотел на самом деле. Быть здесь или просто не быть там. А теперь выглядит так, будто я лечу на другой континент только ради одного человека.
— Разве это плохо? Ты знаешь, моя мама приехала сюда ради одного человека.
— Почему твой отец не переехал в Корею?
— У него была работа.
— Это не так-то просто. Ведь ты тоже не хочешь ехать туда.
— Я не думаю, что это просто. И есть большая разница в том, чтобы я поехал вместе с тобой.
— Какая разница?
— Разница в том, что я никогда не хотел уезжать. А ты хочешь. Я не прошу это сделать ради меня, но ради себя, Хонджун.
— Мне всё равно кажется, я предам их, Минги, — признался Хонджун.
— Я знаю, я знаю, — Минги погладил его по волосам, притягивая к себе, — они не останутся одни. У них есть твой хён и его семья.
— Хён тоже живёт чёрт пойми где, очень далеко от родителей. Что за мы семья такая ...
— Самая обыкновенная семья со своими проблемами. Главное, что вы любите друг друга, пусть и получается не совсем привычным образом.
— Мне так хорошо с тобой, Минги, — признался Хонджун, чувствуя, как напряжение снова уходит. — Ты успокаиваешь меня.
— Правда? — Минги приподнял его лицо, заглядывая ему в глаза.
— Правда.
— Тебе уже лучше?
— Чуть-чуть.
— А так? — Минги наклонился и соединил их губы.
— Чу-у-уть-чуть, — улыбнулся Хонджун, чувствуя, как его конечности вновь наполняются теплом.
— А так? — Минги взял его лицо в ладони и припал к его рту, медленно и неторопливо скользя внутрь, смыкая их губы горячо и тесно.
Хонджун приподнялся на носочки, обнимая его вокруг шеи и отвечая на поцелуй так же медленно и лениво, и так хорошо. Если бы у него спросили сейчас, что ему нравится больше: читать мангу или целоваться с Минги, он бы выбрал второе, потому что манга никуда не пропадёт, а поцелуи с Минги имеют свойство заканчиваться, хотя он хотел бы целоваться с ним, пока язык не сведёт судорогой от усталости.
Они не услышали, как в коридорчике за углом раздались гулкие шаги.
— Ой! Там кто-то целуется! — шикнул чей-то голос.
— Пускай целуются, — раздалось в ответ, и после шаги удалились.
Хонджун, услышав это, улыбнулся Минги в губы, и тот — тоже, разрывая поцелуй и замерев близко-близко.
— Поцелуй меня ещё.
И Минги поцеловал.
Они бродили там до самого закрытия, сделали пару кругов по залам, разделили с десяток тайных прикосновений и поцелуев, и закончили ленивой беседой в одном из больших аквариумов, устроившись на скамье и наблюдая за неторопливо скользящими рыбами над их головами. Минги всё это время держал его руку в своей и гладил пальцы, и темнота скрыла их небольшую нежность.
Хонджун думал, как может закончится их вечер, и представил их в тесных объятьях друг друга на простынях Минги в его спальне. На той самой кровати, где он впервые почувствовал необъяснимую тягу прикоснуться к нему. Они могли бы заняться сексом. Как бы они сделали это? Хонджун задрожал, чувствуя, как краснеет его лицо, и внутри снова становится неспокойно. Ему стало так стыдно за свои подростковые и озабоченные мысли. Как будто бы его тело, впервые получив доступ к этому иллюзорному удовольствию, требовало его постоянно, и Хонджун больше не мог это контролировать, потому что прежде ему не приходилось усмирять его, потому что оно не требовало, оно не сопротивлялось, оно ничего не желало.
— Хочешь, поедем ко мне?
— Да! — с нетерпением сказал Хонджун, но после замялся и чуть тише сметливо добавил. — Хорошо. Я всё равно не хочу встречаться со своими коллегами.
— Чем займёмся? — спросил Минги, наверняка, не имея в виду ничего «такого», но Хонджуну снова стало нервно и жарко.
— Чем хочешь?
— Можем взять Матрицу посмотреть. Хочешь?
— У тебя ведь нет телевизора.
— У меня в спальне есть.
— Т-точно, — Хонджун отвёл глаза и прикусил щёку изнутри, представляя это. Так же как в его фантазии. Они включат кино и лягут на кровать, и Минги наверняка обнимет его и крепко к нему прижмётся, и потом начнёт его целовать, потому что это было вовсе не ради фильма, а ради предлога, чтобы подобраться ближе. И Хонджун ему позволит. И может после этого случится кое-что другое.
— Хён? — Минги коснулся его плеча и заглянул ему в глаза. — Я спросил, ты есть хочешь?
— О, чёрт, — Хонджун опустил глаза, и Минги засмеялся. — Прости, я немного задумался.
— О чём задумался? — игриво спросил Минги. Он наверняка видел его насквозь. Нужно было быть слепым, чтобы не видеть реакций Хонджуна, и каким задумчивым и отстранённым он был сегодня.
— Вообще-то я немного проголодался.
— Гм, правда? — Минги наклонился и чмокнул его в щёку. Они бродили у воды залива, и к такому позднему часу улицы были пусты, так что они могли немного прикасаться друг к другу. Хонджун задумался, какими их видели другие люди, если им вдруг удавалось увидеть моменты их нежности, или те две женщины, что наткнулись на их поцелуи в аквариуме. Поняли ли они, что то было двое мужчин?
— Хочу картошку с мороженым.
— Ха-ха, тебе понравилось?
— Очень. Постоянно о них думаю.
— Поехали.
Весь оставшийся вечер Хонджун думал о том, что так хорошо не бывает. Он уже и не помнил отголоски того страха и сомнений, что одолевали его ещё там на пляже, за секунду до того, как их губы впервые столкнулись, и Хонджун понял, что боятся ему больше нечего, и что он способен чувствовать то, что казалось вне границ его маленького мира.
Так было намного легче. Больше ему не нужно было сдерживаться, и на Минги можно было смотреть, зная, что он поймёт, что Хонджун о нём думает, и обязательно ответит тёплым взглядом или касанием, и внутри снова станет спокойно, как в безветренный вечер на берегу моря.
Когда ужин закончился, они без лишних слов поехали к Минги домой, заскочив по дороге в круглосуточный магазин с фильмами напрокат, взяв ту самую Матрицу, про которую Уён успел прожужжать все уши.
Хонджун успел себе навоображать, какими бы были их вечера, если бы это была его постоянная жизнь. Минги забирал бы его с работы и они ехали бы ужинать в ресторан. Может быть, у них бы появилось свое излюбленное местечко. Или может быть, они ехали бы в супермаркет за продуктами, а потом возвращались в их квартиру и готовили ужин. Наверное, они бы жили вместе. Потому что Хонджун хотел бы видеть и прикасаться к Минги каждый день, как капризное домашнее растение в горшочке, требующее определённое количество солнца и воды. Ему бы было нужно определённое количество Минги. Снимать вместе квартиру было бы хорошо. Как это делали Уён и Сан. Они наверняка жили вместе. А после ужина они могли бы смотреть вместе фильм или заниматься каждый своими делами. А ночью, если у них были силы, они бы могли заняться любовью. Утром Хонджун бы приготовил ему завтрак. Или даже погладил им рубашки. Минги бы поцеловал его на прощание, чтобы снова встретить вечером и рассказать ему, как прошёл его день, чтобы опять всё повторить. То была обыкновенная жизнь, которая с Минги казалось какой-то особенной.
Однако его воображение не дало ему дрейфовать слишком долго. Хонджуну следовало привыкнуть к сюрпризам, которые не отпускали его всё его пребывание в Австралии. Когда до дома Минги оставалось менее двадцати минут на телефон поступил звонок.
Хонджун, нахмурившись, уставился на имя звонившего.
— Кто это? — спросил Минги.
— Ёсан, — Хонджун остро сглотнул, чувствуя, что произошло что-то плохое. Ёсан не стал бы беспокоить его по пустякам, это скорее сделал бы Тэён, но теперь они с ними были врагами, а Даон или Охёк в силу своего возраста никогда бы не признали напрямую, что у них проблемы, поэтому по логике оставался только Ёсан, кто мог сообщить ему неприятные новости. Когда Хонджун ответил на звонок, он уже был готов к тому, что услышит.
— Хён? Ты можешь говорить сейчас?
— Ёсан, что случилось?
— Хён, нам нужна твоя помощь.
— Ну, я догадывался, — Хонджун отнял трубку и обратился к Минги, — Минги, ты можешь остановиться ненадолго? Да, просто встань тут.
— Что-то стряслось? — спросил Минги, паркуясь на обочине.
— Пока не знаю, — Хонджун вернулся к разговору. — Ёсан, где вы?
— В полиции.
— Твою мать, — выругался он, поймав взволнованный взгляд Минги. — Что вы натворили?
— Хён, ситуация вышла просто ужасная. Мы ужинали в ресторане, — Ёсан отвлёкся ненадолго, и Хонджун услышал на заднем фоне какие-то голоса на английском. — Мы ужинали в ресторане, и за соседним столиком сидело двое парней. Сиднейцев. Ох, хён. Простите нас. Мы, правда, не виноваты в том, что случилось. Простите нас. Простите.
— Что произошло? — твёрже добавил Хонджун, чувствуя волнение в голосе хубэ.
— Мы просто ужинали. Выпили совсем немножко. По бутылочке пива. По улице шла какая-то девушка, китаянка, и эти двое начали приставать к ней. В общем. Ким-сонбэним сделал им замечание. Ну, насколько мог. Сонбэ хотел ей помочь.
— Они подрались?
— Местные первые накинулись на сонбэ. Он просто пытался её освободить. Клянусь, хён. Мы не виноваты. Простите. Простите.
— Боже мой, — Хонджун тихо выдохнул, сдавливая лоб пальцами, голова запульсировала от боли. — Вы все в участке?
— Да, хён. Нам нужен переводчик.
— Что там? — спросил Минги уже несколько твёрже.
— Они в полиции.
— Пусть не вздумают ничего подписывать.
— Слышал, Ёсан? Не подписывайте ничего.
— Мы даже ещё не говорили, — тихо сказал Ёсан. — Тут никто не говорит по-корейски.
— Что же делать, — Хонджун сдавил глаза. Он не обязан был им помогать, тем более Даону. На короткое мгновение ему захотелось посмеяться над ними, ткнуть их носом в их отвратительное поведение, пригрозить пальцем и сказать, а я ведь говорил вам, что у вас будут неприятности, если вы не будете уважать местные законы. Но понимал, как это по-ребячески бессмысленно. Проблемы будут у всех, и у него в том числе, если он откажется. — Назови адрес, мы сейчас приедем.
— Ох, хён. Вы не могли бы привезти наши паспорта? Никто кроме меня не взял с собой документы.
— Что за люди такие, — Хонджун цыкнул языком. — Я понял. Сейчас будем.
— Спасибо, хён. Простите нас, пожалуйста, хён. Простите нас.
— Ёсан, тебе не за что извиняться.
Когда Ёсан продиктовал адрес, Хонджун положил трубку и устало откинулся на сидение.
— Что стряслось? Как они там оказались? — спросил Минги, и Хонджун кратко рассказал ему о том, что произошло. — Поедем. Эти двое выдвинули какие-то обвинения? Их опрашивали?
— Не знаю, Ёсан мне ничего не сказал. Судя по всему, нет. Нельзя опросить тех, кто говорить не умеет.
— Точно, — Минги крепко сжал руль и резко развернулся, выезжая обратно в сторону города.
Хонджун затрясся, то ли он злости, то ли от усталости и непонимания. Казалось, сама вселенная останавливала его от того, чтобы быть рядом с Минги. Всякий раз, когда им удавалось выкроить время лишь для себя, всенепременно что-то случалось. Минги заметил его беспокойство, и ободряюще сжал его пальцы.
— Эй, всё будет в порядке. Мы разберемся с этим.
— Прости, что мы доставили так много неприятностей.
— Я уверен, все разрешится.
— Спасибо, Минги.
В полицейский участок на западе города они прибыли через час, потратив тридцать минут, делая крюк до отеля. Благо, ресепшионистка знала гостя и тихонечко разрешила ему открыть комнаты, чтобы взять документы. Когда они вошли в участок, к ним тут же подошла молодая женщина в форме и без лишних вопросов сразу же отвела их в кабинет.
— Хён! — воскликнул Ёсан, тут же поднимаясь со своего места, как только они оказались в кабинете. — Минги-сси, вы тоже здесь.
Картина была следующей: справа за столом с именной табличкой Джорджа Марлоу сидел офицер полиции, крупный белый мужчина лет сорока, на стульях напротив двое парней возраста Минги, с явными следами драки на лице, скорее всего те самые обвинители. А слева у стены корейская небезызвестная четвёрка и та самая девушка, о которой упоминал Ёсан. Даон пыжился и поджимал губы, краснея от вины, пусть изо всех сил и пытался не подавать виду, Охёк просто выглядел уставшим, Тэён полностью их игнорировал, пряча глаза от Хонджуна как вор, девушка сидела рядом с Даоном и даже держала его за предплечье, однако была скорее злой, нежели уставшей. И только глаза Ёсана горели горячим возбуждением и искренней радостью, когда он увидел прибывших.
— Добрый вечер, офицер Мэрлоу — поприветствовал его Хонджун и подошёл ближе. — Вот, это документы моих коллег. Я прибыл по их коллег. Меня зовут Ким Хонджун, я их переводчик.
— У них там одна фамилия на всю страну что ли, — цыкнул один из обвинителей, долговязый и ушастый. Хонджун увидел, как у Минги сжались челюсти, ему ещё не приходилось видеть Минги таким злым.
— Слава богу, кто-то может говорить на человеческом языке, — сморщился офицер, с неким разочарованием разглядывая паспорта и штампики на страницах, как будто его расстроил факт легального нахождения здесь этих иностранцев. Хонджун сразу понял его к ним отношение, предвкушая будущие проблемы.
— Офицер, мы приехали, чтобы разобраться в произошедшем.
— Нечего тут разбираться! — воскликнул один из обвинителей, то был другой, круглолицый, конопатый и с темно-фиолетовым синяком под глазом. Поначалу Хонджун злился на Даона за его вспыльчивость, но стоило ему увидеть отношение присутствующих к ним, он даже с неким удовольствием подметил этот самый синяк. — Накинулись на нас как собаки бешеные.
— Это неправда! — со своего места поднялась девушка. — Вы первые накинулись на господина Кима, они просто защищались!
— Сядь, сядь уже на своё место, — раздраженно сказал офицер, показывая рукой. — Я предлагаю послушать версию случившегося с обеих сторон.
— Какая разница, всё равно не поверит, — возмущенно шикнула девушка, и Даон, сидевший с ней рядом, похлопал её по предплечью. — Вам мало моих слов? Допрашивать нас вообще незаконно!
— Нам лучше знать, что законно, а что нет. Твоя точка зрения не учитывается. Ты даже удостоверение личности показать не можешь.
— Я не обязана вам нихрена показывать, ясно?!
— Поэтому и молчи сиди, пока миграционка не приехала. Тогда и будешь говорить.
Девушка надула губы и ожесточённо выдвинула вперёд нижнюю челюсть.
— Господа, расскажите, что произошло, — офицер улыбнулся двоим парням.
— Мы просто сидели выпивали, потом пришли вот эти четыре китаёзы со своей проституткой, и начали шуметь, — сказал долговязый.
— Ничего этого не было! — крикнула девушка.
— Дай договорить ему, — гаркнул офицер.
— Мы просто им замечание сделали, дескать, такое приличное заведение, и с девушками с низкой социальной ответственностью сюда нельзя, — парень закончил и горделиво поджал губы. Не нужно было быть пяти пядей во лбу, чтобы понять, что он нагло врёт. Второй его дружок только посмеивался в кулак. — Просим наказать этих нелегалов, чтобы неповадно было. Приехали в чужую страну и ведут себя как дикари.
— Как видите, — заговорил офицер, глядя на Хонджуна, — ваши коллеги отличились отвратительным поведением в чужой стране.
— Мы ещё не послушали их версию происходящего, — твёрдо сказал Минги.
— Хорошо-хорошо, давайте послушаем, если вам недостаточно двух свидетелей.
— С нашей стороны пять свидетелей, и вам мало?! — возмутилась девушка.
— Ещё одно слово, и я выведу тебя отсюда.
— Почему вы с ней так разговариваете? — спросил Минги.
— Поработаешь с моё в полиции, и не так начнёшь с этими разговаривать.
— С какими «этими»? Почему вы поверили им, что я проститутка? Вы издеваетесь надо мной?
— Почему я должен тебе верить?
— Я подам на вас жалобу.
— Самолично принесу тебе бумагу с ручкой.
— Давайте послушаем сторону пострадавших, — надавил Минги.
— Это они-то пострадавшие? — встрял круглолицый с фонарём под глазом.
Офицер Марлоу, очевидно, с самого начала был на стороне обвинителей, и с предубеждениями относился к приезжим, тем более другой расы. Для него это было очередное дело о нападении, которое закончится стопкой бумажной работы, и он сам был не в восторге от происходящего.
— Рассказывайте, что произошло.
Хонджун повернулся и посмотрел на Даона. Тот был совсем на себя не похож. На Хонджуна он не отважился поднять глаз, виновато поглядывал, как побитый зверь.
— Ким-сонбэним, расскажите, что случилось в ресторане.
— Мы пришли и заняли столик снаружи. Заказали немного еды и выпить, — Даон остановился, ожидая, когда Хонджун переведёт, и продолжил. — За соседний столик пришли эти двое. Очень шумели, кричали, привлекали внимание. Даже официантка вышла и сделала им замечание.
Хонджун перевёл, и увидел, как двое обвинителей гнусно хрюкнули, с самодовольными рожами продолжая наблюдать за представлением.
— Потом появилась Жунюй, — Даон кивнул на девушку, — она просто шла по тротуару, и они начали свистеть ей. Потом этот рыжий подпрыгнул, схватил её за руку и потащил к ним за столик. Она начала сопротивляться, но никто на это внимания не обращал. Я просто крикнул, эй, остановитесь. Он что-то начал орать. Я подошёл, чтобы освободить Жунюй, но он ударил меня, и я ударил в ответ. Вот так всё и было.
— Правда, господин Ким, — затрясла головой Жунюй, отвечая Хонджуну на английском, когда тот перевёл последние слова Даона. — Я просто шла с работы, но оказалась в этом положении. Я бы могла уйти, когда драка началась, но я знала, что у них будут проблемы. Знала, что им никто не поверит, поэтому поехала с ними.
— Спасибо, мисс, — поблагодарил её Хонджун, и снова всё внимание вернулось к офицеру. Тот выглядел невпечатлённым и ещё более раздражённым.
— Звучит не очень правдоподобно, — заключил он.
— Насколько правдоподобно вам ещё нужно? — всплеснул руками Минги. — с их стороны только два свидетеля, а со стороны пострадавших пять, и вы всё равно считаете, что они правы?
— Откуда мне знать, что вы не сговорились все, чтобы выйти сухими из воды после драки с местными? Как мне поверить, что перевод верный?
— Я тоже могу подтвердить достоверность перевода.
— Вы тоже, значит, по-корейски говорите.
— Да.
— А вы вообще кто такой?
— Сон Минги, офицер.
— Вы гражданин Австралии?
— Да.
— Покажите ваши документы.
— У меня с собой только водительские права.
— Подойдёт.
Минги цыкнул языком. Корейская сторона как-то взволновалась, наблюдая за потемневшим Хонджуном и унизительной проверкой идентичности.
— Какие ваши условия? Что вы хотите? — обратился Хонджун к двум парням.
— Наказать преступников, разумеется. Чтобы справедливость восторжествовала.
У Хонджуна глаз дернулся.
— О какой справедливости может идти речь, если вы оклеветали их?
— С чего бы мы их оклеветали? — захлопал глазами долговязый.
— Я ведь только что перевёл для вас показания свидетеля.
— Откуда нам знать, что вы просто не защищаете своих? — парень посмотрел на офицера. — Господин офицер, давайте уже закончим на этом. Вы ведь не хотите тут просидеть до утра.
— Я в любом случае буду здесь до утра.
— Что вы с ними сделаете? — тихо спросил Хонджун.
— Вызовем миграционную службу, внесём в личное дело, они выплатят штраф, и их депортируют.
Хонджун понимал, что это были лишь мелочи, и им проще было бы согласиться, оплатить штраф и просто вернуться домой, но теперь дело было не только в будущих проблемах с визой из-за пометки о прошлой депортации и нарушении закона в чужой стране, но и в принципе. А принцип был прост: не соглашаться на ложные обвинения.
— Хён, что они говорят? — к нему подошёл Ёсан.
— Вас хотят депортировать.
— Хён, мы правда этого не делали.
— Я вам верю, Ёсан-а.
Он глянул на своих коллег тяжелым взглядом. Тэён сидел, опустив глаза и сжавшись в комок, как нашкодившая собака, Охёк и Даон выглядели смертельно уставшими, и как-то виновато поглядывали на них, и только Жунюй и Ёсан казались вовлечёнными в эту ситуацию своей небезразличностью.
— Я думал, вы ненавидите китайцев, — сказал Хонджун на корейском, поймав на себе взгляд Даона. Он не держал злости на него, его скорее удивил его поступок.
— Когда дело касается их, — Даон дёрнул носом в сторону офицера и злосчастной двойки. — То мы должны защищать своих.
— Вы понимаете, что вас могут депортировать?
— Я должен был оставить её на растерзание этим придуркам что ли?
Хонджун устало выдохнул и потёр глаза.
— Видите, господин офицер, они снова о чем-то договариваются, — подбросил конопатый.
— Минги, что нам делать? — Хонджун тихо спросил у него на корейском. Ему вдруг захотелось услышать родную речь от Минги, снова отгородиться от остальных, особенно от офицеров и обвинителей, создать хоть какую-то иллюзию защищенности.
— Я не знаю. Прости, хён. Прости нас, — вдруг заговорил он. — Боюсь, проблема только в том, что вы приезжие.
— Я догадываюсь. Но что нам делать? Мы не можем согласиться на депортацию. Ты представляешь, какой позор это на них навлечёт? Наше руководство узнает об этом. Их могут за такое из компании уволить! — Хонджун зажмурился, растирая глаза руками. Его снова начало потряхивать.
— Тихо, тихо. Хён. Я здесь. Слышишь? — зашептал Минги, чтобы другие их не слышали. — Мы что-нибудь придумаем. Мы можем как-нибудь договориться с обвинителями, чтобы они отозвали своё заявление.
— Думаешь, получится?
— Попробовать стоит.
— Господа, — обратился вдруг Минги, и у Хонджуна даже сердце сжалось от его твёрдого голоса. — Что насчёт примирения сторон? Возможна ли такое развитие событий?
Минги внимательно посмотрел на офицера, который, кажется, даже и не был против, а после — на парней. Те переглянулись между собой, перекинулись короткими шопотками.
— Мы хотим справедливости.
— Тогда признайте, что это ваша вина! — крикнул Хонджун, и тут же почувствовал руки на своих плечах. Минги крепко его держал. Он знал, что Хонджун мог навредить и им и самому себе в таком нестабильном состоянии.
— Воу! — воскликнул тот самый рыжий. — Ты такой же бешеный, как и эти отбросы. Да вы посмотрите. Господин офицер. Да у него бровь пробита. Должно быть, они не первый раз тут уже драки устраивают. Вы всенепременно должны вышвырнуть это отребье отсюда.
— Господин Ким, — сказал офицер, вглядываясь в его лицо, — вы тоже попали в драку?
— Я упал.
Обвинители криво улыбнулись и неодобрительно покачали головами. Хонджун знал, как глупо звучала эта типичная в подобных ситуациях ложь.
— Это к делу не относится, офицер Мэрлоу. Сейчас мы должны разобраться с возникшим недоразумением.
— Недоразумение! Наглое нападение!
— Вы первые накинулись на господина Кима! — крикнула Жунюй, и после начался какой-то кавардак. Парни начали орать на неё, и оставшаяся корейская четвёрка тоже принялась сыпать проклятьями на корейском на своих обвинителей. Минги и Хонджун стояли в стороне, оба нервно поглядывая на них, и только офицер полиции сидел, наблюдая за этим бардаком с лицом человека, кто повидал уже тысячи и тысячи подобных представлений.
— ОТСТАВИТЬ! Замолчите немедленно! — крикнул он, и тут же опустилась тишина. Где-то в углу капала вода в ведро из сломанного кондиционера. — Сидите смирно, мне нужно принести документы. Какой же дурдом.
Офицер поднялся и направился на выход.
— Хонджун, сделай что-нибудь! — взмолил Даон. Он выглядел испуганным не на шутку. — Я лишусь работы, если компания узнает. А они узнают рано или поздно. Ты же понимаешь, как всё серьёзно?
— Чёрт возьми, не скидывайте на меня вину за ваши проблемы! Почему я должен разбираться с вами, а? Почему это вдруг моя ответственность?
— Но ты пришёл, хён, — тихо добавил Ёсан с какой-то благодарностью в голосе. Хонджун отвернулся, пытаясь прийти в себя, чувствуя ладонь Минги на своих плечах.
— Позвони Гарднеру, — добавил Даон.
— Гарднеру?! — Хонджун остолбенел. Должно быть, со стороны он выглядел пугающе, даже их обвинители умолкли, наблюдая за перепалкой, хоть и не понимая ни слова. — Вам недостаточно того, как вы унизили меня вчера перед ним?!
Он почувствовал на себе взгляд Тэёна.
— Вы хотите, чтобы он окончательно в нас разочаровался?
— Мы не виноваты, как ты этого не можешь понять?
— О, нет, я прекрасно понимаю. Но господин Гарднер может не поверить вам так же, как и офицер полиции. Что вы тогда будете делать?
— Я думаю, он так или иначе об этом узнает, если сейчас на нас составят рапорт о нападении, — добавил Охёк.
— Хён, послушай, — Минги снова приобнял его и заговорил ласково и тихо ему на ухо. — Думаю, они правы. Как бы не приятно это было признавать, но возможно, к Гарднеру прислушаются.
— Минги, я потеряю всё.
— Ты не можешь этого знать.
— Я настолько низко пал в его глазах, что уже ничего мне не поможет.
— Помнишь, я сказал, что помогу тебе? Я найду для тебя другой способ остаться здесь.
— Минги, дело даже не в том, что я окончательно потеряю работу, а в том, что я потеряю лицо. Понимаешь? Я потеряю доверие этого человека, — Хонджун уткнулся ему носом в плечо, запах Минги его заземлял и успокаивал. Ему вдруг стало плевать на мнение коллег. Тем более, совсем скоро они перестанут ими быть. — Почему мне снова нужно выбирать?
Вернулся офицер полиции. В одной руке у него была пачка бумаг, а в другой — кружка кофе. Он тяжело вздохнул и принялся листать бланки.
— Господин Мэрлоу, — тихо обратился к нему Хонджун. — Если я вызову ещё одного переводчика, вы можете пересмотреть ваше решение? Вы поверите нашим показаниям?
— Кто он?
— Хью Гарднер, заведующий отделом кадров из компании Ashore.
Лицо офицера вдруг вытянулось, а пара обвинителей навострили уши.
— Гм, интересно-интересно, — офицер откинулся на стуле, неторопливо взял кружку и сделал несколько глотков. — Вызывайте, послушаем.
— Офицер! Неужели вам недостаточно? Они наверняка все в сговоре.
— Пусть господин Ким вызовет его при нас, чтобы мы слышали все детали их диалога.
Хонджун тяжело перевёл дыхание, теперь ему придётся унижаться у всех на глазах, но если это значило спасти пять невиновных, то он готов на это пойти. Уже ничего не имело значение. Он вынул телефон и набрал номер господина Гарднера. Было около двух утра, и господин Гарднер наверняка лежал в своей постели рядом со своей женой и видел десятый сон, когда наглая трель разбудила его.
— Хонджун-сси? — раздался сонный голос в трубке.
— Простите меня, господин Гарднер, нам срочно нужна ваша помощь. Мы попали в одну неприятную ситуацию, — Хонджун не стал разделять их и себя, так или иначе все они были в одной лодке, и сейчас он чувствовал эту причастность как никогда сильно. Сейчас он был их частью, а не сам по себе.
— О чём вы говорите? Какой час?
— Мы в полицейском участке, господин Гарднер. Нам нужна ваша помощь с переводом показаний.
— Боже, кто-то пострадал? — Гарднер как будто бы даже проснулся.
— Всё в порядке, все живы и здоровы, но нам нужна ваша помощь.
— Ох, это по работе, — голос его стал тише, должно быть он ответил своей жене, — они в полиции. Да, да. Мои корейские коллеги. Без понятия. Прости, дорогая. Хорошо, — уже твёрдый голос прямо в трубку, — я сейчас буду. Называйте адрес.
— Всё будет хорошо, — шепнул ему Минги, когда он закончил. — Хочешь что-нибудь? Принести тебе воды?
— Спасибо, Минги.
Господин Гарднер прибыл почти через час, всё это время уставшие и измотанные корейцы и австралийцы сидели в кабинете почти не проронив ни слова. Охёк даже задремал. Гарднер был такой же заспанный и злой, он вошёл в кабинет, и тут же одарил вопросительным взглядом Хонджуна, видимо, полагая, что тот виноват в возникшей неприятной ситуации, с прищуром посмотрел на корейскую сторону, приподнял брови в удивлении на Жунюй, и с безразличием окинул взглядом офицера и обвинителей. Его появление тут же привело всех в чувство. Даон был такой же виноватый и потухший, Тэён как будто бы и вовсе свернулся внутрь, не подавая голоса, а Охёк и Ёсан поприветствовали его с улыбками на лицах. Двое обвинителей же как-то вдруг поникли и уже не выглядели такими самодовольными, а после того, как Гарднер представился и объяснил свою причастность к иностранным гостям, и вовсе утратили былую наглость.
— Объясните, что произошло, — сказал Гарднер, закончив со своей краткой биографией.
— Офицер Мэрлоу, я предлагаю сначала выслушать нашу сторону, — сказал Хонджун.
— Начинайте.
Даон рассказал то же самое, и Гарднер, не знавший абсолютно ничего о сложившейся ситуации, перевёл слово в слово то, что двумя часами ранее перевёл для него Хонджун.
— Теперь вы верите в достоверность перевода, господин Мэрлоу? — спросил Хонджун.
Обвинители начали между собой переглядываться и о чем-то перешептываться.
— Я так понимаю, — добавил Гарднер, — у вас, господа, была совсем другая версия?
— Да, она немного отличается, — сказал ушастый и рассказал как всё было по их словам, однако теперь Жунюй из девушки лёгкого поведения превратилась в просто их подружку, что в очередной раз доказывало их наглую ложь.
— Хонджун, это правда? — спросил у него Гарднер на корейском.
— Вы нам не верите, господин Гарднер?
— Верю, — как-то неуверенно сказал он, — однако очень странно, что вы оказываетесь в такой ситуации второй день подряд.
Хонджун понимал, что Гарднер попросту злится. Никому не понравится, когда их выдёргивают из кровати в два утра и просят вызволить из передряги, к которой он никакого отношения не имеет. К тому же на языке ещё ощущался неприятный привкус вчерашней потасовки, которая наверняка оставила Гарднера под впечатлением. Им даже не удалось поговорить об этом или как-то объясниться, хотя Хонджун и не понимал, о чем им можно было разговаривать.
— Я не был с ними в этот момент.
— Вот как.
— Я приехал по их просьбе. Однако мой перевод сочли несостоятельным, поэтому я вызвал вас, господин Гарднер.
Гарднер с какой-то жалостью посмотрел на него, бросил удивленный взгляд на Минги, как будто пытался разгадать, что их новый знакомый здесь делает.
— А Сон Минги? — спросил он. — У вас по сути два переводчика здесь.
— Я думаю, мы все понимаем, почему они нам не верят, господин Гарднер, — сказал Минги, устало смотря на него.
Гарднер только покивал головой.
— Что они от вас требуют?
— Хотят добиться депортации и написать рапорт о нападении.
— Которое совершили они?
— Именно.
Гарднер задумчиво окинул взглядом присутствующих, сунул руки в карманы, вынул их, снова сунул, как будто собираясь с мыслями и пытаясь осознать степень проблематичности. Он наверняка понимал, с какими проблемами столкнётся корейская сторона, если эта двоица добьётся их депортации. Это были не только личные проблемы для каждого из них, но и пятно на репутации компании, и негативный первый опыт международного обмена.
— Офицер, господа, — обратился он к ним, — мы можем поговорить наедине? Я уверен, что здесь возникло некое недоразумение, и если вы дадите мне пять минут, я вам все объясню.
Корейская пятерка, Жунюй и Минги вышли из кабинета, оставляя их за разговором, даже обрывки которого невозможно было услышать за закрытыми дверьми.
— Спасибо вам, хённим, — Ёсан коротко ему поклонился. — Спасибо, что приехали.
— Это его работа, — огрызнулся Тэён, и в следующую секунду произошло что-то очень странное. Даон отвесил ему подзатыльник.
— Закрой рот. Не с тобой вообще разговаривают.
Даон посмотрел на Хонджуна, поджал челюсти, и Хонджун готов был поклясться, что-то похожее на благодарность осветило его лицо. Тэён же раскраснелся от стыда и, по всей видимости, от саднящего затылка, и больше рта не открывал. Ему стало интересно, что произошло вчера ночью после потасовки в ресторане, и изменилось ли отношение старших к Тэёну, раз сегодня он весь вечер был сам не свой и не пытался лишний раз подать голоса.
— Ты отлично справился, Хонджун, — сказал Минги на английском, и Хонджун понял, что они снова могут побыть в своём пузыре, отгораживаясь от посторонних. — Ты же знаешь, что не обязан был этого делать.
— Знаю, — Хонджун устало оглядел своих измученных долгой ночью коллег. Несмотря на все непонимание и оскорбления между ними, он не мог оставить их здесь на расправу незнакомцам. Если бы он не пришёл им на помощь, он бы никогда себе этого не простил.
— Ты хороший человек, хён.
— Ты мне льстишь. Я просто не хотел получать выговор от вышестоящего начальства, — фыркнул Хонджун на слова Минги.
— Ещё и скромный ко всему прочему, — добавил Минги и посмотрел на него так, что Хонджуну захотелось снова прильнуть к нему и поцеловать. Им немедленно следовало закончить этот разговор. Пусть коллеги и не знали ни слова по-английски, у Минги всё было написано на лице.
— Не говори так.
— Почему?
— Хочу поцеловать тебя.
— Прямо тут?
— Да, пускай смотрят.
— Давай, — Минги пихнул его плечом, и Хонджун вспыхнул, вообразив, что Минги и в самом деле сделает это.
— Я же пошутил, Минги.
— А я нет.
— Мы не будем делать это на глазах у других.
— Мне было бы интересно посмотреть на их реакцию.
— Нас депортируют без протокола. Точнее, их депортируют, а я останусь тут, так как меня прикончат на месте.
— Я не дам тебя в обиду.
Хонджун снова глянул на коллег и поймал удивлённый взгляд Жунюй, которая тут же потупила взгляд и поджала губы. Они с Минги совсем позабыли, что здесь ещё оставался один человек, который способен их был понять, но напоминать он об этом не стал, только спрятал своё красное лицо в ладони. Жунюй не выглядела озлобленной, скорее лишь немного удивлённой. Как и всех остальных здесь её мало заботили межличностные отношения корейских гостей, она просто хотела вернуться домой.
Гарднер вышел из кабинета спустя четверть часа, уставший и злой. Он посмотрел на виновников сегодняшнего вечера, а после на Хонджуна, и твёрдо сказал:
— Вы можете быть свободны, господа. Мы разрешили вашу проблему.
Корейская сторона тут же громко воскликнула от радости, они принялись хлопать друг друга и жалобно причитать вперемешку с облегчёнными выдохами, и кланяться своему спасителю. Даже Даон не поскупился на короткие и скромные поклоны.
— Что вы им сказали, господин Гарднер? — спросил Хонджун.
— Вы свободны, — из кабинета вышел офицер, не дав договорить. — Более вас задерживать не намерены. Однако, в следующий раз будьте аккуратнее и скромнее. Не вмешивайтесь в конфликт.
— Так точно, сэр, — Хонджун коротко поклонился ему.
— Предлагаю выйти отсюда, я уже дышать не могу. Как мне всё осточертело, — сказал Гарднер и пошёл на выход, и все остальные потянулись за ним, как утята за мамой уткой. Хоть Хонджуну и было любопытно, что стало с обвинителями, но решил лишний раз не сталкиваться с ними. Они так и сидели в кабинете, когда офицер закрыл за собой дверь кабинета.
— Господин Гарднер, прошу, расскажите, что произошло?
— Сейчас бы сигарету, — сквозь зубы протянул Гарднер, и Даон тут же протянул ему открытую пачку с торчащей оттуда сигаретой. — Благодарю.
Все заворожённо и с благоговейным ожиданием уставились на него.
— Ваш допрос был незаконным, я напомнил ему об этом, только и всего. Благо, вы ничего не успели подписать. Пригрозил им адвокатом. По сути даже опрашивать и вызывать переводчика без присутствия адвоката они права не имели, вы это знали, Минги? — Гарднер устало и облегчённо выдохнул дым и снова глубоко затянулся.
— Знал, но нам мягко намекнули, что наши слова не имеют никакой силы.
— Мне очень жаль, что так вышло.
— Что насчёт обвинителей? Вы знаете, мы предложили им пойти на мировую, но они настаивали, чтобы офицер вызвал миграционную службу.
— Думаю, они просто хотели вам кровь подпортить, — сказал Гарднер, глядя то на Хонджуна, то на Минги, то на пятёрку пострадавших этой ночью. — Эти двое парней начали было снова обвинять вас, тогда я предложил полное судебное разбирательство. Сказал, что задержим вас здесь ещё на месяц и организуем всё по уму, привлечём суд, и проведём процедуру, как подобает. Тогда они начали юлить и сказали, что в принципе претензий к вам никаких не имеют более.
— Что он сказал? — спросила Жунюй, глянув на Хонджуна, как будто позабыла, что Гарднер владеет английским, а быть может, она искала какой-то поддержки именно в его лице. Хонджун коротко пересказал ей, что произошло.
— А вы, мисс... ? — спросил Гарднер.
— Мисс Лю.
— Вы, мисс Лю, местная?
— Да, гражданка Австралии, родилась и выросла здесь.
— Почему они посчитали ваши слова недействительными?
— Господин Гарднер, неужели вы не понимаете? — с неким упрёком она пожала плечами, Минги тяжело и виновато выдохнул, опуская глаза, и Гарднер только коротко покивал.
— Прошу прощения у вас, господа, — сказал он, обращаясь к иностранным гостям, — не самый лучший первый опыт заграницей. Однако, я надеюсь, что это не испортит вашего впечатления о нашей стране.
— Всё в порядке, Хью-сси, — вдруг отозвался Даон дружелюбно и мягко. — Не каждый похвастается опытом в заграничном полицейском участке.
— Пусть и малоприятным, — хохотнул Охёк. Все остальные посмеялись тоже, кроме Тэёна, который всё ещё ходил с кислой миной.
Время уже давно подходило к четырём, и на востоке небо неторопливо светлело. Первой ушла Жунюй, она позвонила брату, и её забрали через десять минут. Господин Гарднер откланялся и сказал быть готовыми утром понедельника, он обещал заехать за ними и отвезти в аэропорт.
— Хён, вы не поедете с нами? — спросил Ёсан, и Хонджун мельком глянул на коллег и потом — на Минги. Возможно, они и хотели бы знать об истинной природе их отношений, но к этому часу все уже были порядком измученными, и никто не обращал на них с Минги внимания.
— Я ...
— Я отвезу его, — сказал Минги.
— Спасибо вам, Хонджун-хён, — Ёсан поклонился ему в пояс.
— Всё в порядке, Ёсан-а, ничего особенного. Это мои обязанности.
— Вы могли бы просто скинуть нас на Гарднера.
Хонджун понимал, что вызвали они его по нескольким причинам. Первая, разумеется заключалась в их похожести и понимании того, что Хонджун скорее всего им поверит, а вторая, пусть и не такая очевидная, — это боязнь разрушить образ перед господином Гарднером, который они так тщательно выстраивали на протяжении двух недель.
— Всё в порядке.
Ёсан оглянулся на своих коллег, и те как-то неловко принялись перекидываться взглядами между собой. Даон сжал челюсти, всё его тело напряглось, как будто он пересиливал себя, однако же, коротко едва заметно поклонился. Охёк тоже поклонился ему, но уже более расслабленно. Оставалась очередь Тэёна, но он совсем не горел желанием выражать свою благодарность. Он лишь одарил Хонджуна острым взглядом и отвёл глаза, как бы заканчивая их разговор на сегодня. Но Хонджуна это уже не заботило, он всё ещё чувствовал переполняющую колючую гордость и невыраженную злость на Даона. Он и представить себе не мог, что его приключение в Австралии закончится на такой ноте. Потерей старых друзей, обретением новых, и поклоном от сонбэ, который всё это время не показывал ничего кроме презрения.
Всю дорогу до дома Минги был сам не свой. Он молча трогал губы сжатыми в кулак пальцами, нервно стучал по рулю и едва касался Хонджуна. Что-то его терзало, о чем он говорить не хотел и лишь кратко крутил головой на вопросы о том, что случилось.
Когда они вошли в дом, небо на востоке уже стало грязно оранжевым, и гостиная была наполнена призрачными полупрозрачными сумерками, словно наполненные предрассветным туманом поля.
— Хочешь что-нибудь? Хочешь, налью тебе чаю? — спросил Минги. Хонджун потянулся к его ладони, наконец вспоминая, что они одни, и им больше не нужно держаться на расстоянии вытянутой руки. Однако, вместе с этим странным холодным местом и светом флуоресцентных ламп полицейского участка, их скрытая нежность, что питала их сердца весь прошедший день, растворилась, стала такой же холодной как воздух тех стен. Минги слабо сжал его пальцы в ответ. Быть может, в них обоих говорила усталость, и Хонджун на самом деле выдумал себе, что с Минги и в правду произошла какая-то перемена этой бессонной ночью.
— Спасибо.
Хонджун сел на диван, откинулся на спинку головой, сначала из-под полуприкрытых век наблюдая за Минги и вслушиваясь в его слабую возню на кухне, и после позволил себе облокотиться на подлокотник, и потом скользнуть на подушки и потом и вовсе лечь, закрывая глаза и позволяя лености и сладкому спокойствию наполнить его тело после мучительного, раняще-исцеляющего дня. Сейчас он не мог и не хотел думать о том, как изменится отношение господина Гарднера к нему, как теперь его будут видеть коллеги после того, как он появился в кабинете офицера полиции рука об руку с их новым знакомым. Он думал лишь о Минги. О своём милом Минги, что готовил ему чай, который так и останется стоять на столике у дивана, медленно остывая, потому что просивший его вдруг задремал.
Хонджун проснулся от странного ощущения, что кто-то втискивается под его голову и колени, и открыв глаза, увидел Минги, наклонившегося над ним и пытающегося поднять его на руки.
— Минги, что ты делаешь, — сонно пробормотал Хонджун.
— Я хотел отнести тебя в кровать. Ты заснул, — и с этими словами он продолжил поднимать Хонджуна на руки, как будто бы тот совсем ничего не весил. — Тут совсем неудобно.
— Ах, Минги. Нет, постой. Постой. Положи меня обратно, — Хонджун начал сопротивляться, вновь чувствуя это обжигающее нечто в груди. Минги подчинился и опустил его на диван. Хонджун взял его за руку. — Лучше ложись ко мне.
— Сюда?
— Да. У вас очень удобный диван. Иди ко мне, — Хонджун потянул его к себе, и Минги втиснулся между ним и спинкой, сначала не совсем понимая, что ему делать, а после положил свои ладони ему на талию и обнял вокруг живота, пряча своё лицо в повороте шеи Хонджуна.
— Минги.
— М-м-м? — ответил тот, не отваживаясь поднять глаз.
— Что-то случилось?
— Нет. С чего ты взял?
— На тебе лица нет с тех пор как мы вышли из участка.
Минги поднял на него глаза, и Хонджун огладил его лицо, нежно и осторожно. Теперь пришла его очередь утешать.
— Всё хорошо, — тихо сказал Минги.
Хонджун не хотел его упрашивать и выпытывать, что случилось на самом деле. Усталость поглотила каждую частицу его тела, и когда Минги прижал его ещё ближе к себе, он совсем позабыл о том, что хотел спросить. Обнял его за голову, прижимаясь в ответ и закрывая глаза.
Ему никогда не нравилось, чтобы кто-то во сне к нему прижимался, но с Минги это ощущалось по-другому. С ним всё было по-другому. Даже сам Хонджун был другим рядом с ним.
Кем они будут друг другу, когда проснуться, Хонджун не хотел знать. Он просто позволил этому дню закончиться, утопая в чужом тепле и бесконечной нежности.
Chapter 14: 19 ноября 2000, воскресенье
Notes:
для разрешения недопонимания: до 2001 года в аэропортах проверка не была такой строгой, а провожающие могли проходить прямо до ворот на посадку.
(See the end of the chapter for more notes.)
Chapter Text
Ночь четырнадцатая
Он проснулся около двух часов по полудни, понял это по часам в гостиной. В доме было тихо и будто бы холодно, Минги рядом с собой он не обнаружил, и ещё не успевшая нагреться к концу дня комната, без ставших привычными тесных и горячих объятий, показалась ему колючей и неприятной. Вслушался в звуки дома, надеясь, что Минги, как и вчера, занят на кухне и готовит завтрак, но кроме завываний ветра и шелеста деревьев за окном да тиканья часов в гостиной он ничего не услышал.
— Минги? — тихо позвал он на пробу, но никто не отозвался. — Минги!
— Я в спальне! — из глубины дома со стороны лестницы послышался знакомый голос, и нервозная тошнота, успевшая наполнить голову, немного отступила.
Хонджун поспешил подняться, но тут же одёрнул себя, поняв, что перескакивает через три ступени, так ему не терпелось увидеть Минги. Он задержался в коридоре, вслушиваясь и вглядываясь в приоткрытую дверь, дрожа от волнения и не решаясь войти, думая о том, а что ему теперь было позволено делать? Как ему встретить Минги? Что сказать ему? Вчера ночью им так и не удалось поговорить, и Минги выглядел очень расстроенным. Что тревожило его? Может ли быть, что он разочаровался в Хонджуне, увидев, какие люди окружали его? Потому что Хонджун никогда не был отдельным элементом. Ему следовало послушать Даона. Как бы ни было горько признавать его правоту, но Хонджун был одним из них, он был их частью. И теперь, всё это неразрывное целое, в очередной раз принесло лишь проблемы и головную боль.
Хонджун задержал дыхание, слабо постучал и открыл дверь. Минги сидел за компьютером и судя по активному стуку по клавиатуре, общался в чате.
— Хён! — Минги обернулся, сдержанно улыбаясь. — Привет.
— Привет, — Хонджун вошёл, неловко оглядываясь по сторонам, как будто бы за пару дней, что он не был здесь, могло что-то измениться.
— Ты в порядке? — Минги поднялся с места и сделал шаг навстречу, робко и осторожно вглядываясь в его лицо.
— Да. Пожалуй, не нужно было спать так много.
— Вчера была долгая ночь.
— Верно. — Хонджун потупил взгляд.— А как ты, Минги? Вчера ты был сам не свой.
Ему хотелось протянуть к нему руку и коснуться его пальцев, но Минги выглядел, как и вчера, рассеянным, отстраненным и несколько задумчивым. Его, как и Хонджуна, что-то тревожило.
— Устал, только и всего. — Минги поджал губы, и казалось, хотел двинуться к нему навстречу, но что-то остановило его. Сомневается ли он о том, что произошло вчера? Жалеет ли о тех поцелуях и прикосновениях. — Я разговаривал сейчас с парнями. — Он махнул рукой на компьютер. — Мы хотим устроить для тебя ужин сегодня... Проводить тебя как подобает.
— Минги.
— Отказы не принимаются.
В груди снова стало тесно от горького осознания скорого своего отъезда и неизбежности расставания.
— Пойдём, — Минги скользнул вперёд, и потянул его за руку, и сомнения на мгновение отступили.
— Куда мы?
— Нужно приготовить прощальный ужин. Неуежели ты думал, что для такого повода мы закажем пиццу?
Минги быстро спустился вниз, и у Хонджуна не было и секунды, чтобы подумать, он побежал следом, ведомый его крепкой рукой. Это короткое тесное прикосновение на мгновение успокоило его безутешные мысли, как будто бы давая понять, что Минги всё ещё здесь, и ему всё ещё есть дело до своего корейского гостя, но от Хонджуна не могло скрыться, каким рассеянным и отстранённым он был.
— Ты голоден? Может, позавтракаем в городе? У нас пустой холодильник, совершенно ничего нет, — заговорил Минги, и Хонджун согласился молчаливым коротким кивком. — Мне пришлось выкинуть почти всю зелень, потому что эти дни я даже не готовил ничего дома. Кроме четверга, кажется? Когда мы с тобой суп варили? Вот. Четверг.
Они сели в машину, и Минги продолжил говорить. Всю дорогу до их первой остановки он как-то слишком увлечённо болтал и почти заговаривался. Он не был человеком молчаливым, хоть и вдумчивым, однако такую болтливость Хонджун заметил за ним впервые. При всём желании ему бы не удалось и слова вставить в его нескончаемую тираду о местных достопримечательностях, о музыке, о вновь испортившейся погоде, о друзьях, о его детских воспоминаниях, о школе, о прошлом, настоящем и будущем, что проплывали и перетекали из одного в другое, как городской ландшафт. Минги изредка поглядывал на Хонджуна, будто проверяя, здесь ли он ещё, и снова продолжал говорить, как-то грустно посмеиваться и рассеянно глядя на дорогу, а порой с неким усиленным вниманием, объяснения чему Хонджун тоже отыскать не мог. С Минги, определённо, что-то случилось прошлым вечером, или быть может, Хонджун сболтнул чего лишнего, или был настойчивым, или настойчивым недостаточно. Что если Минги, получив, что он хотел, наконец потерял интерес в нем?
— Может, это всё шутки, да и я тоже отшучивался, но на самом деле на непроверенных пляжах, где присмотра нет, лучше не купаться. Ха-ха, не смотри на меня так. Тот, где мы с тобой сёрфили спокойный и чистый, там точно нет ни акул ни медуз. Все в порядке. А вот тогда помню, было мне лет тринадцать, и мы с пацанами пошли на пляж, но родителям не сказали. После шторма тоже в океан лучше не лезть, ну и в общем, еле ноги унесли. Или лучше сказать, еле уплыли. Считаю, чистая удача. Потому что спустя пару недель буквально после нас, какого-то мальчишку всё-таки не успели вытащить.
Хонджун выпучил глаза.
— Ох, чёрт, я ещё больше теперь тебя отпугиваю, — Минги снова грустно засмеялся. — Всё не так плохо. Это очень редкие случаи. Исключительно редкие. Здесь с большей вероятностью можно отравиться фруктовым соком, черт. Ха-ха. Ладно. Кстати, ты уже купил своим каких-нибудь местных вкусностей?
— Предлагаешь купить им фруктового сока?
Минги громко захохотал, и напряжение между ними стало не таким густым и прогорклым, хоть неловкость всё ещё сковывала каждое слово и движение.
— Нет, конечно. Кто везёт фруктовый сок в качестве сувенира? Нужно что-то наше, уникальное.
Хонджун с тяжёлым сердцем понял, что даже не успел позаботиться о подарках для родных, так он был увлечён компанией Минги.
— Что посоветуешь?
Они остановились у какой-то местной забегаловки, в которой подавали сэндвичи и кофе. Заказали два куриных с сыром и по стакану холодного американо. Сегодня всё ощущалось по-другому. Минги жевал хлеб, тряс ногой под столом и глядел в окно на тяжёлые густые тучи над горизонтом, и Хонджун лениво тянул кофе, не отваживаясь поднять глаз. Куда ушла та игривая нежность, что сочилась из них ещё вчера? Может быть, виной тому стала драма в полицейском участке, или наслоившиеся друг на друга проблемы с корейской делегацией, и в какой-то момент Минги просто понял, что Хонджун на самом деле представляет из себя, и решил, что не стоит им сближаться ещё сильнее прямо перед моментом расставания, потому что это больше не имело никакого смысла, да и сама мысль о соприкосновении с Хонджуном, как вчера, вызывала приступы тошноты?
— Думаю, мы можем взять немного копченой кенгурятины в вакууме, у нас тут в любом супермаркете найти можно. У вас там точно нет такого. Знаю, наверное слишком банально, но чем ещё можно удивить? Или ещё, знаешь, — Минги посмотрел на него лихорадочно горячими глазами, они были красные и уставшие, и Хонджун впервые задумался, а где Минги был этой ночью. Спал ли он или выскользнул из его объятий в ту же секунду, как Хонджун уснул? Что его так тревожит?
— Минги, — Хонджун запнулся и опустил глаза на свой едва надкушенный сэндвич. — Что-то случилось?
— Что? Нет, хён. Всё в порядке, — Минги облизнул губы, нервно сжал кулак и после дотронулся до его пальцев с некой опаской, как будто готовился дотронуться до нагретого утюга. Хонджун робко ответил, коротко сжав его пальцы, но им пришлось разорвать касание, потому что у стола оказалась официантка.
— Ещё кофе?
— Да, пожалуйста, — кивнул Хонджун, пододвигая пустую кружку к краю, и пряча свои руки под столом, тесно их потирая.
— А вам, молодой человек?
— Мне, пожалуй, хватит, — отказался Минги, и когда официантка удалилась, вдруг сказал Хонджуну. — Мы можем ещё взять немного Веджемайта.
— Прости?
— Для твоих родных. Это такая паста из дрожжей. Тоже что-то вроде нашего местного деликатеса.
— Ах, точно.
Хонджун припал к стакану с кофе, лишь промакивая губы без всякго интереса. Может быть, ему не стоило вчера забирать свои вещи из гостиницы, и вернуться в номер, и не засыпать в объятьях Минги, и не фантазировать, что они разделили что-то особенное и важное для них обоих. Может быть, Хонджуну не стоило приходить на тот пляж и засматриваться на того, кто никогда ему не достанется и не узнавать эту горькую правду о себе, которая превратила его тяжёлое, но выносимое одиночество в одиночество невозможное, что всенепременно совсем скоро сведёт его в могилу.
После позднего завтрака стало чуть легче, и два стакана кофе даже немного разрядили туман в голове, но мыслей меньше не стало. И когда их пикап остановился на парковке у супермаркета Woolworths, Хонджун уже хотел блевать от духоты в собственной голове.
— Минги, что ты хочешь приготовить? — спросил Хонджун, когда они вошли внутрь. Минги, казалось, совсем растерял свою прежнюю прыткость и игривость, что ещё вчера исходили от него упругими волнами.
— Думаю, по такому случаю можно пожарить мяса. Как думаешь?
— Барбекю или корейские булькоги?
— Булькоги, — Минги слабо улыбнулся. — У нас есть специальная плитка. Мама привезла ещё в девяносто третьем.
— Я оплачу.
— Нет, хён. Ни за что. Это твой прощальный ужин здесь. Позволь мне тебя угостить.
— Минги, — Хонджун коснулся его предплечья и посмотрел в его тяжёлые уставшие глаза. — Дай мне хоть что-нибудь для тебя сделать.
— Это для тебя.
— Для нас, — надавил Хонджун. — Прошу.
Минги опустил глаза, находится рядом стало совсем невыносимо.
— Хорошо, хён.
Ужин вышел, действительно, очень дорогим. Несколько килограмм говядины высшего сорта, овощи, грибы, соленья для банчанов, и подарки близким, вяленая кенгурятина и несколько баночек Веджемайта, как и советовал Минги. Они остановились у кассы, и Хонджун снова бросил взгляд на полку с шоколадными батончиками, жевательной резинкой и презервативами, что всегда стояла у касс для скучающих в ожидании покупателей. Что если бы всё было по-другому? Может быть, если бы Минги прикоснулся к нему сегодня утром или разбудил его поцелуем, он бы воспринял это как приглашение к чему-то, о чем Хонджун даже никогда не думал мечтать. Ведь на смену дню придёт ночь, и когда они останутся наедине, что же им ещё делать, если не лежать на тесной кровати в детской Минги, крепко прижавшись друг к другу? Всё могло было бы быть именно так, если бы Минги не выглядел таким измученным его присутствием и сегодняшними недосказанностями.
Они сложили покупки и вернулись в пикап. Что если Минги и в самом деле разочаровался в нем по какой-то причине или нашёл его недостаточно опытным? Что если ему не понравилось? Что если Хонджун был недостаточно хорош для него или банально целовался как неумеха. Ведь Хонджун не знал, с кем был Минги до него, и что ему нравилось, и что ему не нравилось.
— Эй, хён, ты куда? — спросил Минги, когда Хонджун дёрнул ручку двери, стоило Минги завести мотор.
— Я... забыл кое-что. Подожди минутку.
— Я с тобой, — Минги отстегнулся.
— Не нужно. Я туда и обратно, — Хонджун поджал губы и стремительным шагом пошёл обратно, не понимая, что он вообще делает, и как это на него не похоже.
Ничего уже не имело смысла. Это был его последний день в Сиднее. Горечь от прошедших двух дней всё ещё пульсировала в затылке и рассечённой брови, а нутро скручивалось и болело. Пусть Минги говорил, что он сможет отыскать другие пути вернуться в Сидней, сам Хонджун уже этого не хотел. Ему не нужна была ничья жалость и помощь, теперь, когда он так громко опозорил себя дважды.
Если он не испытает это с Минги, он никогда себе этого не простит. Он зашёл уже так далеко, и теперь, оказавшись в шаге от своей погибели, он не может себе позволить уйти просто так, отпустить единственную возможность почувствовать. Потому что Хонджун был уверен, что если он не сделает этого с Минги, то он не сделает это уже ни с кем. Никогда.
Не теряя ни одной из пяти упомянутых минут, Хонджун пробежался по нужным ему отделам, и запыхавшись, бросил всё на ленту, схватил пачку презервативов и смазку у кассы и бросил туда же. И когда все предметы доехали до поля зрения кассира, она внимательно на них посмотрела, а потом подняла глаза на Хонджуна. Тот покраснел ещё сильнее, забегал глазами по сторонам, мысленно радуясь тому, что свидетелем его позора будет лишь один человек да разверзшееся над ним небо, вытянул из нижней коробки сникерс, и кинул его ко всему остальному на ленту, а именно: к пачке презервативов, бутыльку смазки, и спринцовке, которую он взял из отдела с хозяйственными товарами.
— Это всё? — спросила женщина.
Хонджун даже не смог ничего сказать, только неловко кивнул. Женщина за кассой была та же, что пробивала им мясо десятью минутами ранее, и не нужно было быть гением науки, чтобы понять, для каких целей и с кем был куплен этот набор. Хонджуну вдруг стало горячо и даже немного стыдливо приятно.
— С вас тридцать двадцать пять.
— Вот, возьмите, сдачи не нужно, — Хонджун быстро сгрёб коробочки, бросив тридцать пять долларов на кассу, и суматошно распихал их по карманам. Он тут же пожалел, что не взял с собой рюкзака. К тому моменту, когда Хонджун сел обратно в машину, он уже не был уверен в том, стоит ли говорить об этом с Минги, и когда адреналин отхлынул, ничего кроме сожаления и отвращения к самому себе он не чувствовал.
— Что купил? — спросил Минги. Хонджун неловко заёрзал, надеясь, что Минги не увидит топорщащиеся карманы шорт, и вынул шоколадный батончик, который уже успел размякнуть от температуры разогретых от стыда бёдер.
— Сникерс?
— Да... что-то захотелось, — Хонджун нервно глянул на Минги и суетливо открыл упаковку, тут же жадно кусая, как будто бы пытаясь доказать, что он не врёт, и что он не озабоченный подросток, что думает только о сексе и тайком покупает презервативы впервые в своей жизни, как алкоголь или сигареты.
— Вкусно?
— Мгм.
— Дай мне, — Минги открыл рот и глянул на Хонджуна почти умоляюще, но тот понял не сразу, что от него требуется, поэтому Минги взял его за руку и засунул шоколад себе в рот, откусывая большой кусок. Хонджуну стало ещё жарче.
Им нужно было поговорить. Но о чем, Хонджун не знал. О том, что произошло вчера между ними на пляже, о том, что случилось после в участке, о том, что завтра утром они расстанутся навсегда, о том, что Хонджун хочет, чтобы Минги к нему прикоснулся как вчера, о том, что теперь он чувствует себя ещё более потерянным. Может быть, когда они доберутся до дома и окажутся в привычном спокойном пространстве, ему удастся вытащить хоть пару слов из Минги. Однако, этому было не суждено случиться. Они зашли в дом, Минги поставил пакеты с продуктами на кухонный стол.
— Минги, — позвал его Хонджун, остро сглатывая и нервно оттягивая края футболки. — Мы можем поговорить?
Минги вдруг изменился в лице и криво улыбнулся.
— Что-то случилось?
— Ты ...
Раздался звонок в дверь. Хонджун стиснул зубы.
— Это, наверное, ребята приехали, — Минги выскочил в коридор, и через секунду послышались знакомые голоса и привычная возня.
Хонджун так обозлился на себя за свои идиотские мысли и наивные надежды, обозлился за этот идиотский импульсивный поступок. Его вдруг окатило холодным потом. Он сорвался с места и скользнул в гостиную, второпях ища брошенный ночью рюкзак, пока гости толпились в прихожей. Вытащил из карманов смятые коробки и сунул в рюкзак, чувствуя, как по спине бежит пот, то ли от стыда, то ли от страха быть раскрытым, что привело бы к ещё большему невыносимому отвратительному стыду.
— Хонджун! — воскликнул Уён, тут же бросаясь к нему на шею, как только они вошли в гостиную.
— Уён-а, ты меня задушишь, — фыркнул Хонджун, ловя на себе тёплый и грустный взгляд Минги.
— Муа! — Уён звонко поцеловал его в щёку и наконец, отпустил. — Мы тебе с Сан-и немного подарков собрали. Вот. Угостишь своих стариков.
Уён протянул ему пакет, в котором было две банки Веджемайта, куча каких-то конфет и всякие сувениры.
— Уён, что ты...
Хонджуну вдруг стало неловко, незнакомые люди позаботились о подарках для его родных, а сам Хонджун об этом бы и не вспомнил даже, если бы не Минги.
— Тут ещё баночка кимчи, мама Сан-и сделала.
— Знаю, может быть, странно, — хмыкнул Сан, подходя к Хонджуну и приобнимая его. — Везти кимчи из Сиднея в Австралию. Но это мамин рецепт.
— Больше никто такого не делает!
— Верю, верю, — смущённо заулыбался Хонджун.
— Отнесите на кухню, я приготовлю все во дворе, — сказал Минги.
— Минги, могу я что-то сделать? — спросил Хонджун, но тот только качнул головой.
— Не нужно, я сам всё принесу.
— Мы с Хонджуном можем нарезать мяса, — сказал Уён и странно зыркнул с одного на другого.
— Х-хорошо. Только тоненько, хорошо? Это корейское барбекю. Пойдём, я тебе покажу, как нужно.
— Минги, — недовольно цыкнул Уён. — Думаешь, я не знаю, как мясо нарезать? Знаю я. Знаю.
— Ладно, — как-то нервно ответил Минги и вышел во двор через дверь в гостиной. Уён закатил глаза и поймал обеспокоенный взгляд Сана.
— Иди, помоги ему.
Сан кивнул и пошёл следом за Минги.
Наконец, оставшись наедине с Уёном, к своему удивлению, Хонджун почувствовал себя несколько легче. Как будто ему больше не нужно было скрывать своего беспокойства и тревоги и делать вид, что ничего не произошло, и что его совершенно не беспокоит, что случилось с Минги.
— Тебя Минги покрасил? — спросил Уён, когда они принялись распаковывать мясо и звенеть мисками на кухне.
— Да, — Хонджун коснулся своих волос и снова покраснел, вспоминая тот день. Казалось, это произошло с другим Хонджуном, в прошлой жизни, с тем самым, в котором Минги был заинтересован, когда всё ещё между ними была натянута эта нить напряжения, которая, лопнув однажды, словно лишила их последней связующей ткани.
— А с бровью что?
— Ничего, — дёрнулся Хонджун.
Уён наклонился и вгляделся в него, приподнимая чёлку, Хонджун дёрнулся и отвернулся, стыдливо пряча ещё слегка покрасневший глаз и рассечённую бровь, со стянутыми скобами краями. Она уже стянулась, но посередине ещё краснела открытая красная полоска плоти.
— Гм, ничего значит. Ладно, — хмыкнул Уён и начал нарезать мясо. Хонджун немного помялся и решил вымыть овощи и грибы, распаковать купленные соленья для банчанов. — Просто интересно, как такой человек влез в драку.
— Откуда ты знаешь, может я просто упал, — Хонджун сам улыбнулся этой несусветной и неуверенной лжи.
— Ударился о доску для сёрфинга?
— Типа того.
— Хорошо, Ким Хонджун, храните свои секреты.
— Я подрался.
Уён замер, поднимая на него глаза и округляя в удивлении рот. От этой фразы Хонджун почувствовал какое-то странное бурлящее наслаждение и даже некоторую гордость за себя и за своё нетерпение. Теперь, дважды оказавшись в малоприятной ситуации и выставив себя на суд господину Гарднеру, он откинул в сторону чувство стыда перед ним, и в нём осталось лишь наполняющее удовлетворение за то, что Пак Тэён получил по морде и по заслугам тоже.
— Расскажешь?
Хонджун коротко пересказал то, что произошло в пятницу, не забыв упомянуть поездку в медпункт, сам удивившись тому, что это случилось лишь пару дней назад, хотя казалось, с того вечера прошли целые годы.
— Знаешь, я за своих друзей тоже надавал бы по роже. Особенно за Минги.
Хонджун заинтересованно глянул на него. Уён закончил с нарезкой, вымыл ножи и убрал мясо в железную миску, чтобы немного замариновать.
— Почему Минги? — тихо спросил Хонджун, понимая, что это не такая уж простая тема для разговора. Он ещё раз выглянул в гостиную, но парней и след простыл. Должно быть, они готовили стол в саду.
— Потому что он от всех натерпелся. И от корейцев, и от не корейцев. Потому что он не такой как мы, ты понимаешь?
Хонджун чувствовал это. Минги выделялся не только внешне, но и его разум был недостижимым в своей незыблемой лёгкости. Несмотря на все эти трудности, бесконечные переезды, невозможность закрепиться, вопросы о том, кто он и какой земле принадлежит, чья кровь течёт в его венах и чьи глаза смотрят на него из отражения, он сумел сохранить в себе человечность, став воплощением многоликости и понимающей нежности, он был всем и ничем. Он был Минги.
— Понимаю.
— Поэтому, спасибо, что вступился за него, — Уён размешал мясо, вымыл руки, наконец, заканчивая. — Он, может, и выглядит как дикий зверь, но он очень ранимый. Вы с ним в этом полные противоположности.
— Думаешь?
— Ну, это же не я Тэёну морду разукрасил, а ты. Хотя по тебе и не скажешь. Ты такой же хилик, как я, — Уён ущипнул его за плечо. — А оказывается, с вами шутки плохи, Ким Хонджун-сси.
Хонджун засмеялся и захотел обнять Уёна, но замер как истукан, не понимая, что ему делать, и даже несколько оторопев от нахлынувших нежных эмоций к Уёну. Тот почувствовав его замешательство, раскрыл объятья и кивнул, мол, иди сюда.
От Уёна пахло сладко и немного приправами, которые он насыпал в миску с мясом. Нежность вдруг сменилась какой-то тоской, усталость прошедшего дня наконец дала о себе знать, и наступающее на пятки расставание горячо дышало в затылок.
— Пошли? Там уже, наверняка всё готово.
Они прошли сквозь гостиную и вышли на террасу с красивым видом на цветник и грушевые деревья. Стол был готов, посередине большая плитка с каменной жаровней, Хонджуну стало интересно, как мама Минги сумела привезти это из самого Пусана. Она выглядела громоздкой и тяжёлой. Минги и Сан стояли у парапета и о чем-то разговаривали.
— Ох, хён, — чертыхнулся Минги, увидев Уёна и Хонджуна. — Не нужно было, я сам бы нарезал.
— Всё в порядке, Минги, — неловко сказал Хонджун, ставя овощи на стол. — Можешь принести банчаны, они на кухне.
Хонджун не замечал, как пристально следил за ними Уён весь тот вечер. Минги кивнул и скрылся в доме, вернулся он не только с банчанами, но и новыми гостями. Юнхо и Саммер зашли через сад, и терраса тут же наполнилась весёлыми голосами и смехом. Юнхо и Саммер тоже коротко обняли Хонджуна и всучили ему какие-то сувениры, вырезанные из дерева фигурки животных. Он вдруг пожалел, что не взял с собой ничего, кроме ручной клади.
Они, наконец, уселись за стол и включили плитку. Юнхо открыл для всех по бутылочке пива, что они привезли с собой, и дышать стало как будто бы легче. Хонджуну вспомнилось прошлое воскресенье, и как хорошо ему было, как спокойно и правильно, и как иначе ощущались прикосновения с Минги, к которому он ластился без зазрения совести и лишней мысли, даже несмотря на то, что они были знакомы меньше недели. Однако сегодня, несмотря на всю растянувшуюся между ними близость, казалось, они далеки как никогда.
Хоть Минги и сидел по его правую руку, они с Хонджуном едва смотрели друг на друга, и теперь, после того, как правда об отношениях Сана и Уёна вышла наружу, и они могли больше не скрывать своей нежности друг с другом и не сдерживаться при нём, Хонджун чувствовал эту неловкость кожей и костями. Пока Юнхо и Саммер ласково что-то шептали друг другу, а Сан то и дело гладил Уёна по руке или кормил его жареной говядиной со своих палочек, Хонджун сидел, стискивая зубы и чувствуя, как во рту колотится его слабое сердце. Минги тоже выглядел неважно. И если они могли позволить себе нежность в том ресторане за завтраком, пусть её и прервали, то теперь всё казалось каким-то вычурно неправильным и колким. Пусть друзья и приняли бы их, но принимать было нечего. Завтра утром они расстанутся, возможно, совсем навсегда, и не стоит лишний раз смущать их этой странной связью, возникшей так спонтанно и быстро.
Хонджун попытался отогнать от себя эти мысли и насладиться последними часами с людьми, рядом с которыми он не чувствовал себя лишним или неправильным. Уён снова рассказывал какую-то историю, как они пару лет назад вытаскивали собаку из траншеи, и вся их четвёрка была грязная с ног до головы. Именно тогда Юнхо познакомился с Саммер, потому что она стала невольной свидетельницей этого представления.
— И потом, ты представляешь, — сказала она Хонджуну с искрящимися глазами, — он с ног до головы в грязи, эта собака протащила их по всем канавам. Подходит ко мне и говорит, извините, у вас салфетки не будет? Милый, какая тебе салфетка. Тебе нужна была ванная с водяным пистолетом.
Юнхо расхохотался, хлопая себя по бедру и любовно посмотрел на Саммер.
— Ты мне просто понравилась.
— Ой, давайте, — цыкнул Уён. — Между прочим это была история о том, как нас четверых уделал хаски, а не ваша история знакомства.
— Мне интересно, Уён! — слабо улыбнулся Хонджун и тут же спохватился.
— Его, кстати, Минги только смог поймать, — добавил Уён, и Хонджун тут же глянул на Минги. Тот сидел хмурый и как будто уставший, подперев лицо пальцами.
— Минги, это правда?
— Гм, — Минги поймал его взгляд и слабо улыбнулся, будто извиняясь.
— Не скромничай. В нём силы на медведя хватит.
— Я знаю, — тихо сказал Хонджун, глядя на него. Минги смотрел на него так, как будто вот-вот расплачется, и тем самым доведёт Хонджуна до слёз. Он не хотел думать, что между ними произошло. О чем думает Минги и о чем жалеет, и кем они станут, когда взойдёт солнце, и шасси самолёта оторвутся от земли.
— Я схожу за фотоаппаратом, — Хонджун решил немного разрядить обстановку. — Сделаю пару фото на память. Так хорошо сидим.
Он вышел в гостиную и замер, надеясь, что, может быть, Минги тоже придёт, и они немного поговорят. Но Минги так же сидел за столом со всеми остальными. Хонджун нашёл оставленный рюкзак у дивана и, расстегнув, первым делом увидел брошенные туда презервативы, смазку и спринцовку, что он купил сегодня днём. Ему стало горячо от стыда и собственного идиотизма. Ему захотелось ударить самого себя по лицу, чтобы швы на брови лопнули, чтобы привести себя в чувство и напомнить самому себе о своей наивной ребяческой выходке. Хонджун нырнул глубже и вынул фотоаппарат. Там оставалось ещё десять кадров.
Они сжались в полукруг, и Уён настоял, чтобы Хонджун был посередине, потому что, в конце концов, это мы ради тебя сегодня тут все собрались. Минги вжался с правой стороны, и Хонджун коротко задышал, впервые за день чувствуя тепло его тела и это невыносимо приятное присутствие. Минги незаметно и как-то робко приобнял его за талию, пока Уён устанавливал таймер на камере, но тут же отпустил, как только всё это закончилось. Они сели по своим местам и продолжили разговор. Хонджун обменялся каким-то неловким взглядом с Минги.
Вечер продолжался. Они закончили с первой порцией мяса, опустошили по паре баночек пива, Уён рассказал ещё пару каких-то историй с прошлой работы в кофейне и про сумасшедших клиентов, которых, ко всеобщему удивлению людей, никогда не работающих в общепите, оказалось больше, чем можно было себе вообразить. Хонджун снова немного расслабился. Уён был отличный рассказчик и невероятно харизматичный парень, слушать его было одно удовольствие. Он как будто чувствовал общее настроение друзей. Минги был всё такой же уставший и грустный, Хонджун взвинченный и не менее унылый, Сан и Юнхо под конец недели тоже были измотанные, и только Саммер не скрывала своей лёгкой радости. Хонджун хотел бы знать больше и об этой девушке тоже. Она вдруг напомнила ему Ынми, своей простотой и привлекательной дружелюбностью. Хонджун задумался. На самом деле в его жизни было гораздо больше людей, с которыми ему было приятно находится. Больше, чем он думал.
— Когда нам снова ждать тебя в гости? — спросил Юнхо, и все разом посмотрели на виновника торжества. Кроме Минги. Тот поджал губы и опустил глаза, как будто ему был неприятен сегодняшний разговор.
— Не знаю, — тихо выдохнул Хонджун, уже и не ожидая от него никакой реакции. — Не могу ничего обещать.
— Тс, — Уён цыкнул языком, поднялся и потрепал Хонджуна по плечу. — Что за кислые лица? Приедешь ещё. А если нет, я самолично полечу в Сеул и схвачу тебя за задницу.
Все за столиком засмеялись, и атмосфера стала не такой напряжённой.
— Идём, — Уён продолжал его тянуть.
— Вы куда?
— Мясо кончилось. Там ещё кусок недорезанный лежит. Помоги мне, Хонджун.
Хонджун поднялся и как-то неловко глянул на Минги, тот лишь поджал губы.
Оказавшись, наконец, на кухне, Уён принялся молчаливо нарезать мясо, поглядывая на ничего не понимающего Хонджуна, который не знал, куда себя пристроить. Помощи Уёну никакой не требовалось, остался один только кусок мяса, а все банчаны и овощи уже были на террасе.
— Что случилось? — наконец сказал Уён.
— О чем ты?
— Вы с Минги поругались?
— С чего ты взял?
— Вы оба очень странные сегодня, если честно, — Уён зыркнул глазами в строну двери.
Хонджун поморщился, как будто Уён задел незажившую мозоль. Говорить не хотелось. Он боялся, что стоит ему открыть рот, как оттуда польётся поток жалостливых и стыдливых признаний, слёзы, и упаси боже, подступающая в моменты нервного перевозбуждения тошнота.
— Ну? — Уён приподнял брови. Он уже дорезал мясо, приправил его и залил соусом в миске, и Хонджун всё ещё молчал.
Может быть, нужно было ему всё рассказать. Поплакать о своей жизни, поведать ему о всех злоключениях юности. Рассказать о двух своих женщинах, рассказать, что заставлял себя заниматься с ним сексом. Что потерял голову в ту же секунду, как его глаза упали на Минги. Что он чувствует себя живым рядом с ним. Что он возбуждается лишь от одного его запаха, лишь о мысли о нём. Что ему кажется, что он влюбился, хоть и не испытывал этого никогда. Что они с Минги разделили вчера кое-что особенное. По крайней мере, особенное для Хонджуна.
— Ладно, можешь не говорить, если не ...
— Вчера между нами кое-что произошло, — прошептал Хонджун.
— Вы всё-таки поругались, — хмыкнул Уён, вытирая руки полотенцем. — Я так и знал.
— Нет. Вовсе нет. Совсем наоборот, — Хонджун обернулся, чтобы убедиться, что они одни, но всё равно заговорил ещё тише. — Мы целовались.
Уён хмыкнул в удивлении, но потом коротко тряхнул головой.
— Так тебе всё-таки нравятся мужчины.
— Наверное, да.
— Понятно, — Уён хмыкнул. — Так а что случилось-то?
— Сегодня он совсем по-другому себя ведёт. Не знаю. Мне кажется, что нам не стоило это делать. Может, мне не стоило этого делать. Я всё слишком близко воспринимаю к сердцу.
— Думаешь, Минги просто захотел с тобой поиграть?
— Наверное, — неуверенно добавил Хонджун, уже не зная, что и думать. Голова болела и пульсировала, как назревший синяк.
— Он не такой человек, Хонджун. Сколько знаю Минги, он никогда так не делал. На моей памяти у него только один парень был, и всё было очень серьёзно. И с тех пор как они расстались, у него даже интрижек не было. Он просто так с людьми не сходится.
— Парень?
— Да? Он тебе не говорил?
— Нет.
Хонджун выругался на себя за наивность. Конечно, у такого человека, как Минги, должен быть кто-то. Вообще удивительно, что сейчас он свободен.
— У него был парень в университете, потом он уехал в штаты и всё закончилось. Минги тогда знатно потрепало, он даже группу сколотил, ха.
Минги уже давно не играет в группе. Значит ли это, что он пережил и отпустил эти отношения? Хотя какое бы Хонджуну дело, если завтра утром всё это закончится.
— Давно это было?
— Да года три уже прошло. А что?
— Скажи. Этот парень, какой он?
— Зачем тебе это?
— Просто интересно.
Просто интересно, почему он выбрал Хонджуна. Может быть ему и вправду стало скучно с ним?
— Чтобы ты сравнивать начал? — хмыкнул Уён. — Ну уж нет. Не буду я ничего тебе говорить. Это уже в прошлом давным-давно.
— Тогда почему он так странно себя ведёт?
— Ах, Хонджун, — Уён подошёл и перекинул руку через его плечо. — Ты не думал, что ему просто грустно, что ты уезжаешь?
Хонджун фыркнул.
— Мы не так давно знакомы.
— Ну и что? Разве ты не грустишь, что вам нужно расстаться? — Уён встряхнул его за плечи. — А по нам разве уже заранее не скучаешь?
— Делать мне больше нечего, — шутливо ответил Хонджун, и Уён засмеялся, крепко его обнимая. На душе стало чуть легче после его слов. Может быть, Минги и правда озабочен не меньше Хонджуна скорым их расставанием, и ему просто так же горько и страшно, быть может он тоже запутался, как и сам Хонджун.
— Ещё и шутить вздумал! — Уён встряхнул его и засмеялся. — Поговори с ним. Я думаю. Нет. Я знаю. Я знаю, что он волнуется о тебе, Хонджун.
— Спасибо, Уён.
— Когда тебе не плевать на человека, с которым ты в отношениях, всегда немножечко страшно, гм? — Уён подмигнул ему, взял миску с мясом, и они потянулись на выход.
Может, Уён был прав. В своих прошлых отношениях Хонджун никогда не волновался, потому что его не тревожило, что думали и чувствовали его бывшие девушки. Не потому что он был эгоистичным и высокомерным лицемером, а просто потому что он сам не знал, зачем им были нужны эти отношения, и соответственно, воспринимал их так, как нечто не стоящее внимание. Но с Минги ему вдруг стало важно, как он видит их двоих, что для него значит их короткая связь, как он думает о Хонджуне. Неужели влюбляться в кого-то всегда так приятно и так болезненно?
Они вернулись обратно, как раз когда Юнхо с Саном обсуждали грядущую Play Station, а Минги и Саммер тихо о чем-то говорили, перетянувшись через пустующий стул Хонджуна.
— Ох, вернулись, — Саммер неловко подсобралась, и Минги тоже смущённо глянул на Хонджуна. Ему стало интересно, что или кого они обсуждали.
Вторая порция мяса закончилась так же быстро, за разговорами и отличной компанией, Хонджун и не заметил, как потемнело небо и зажглись фонари. Минги включил гирлянду, которой был оторочен козырёк террасы, и стало ещё теплее и невыносимее. Хотел бы он, чтобы этот вечер никогда не заканчивался, и одновременно с этим чувствовал какую-то благодарность за свой последний день в Австралии, который его друзья сделали абсолютно незабываемым.
— Ладно, ребята. Думаю, нам пора идти. Завтра всем на работу, — Уён поднялся и потянулся. Сан удивлённо посмотрел на него.
— Мы можем ещё пару часиков посидеть.
Уён глянул на него с многозначительным прищуром, и Сан только надул губы в недоумении.
— Нам надо ехать, Сан-а. Тебе завтра в шесть утра вставать.
— Ну и что? Друга провожаем. Могу и потерпеть. Ауч!
Кажется, Уён наступил ему на ногу. Он наклонился и что-то коротко шепнул Сану, и тот весь покраснел.
— Да-да, Уён прав. Время уже очень много. Мы поедем, пожалуй.
Юнхо с Саммер тоже закивали головами и начали собираться. Хонджун и Минги коротко глянули друг на друга и снова на своих друзей.
— Ну, ребята. Оставайтесь. Тебе завтра утром в аэропорт. Машину заказали? — спросил Уён.
— Я его отвезу, — сказал Минги.
Они прошли через сад к машине Юнхо, и Хонджун снова оказался в крепких объятьях. Юнхо потрепал его по плечу, сказал, обязательно приезжать на каникулах, он организует поездку вроде сафари, Саммер обещала накормить малатаном, Сан просто смущённо хлопал по спине и все приговаривал, как он рад познакомиться с человеком с другого конца земли, а Уён крепко прижал к нему, и в самое ухо прошептал:
— Ты хороший парень. Я рад за вас с Минги.
— Но ...
— Эй, улыбнись, — Уён отстранился и взял его за плечи. — Всё будет хорошо.
— Откуда ты знаешь?
— Птичка на хвосте принесла.
— Увидимся, Уён.
— Так-то лучше, — Уён ударил его по плечу, и Хонджуну почему-то захотелось плакать. Он один выглядел так, как будто завтра отправляется на собственную казнь, хоть друзья и светились воодушевлением. — Увидимся, обязательно. Чтобы нам своего кимчи привёз.
— Всенепременно, — улыбнулся Хонджун и тяжело вздохнул, провожая друзей. Они махали руками на прощание до самого момента, пока машина Юнхо не скрылась за поворотом.
Теперь, когда они с Минги остались наедине, Хонджун снова почувствовал какую-то ранимость и особую тоску, которую было невозможно выразить словами.
— Пойдём? — тихо сказал Минги, и Хонджун обернулся.
Стоило им переступить порог, как поднялся упругий ветер, и небо, полное звёзд, затянули чёрные тучи, делая его непроглядным, холодным и низким, приглушая весь оставшийся городской свет, как опрокинутое на свечу покрывало.
— Вовремя они уехали, — тихо сказал Минги..
— Это точно.
— Нужно убрать мебель с террасы, иначе её сдует.
Они быстро убрали плитку, Хонджуну пришлось выбежать в сад за унесёнными салфетками и пустыми коробками из-под сока. Убрали грязную посуду и даже занесли стулья и стол внутрь. К тому моменту погода совсем распоясалась. Хлёсткие порывы дождя точечно ударяли по крыше, пылью оседая на качающиеся деревья. Хонджун лишь молча следовал за Минги, собирая мысли в голове, как разлетевшиеся по саду картонки, но они продолжали выскакивать из рук. Сейчас они совсем одни. Хонджуну некуда идти, разве что Минги не предложит ему сейчас довезти его до отеля недалеко от аэропорта, что, конечно же, будет намного удобнее. И если он настоит, Хонджун обязательно его ещё раз слёзно попросит, чтобы остаться здесь на ночь, и ему ничего не нужно, просто иллюзия его присутствия.
— Я вымою посуду, давай сюда, — Минги принял из его ладоней оставшиеся стаканы и поставил на стол рядом с раковиной, заваленной грязными тарелками.
— Минги ...
— Здорово посидели, правда? — спросил Минги, начав разбирать посуду.
— Да, ты прав, — Хонджун ответил не сразу, медленно приходя в себя. О чем им разговаривать на самом деле? — Спасибо вам. Я даже не ожидал, что всё так получится.
Минги вопросительно глянул на него через плечо.
— Думал, что просто отработаю и уеду.
— Не ожидал, что найдёшь друзей?
— Вроде того. Или что подерусь с коллегами.
— Мне кажется, незапланированное всегда лучше всего.
Хонджуну стало чуть легче. Они, наконец, разговаривали. Пусть на отстранённые темы, от чего чесалась кожа, но Минги хотя бы не выглядел так, как будто вот-вот рассыплется.
— Надеюсь, парни нормально доехали. Ты только посмотри на это.
Хонджун выглянул из окна, хотя за пеленой дождя и невозможно было проглядеть дальше вытянутой руки. Дом озарила яркая ослепляющая вспышка, будто молния ударила в паре метров от окна, и в следующую секунду свет в доме погас.
— Ох, чёрт, — Минги оказался рядом. Они глянули друг на друга сквозь кромешную темноту, слушая шум дождя и своё сорвавшееся от волнения дыхание, и засмеялись.
— Что делать будем теперь? — спросил Хонджун.
— У нас где-то были свечи, — спохватился Минги и было сделал шаг в столовую, но Хонджун робко потянул его за рукав толстовки.
— Нет, постой, Минги, — перевёл дыхание он. — Я имею в виду, чем нам теперь заниматься, когда света нет?
— Не знаю, — горячо прошептал Минги, и Хонджуну показалось, что к ним возвращается то, что незаметно истлело это ночью. Воздух наполнился влагой, стал горячее и гуще. — Можем посуду домыть.
Хонджун засмеялся, и Минги — тоже.
— Может, послушаем музыку?
— Света ведь нет.
— На плеере. Я вдруг понял, что мы ни разу этого не делали. Не слушали музыку с одного плеера.
— Хорошо, — Минги сглотнул, с каким-то нетерпеливым ожиданием посмотрел на Хонджуна. — Здесь?
— В твоей комнате. Можно?
Он едва мог дышать. Ещё никогда он не чувствовал такой тяги к кому-то, и слова, что слетали с его языка этим вечером совсем были не похожи на того Ким Хонджуна из Кёнсан-до.
— Можно, — шепнул Минги, взял его за руку и потянул за собой наверх.
Они устроились у него на кровати, как в прошлое воскресенье, поперек матраса, уперевшись спинами в стену, заклеенную плакатами, всеми, что Минги смог отыскать в кинотеатрах и музыкальных магазинах. Но сегодня они были чуть дальше, даже их плечи не соприкасались. Как будто они оба не знали, что должны делать, чего ждать и чего бояться.
— Твой или мой?
— Мой. Я хочу послушать тот диск, что ты записал на мой день рождения.
Хонджун достал плеер из рюкзака, что захватил из гостиной, в последний раз бросая взгляд на тайком купленные вещи этим днём в супермаркете, за которые ему теперь было не стыдно, но скорее больно и даже как будто смешно. Забрался обратно на кровать и позволил себе небольшую вольность, — как бы невзначай коснулся лодыжкой лодыжки Минги. Поставил наушники, себе в левое ухо, и для Минги — в правое. Вышло не с первого раза, и Минги тихо улыбнулся и помог ему. От этого прикосновения снова стало приятно тепло.
Заиграл Hello от Oasis, смешиваясь с раскатами грома за окном. Хонджун опустил глаза. Измученный временем и неловким обращением плеер лежал между ними, и их ладони были так близко и так далеко, что Хонджуну снова захотелось плакать. Чего он делать, разумеется, ни в коем случае не собирался.
— Минги.
— Гм?
— Посмотри на меня.
Минги поднял свои тяжёлые глаза.
— Что случилось?
— Ничего, хён.
— Пожалуйста.
Минги молчал.
— Поговори со мной.
И ничего уже не будет прежним
потому что годы утекают как дождь
И ничего уже не будет прежним
До тех пор пока знакомая мне жизнь не войдёт в мой дом
И не скажет
Привет
— Почему ты не говоришь со мной сегодня?
Хонджун терпеливо ждал, и голоса братьев Галлагеров смешались с гулом дождя за окном, превратившись в белый шум. Он был терпеливым. Он прождал всю свою жизнь в ожидании этой встречи. Он готов потерпеть ещё одну ночь, если потребуется.
— Я не хотел, чтобы это коснулось тебя, — наконец сказал Минги, стыдливо опустив взгляд.
— О чём ты?
— Мне так стыдно, я оказался абсолютно бесполезным. Если бы не Гарднер, ты и твои коллеги так бы и остались там. Я так не хотел этого, — Минги поднял глаза, но больше в них не было и капли тоски, лишь острая злоба. — Не хотел, чтобы ты видел, насколько беспомощными мы можем быть. Как порой трудно нам приходится здесь.
— Минги, постой. Ты думал, я представлял здесь какую-то утопию?
— Все кругом твердят о том, какие они толерантные и живут без предубеждений, и что никто никого здесь не ущемляет, но это наглая ложь.
— Я знаю. Я знаю, Минги.
— И я подумал, что ... ты попросту не захочешь возвращаться сюда теперь, — захлебнулся Минги, — зная, что многие тебе здесь не рады.
— Мне нет дела до них. Слышишь? — Хонджун попытался заглянуть в его глаза, но тот снова закрылся от него.
— Или вернёшься, — прошептал Минги. — А я не смогу защитить тебя.
— Ты не обязан меня защищать, у меня есть своя голова на плечах. Я могу и голову оторвать, когда в гневе. Сам ведь видел.
Хонджун тихо засмеялся, пытаясь хоть как-то разрядить обстановку, но его неловкий смех так и повис в тишине комнаты. Одна песня сменилось другой, и третьей. Минги прикрыл глаза ладонью.
— Прости меня. Хён. Прости, что давил на тебя. Может, оно и было не всерьёз до какого-то момента, потому что я не верил, что ты останешься. Но теперь мне страшно. Потому что я знаю, как тяжело было маме. Она не видела семью по нескольку лет. В жизни ведь все сложнее выходит. Я не хочу давить на тебя. Но я так хочу, чтобы ты вернулся. Как я могу просить тебя о чем-то настолько эгоистичном?
— Ты сам сказал, что я делаю это не ради тебя, а ради самого себя.
— Что если я хочу, чтобы это было ради меня?
Хонджун подумал о том безымянном парне, что некогда оставил его, улетев на другой континент.
— Если бы не ты, — тихо сказал Хонджун. — Ты знаешь, что я бы не согласился на предложение Гарднера. Я бы не вернулся сюда ради одной лишь работы.
Минги тихо выдохнул, его тело сковала дрожь, как будто ему стало тесно внутри самого себя. Он взглянул на Хонджуна влажными глазами, уставшими и болезненно блестящими, губы дрожали.
— Я ненавижу тебя, — его рот скривился, он зажмурился. — Нет. Нет. Прости. Я не знаю, что говорю. Просто, это всё ... Я ненавижу, что нам нужно расстаться.
Хонджун ласково смотрел на него, понимая, что совсем не думал о том, что Минги и в самом деле мог расстроиться из-за их неминуемой разлуки. Его ладонь, лежащая рядом с плеером, робко двинулась к ладони Минги.
— Почему всегда нужно расставаться? — спросил Минги.
Пальцы Хонджуна накрыли его ладонь, и Минги сжал их в ответ.
— Чтобы ты заскучал обо мне, — горько улыбнулся Хонджун и двинулся чуть ближе. Теперь их плечи тесно столкнулись. — Эти две недели ты видел меня почти каждый день. Я, небось, успел тебе надоесть.
В этот раз Минги улыбнулся шутке, коротко выдохнул и снова посмотрел своими тёмными глубокими глазами. Улыбка была такая же, прозрачная и грустная.
— Я уже по тебе скучаю.
— Не нужно заранее грустить. Ведь я пока здесь, — свободной ладонью Хонджун погладил его щеку, коснулся уха большим пальцем, запустил пальцы в волосы. Минги закрыл глаза и накрыл его ладонь своей.
Хонджун наклонился и соединил их лбы, чувствуя обжигающее дыхание Минги на своём лице и шее. Как он мог подумать, что для Минги это была лишь игра, если лишь от одного прикосновения он судорожно дышит.
— Но я тоже. Я тоже по тебе скучаю.
Хонджун коротко вдохнул и нырнул навстречу, чувствуя губы Минги на своих. Вниз-вверх, вниз-вверх, Хонджун неловко целовал его скорее просто клюя его губы, и Минги, наконец ответил, прижимая его к себе за затылок. И если их первый поцелуй был солёным, как морская вода, то сегодня сладким от сока и горьким от непролитых слёз.
— Минги, — выдохнул Хонджун ему в губы. — Я боялся, что ты больше не хочешь ко мне прикасаться.
Он снова его поцеловал, снова и снова, коротко, но глубоко и настойчиво.
— Я боялся, что ты жалеешь о вчерашнем.
— Какие глупости. Ты правда думаешь очень много, —улыбнулся Минги.
— Говоришь мне не думать, но сам нисколь не лучше меня.
Минги снял с него очки, отбросил их в угол кровати и прижал его ещё крепче, рукой грубо и тесно огладил лицо, из уха выпал наушник, сквозь звуки их сладко соприкасающихся губ просачивалась тихая музыка.
Кто-то скажет, что солнце выйдет после дождя
Скажи это тому, кто не умеет сиять
Кто-то скажет, что нам не стоит беспокоиться о сегодняшнем,
Потому что всё это развеется со временем
Хонджун опустил руку с лица Минги, чтобы удержать равновесие, и под ладонью что-то больно хрустнуло.
— Ах, чёрт.
— Давай уберём его, он уже и так на ладан дышит, — Минги сгрёб наушники и бросил в угол к очкам этот несчастный измученный плеер, который всё ещё напевал тот самый плейлист. Знакомые голоса слышались в отдалении, смешиваясь со стуком несмолкающего дождя.
— Иди ко мне.
Хонджун сглотнул, приподнялся и сел Минги на бёдра, нетерпеливо ожидая, когда же его большие ладони снова к нему прикоснутся. Долго ждать не пришлось, Минги огладил его бока и притянул к себе за талию. Стало жарко, и Хонджун стыдливо осознал, что возбудился до головокружения, лишь от нескольких коротких поцелуев и ощущения чужих ладоней сквозь одежду. Он засмеялся, обнимая Минги за голову и утыкаясь ему в волосы.
— Ты чего?
— Ничего, ничего, — Хонджун отпрянул и посмотрел ему в глаза. — Ты сводишь меня с ума.
Он хотел сказать, я хочу, чтобы ты прикоснулся к каждой клетке моего тела, внутри и снаружи, влился в мои кости и кровь, протянулся вдоль мышц под кожей, чтобы ты вплёлся в мои волосы, чтобы обогнул каждую альвеолу, чтобы стал моими глазами и сердцем, чтобы ты стал мной, а я тобой, и может быть тогда эта жажда не будет такой болезненной.
Минги нетерпеливо поцеловал его, и Хонджун благодарно замычал, вдруг чувствуя такое же болезненное желание Минги между ног. Кажется, они оба были больны, они оба изнывали друг по другу, и тянулись навстречу как два противоположных полюса магнитов, ожидая неизбежного столкновения.
Сегодня он целовал Хонджуна почти небрежно, жадно и властно, и ему оставалось только мычать и пытаться отдать хотя бы долю того, что ему хотелось. Руки Минги поднялись выше, окольцевали его грудь и прижали ближе.
— Обними меня. Крепче, — резко выдохнул Хонджун, чувствуя, как от удовольствия кружится голова и гудят кончики пальцев. — М-м-м, ещё крепче. Ещё.
Минги сдавил его почти до хруста, и когда из его рта выскользнули остатки воздуха, Хонджун наконец почувствовал себя на своём месте.
— Вот так?
— Ах, да.
— Тебе нравится такое?
— Видимо, да-а.
Хонджун совсем размяк, и стал тяжёлым и мягким в его тисках. Минги неторопливо ослабил хватку, сам устав от такого давления, носом уткнулся в шею Хонджуна, скользнул под подбородок, приподнимая носом его лицо и медленно и мокро поцеловал, словно возвращая Хонджуна к себе обратно. Тот судорожно вцепился в его плечи, зарылся пальцами в волосы и сжал так же крепко, отчего Минги зашипел, но не отстранился, теперь крепко прижимая его к себе за ягодицы. Их тела столкнулись, и Хонджун застонал ему прямо в рот от грубого и резкого трения через два слоя ткани. Он двинул бёдрами навстречу, втискиваясь в Минги ещё сильнее, снова двинул, ещё и ещё, и Минги тоже коротко задышал через нос в удовольствии.
Он никогда и подумать не мог, что станет таким нетерпеливым. Всё, что Хонджун знал о себе, переворачивалось с ног на голову рядом с Минги.
Хонджун взял его за шею и прижался губами к самому уху, горячо и влажно шепча:
— Минги, пожалуйста, займись со мной сексом.
— Хён? — замер Минги, отпрянув и внимательно посмотрев на него так, что Хонджун вдруг вмиг растерял всю свою былую прыткость. — Ты ... Ты ведь ещё никогда этого не делал? С мужчиной.
— Нет, — Хонджун задержал дыхание, чувствуя, как его лицо горит от стыда. — Прости.
Ему вдруг захотелось спрятаться. Признаваться в своей неопытности было ещё постыднее, чем в озабоченности, потому что эти две вещи и вовсе превращали его во фрика. Озабоченный неопытный чудак, у которого ещё две недели назад не стоял член, который теперь изнывает и требует прикосновений к себе. Может, Минги никогда этого не хотел. Может быть, ему было достаточно поцелуев и прикосновений. Может, Минги вовсе не хочет, чтобы Хонджун видел его обнажённым.
— Эй, за что ты извиняешься? — Минги ласково огладил его лицо. — Я просто не хотел тебя торопить.
— Пожалуйста, давай сделаем это, — как-то жалостливо сказал Хонджун, совсем теряя рассудок в тёплых руках. — Потому что... Минги, я знаю, что если не с тобой... то больше ни с кем. Никогда.
— Ты правда этого хочешь?
— Да.
— Ты хочешь меня?
— Хочу.
Минги прижался к нему губами, скользя по шее, держа голову в своих больших ладонях.
— А ты, Минги. Ты хочешь меня? — задыхался Хонджун, даже не представляя, во что он превратится, когда обычные прикосновения и присутствие Минги уже делают с ним все эти невероятные вещи.
— Хочу.
— Правда?
— Очень сильно.
— Почему? — это не давало ему покоя. Каждое их прикосновение всё ещё ощущалось как благословение и знание, которого Хонджун не должен был постигнуть никогда. Словно он прикоснулся к чему-то запретному, что ему не принадлежало.
Минги посмотрел в его глаза, как на несмышлёного ребёнка, который спрашивает, почему небо голубое, и почему оставленное на столе мороженое вдруг превратилось в лужицу сладкой жижи.
— Потому что мне хорошо с тобой.
— Мне тоже, — Хонджун снова соединил их рты, отчаянно и глубоко целуя, цепляясь за спину Минги так крепко, что на костяшках пальцев остались бы ожоги от ткани футболки. Тот это почувствовал, и отстранился, поспешив её снять, но Хонджун его остановил.
— Постой.
— Нравится в одежде? — хитро улыбнулся Минги.
— Позволь мне, — тихо попросил Хонджун, и Минги поддался.
Пальцы скользнули под край футболки. Его живот был ещё горячее и мягче, чем его ладони. Минги приподнял руки, и позволил Хонджуну стянуть с себя футболку, но он не успел поразглядывать его, потому что руки Минги оказались на его животе, он сдёрнул с него футболку, и на кожу легла духота комнаты. С каждой минутой становилось лишь горячее, без кондиционера воздух стал влажным и плотным, почти жидким.
Когда они снова столкнулись телами, на сей раз обнажёнными, без тонких стен между ними, и соединились губами, Хонджун в очередной раз нашёл подтверждение своим желаниям.
— Как ты хочешь? — жарко выдохнул Минги.
Он снова вспомнил про все те малоприятные практики, фотографии и рассказы во всех омерзительных подробностях, что отыскал на безымянных сайтах в ночь с четверга на пятницу в том удалённом от городской суеты компьютерном клубе. Захочет ли Минги? Согласится ли он? Занимался ли он этим со своим прошлым парнем? Теперь Хонджун знает, что у него был парень. Как они это делали? Что будет, если Хонджун окажется хуже? Ведь он совсем ничего не умеет. Он хотел сказать Минги о том, как ему на самом деле страшно, и что сердце колотится у него прямо в глотке вовсе не от возбуждения, а от волнения и ужаса пред предстоящим неизвестным, в которое он готов прыгнуть закрытыми глазами, потому что он доверяет Минги. Потому что он знает, что если Хонджун прыгнет, Минги обязательно поймает его своими огромными руками, зачерпнёт его как неловко вывалившегося из гнезда птенца, что впервые осмелился взлететь.
— Ты можешь... показать мне? — стыдливо спросил он, отводя взгляд, и Минги улыбнулся.
— Конечно.
Хонджун судорожно выдохнул, взял ладонь Минги и направил вверх по бедру на шов шорт, что плотно впился между его ягодиц, потому что сказать у него не хватило бы дерзости, даже при все той, что имелась при нём сейчас.
— Даже это?
— У нас ничего нет, — вдруг замешкался Минги.
— Я... я всё купил. Всё, что нужно.
Минги удивлённо посмотрел на него.
— Ты уверен? Это очень запарно. Я могу просто поласкать тебя, хочешь?
— Не говори мне, что я зря опозорился перед кассиршей в супермаркете.
— Так ты всё же ходил не за сникерсом.
— Не только за ним, — Хонджун отстранился, соскользнул с коленей Минги и потянулся с кровати к рюкзаку, брошенному на пол, вынул смятые коробки и всучил все эти стыдливые покупки Минги. Тот глянул на них, на Хонджуна, снова на покупки и снова на своего непутёвого хёна, и засмеялся.
— Ты прям так и положил это перед ней на ленту?
— До меня только потом дошло, как это выглядело.
Минги продолжал покатываться со смеху, но потом вдруг странно покраснел, облизывая губы.
— Ты занимался этим? — тихо спросил Хонджун, и Минги только покивал, глядя на него и задумчиво закусив губу. — Значит, ты можешь научить меня.
— Могу.
— Нужно, — Хонджун опустил глаза на измятые картонки в ладонях, — мне нужно подготовиться.
— Ты уверен?
— Сколько раз ты будешь спрашивать у меня?
— Столько, сколько нужно, — Минги наклонился и соединил их губы.
— Прости, я испортил всю атмосферу.
Минги цыкнул и беззлобно хмыкнул.
— Мы вернём её сразу же, как ты закончишь.
— Я могу сходить в душ сюда? — Хонджун показал пальцем на дверь в ванную, что была соединена со спальной Минги.
— Конечно.
Хонджун неловко поднялся, и Минги — следом.
— Знаешь, я думаю, тоже ополоснусь.
Он был красный и с развороченными волосами и топорщащимися от возбуждения джинсами, и выглядел так же нелепо и странно, как и Хонджун. Ему стало спокойнее от этой их несуразной одинаковости.
— Ты куда?
— В душ.
— Минги, не надо со мной! — Хонджун вспыхнул от неловкости, на что Минги только рассмеялся.
— Не волнуйся, я оставлю тебя наедине со своими мыслями. И спринцовкой, — хихикнул он и вышел из спальни, пока у Хонджуна дымились уши от возмущения.
Лишь запершись в ванной, он понял, как облажался, потому что даже спустя час, проведённый в темноте комнаты и привыкнув к полумраку, ему бы хотелось видеть, что происходит, но просить у Минги фонарик или свечу, что звучало совсем возмутительно, ему не позволили остатки стыда.
За всеми этими смущающими и странными процедурами Хонджун успел пожалеть о своей просьбе, разочароваться в себе, как в человеке, но и подбодрить себя и немного порадоваться, что он все это делает по собственной воле, что даже в некоторой степени его рассмешило, потому что он и представить себе не мог, что сам попросит о такого сорта близости, что сам захочет к кому-то прикоснуться, и сам пойдёт на заставляющие смущаться вещи. Это было чем-то совершенно иным и на него не похожим. Он всё ещё был тем самым Ким Хонджуном из Кёнсан-до, но дерзким и смелым и даже немного сумасшедшим.
Напоследок принял душ и ожесточённо вымылся, остервенело и больно, боясь упустить кусочек кожи. Сердце как будто бы не успокоилось, и возбуждение, которым наполнил его Минги ещё двадцатью минутами ранее, лишь немного подтаяло, вытесняясь возбуждением нервным и колючим волнением. Хонджун быстро и грубо обтёрся, натянул трусы и робко выглянул в спальню.
Минги сидел в изголовье кровати, подогнув под себя ноги и смотрел в окно, и не сразу заметил Хонджуна, что позволило ему немного понаблюдать за ним, поподглядывать, что Хонджун так любил. Минги тоже был в одном лишь нижнем белье, мокрые кончики волос цеплялись за шею, плечи и его широкую спину. Дождь никак не переставал, и Хонджун загадал, что его рейс отменят, и он сможет провести ещё несколько часов рядом с Минги. И может быть, шторм будет идти целый день, или целую неделю, или, что совсем невозможно, не закончится никогда.
— Минги?
Он обернулся, и его лицо осветилось улыбкой.
— Ты закончил? Иди ко мне.
Хонджун неуверенно вышел и сделал шаг навстречу, борясь с желанием прикрыться, как будто его ещё никогда не видели обнажённым. Минги взял его за руку, и Хонджун не сдержался, будто бы кокетливо закрывая смущённое лицо другой ладонью, и снова забрался к нему на колени. Теперь было ещё больше кожи, и как Минги и обещал, атмосфера вернулась в ту же секунду, стоило им соединиться губами. Хонджун не знал, что ему делать со своими руками, и как обхватить всё то, к чему ему позволили прикоснуться, и он просто гладил Минги, как огромную кошку, снизу-вверх и сверху-вниз, пока Минги делал то же самое, медленно выцеловывал его, удовлетворенно мурча, как и положено кошке.
Минги слегка приподнялся, они ещё некоторое время неловко целовались, стоя на коленях, и Хонджун жмурился изо всех сил, боясь опустить глаза и увидеть их обоих голыми, и каким возбуждённым был Минги, что теперь он чувствовал своим животом.
Минги повалил его на спину, и опустился ниже, руками гладя его бёдра, губами скользя по шее вниз на грудь и в мягкий живот.
— Стесняешься? — спросил он, приподнимаясь, и цепляя резинку трусов Хонджуна пальцами.
Хонджун только мотнул головой, не находя в себе сил сказать хоть что-то. Минги медленно спустил белье и отбросил в сторону, тёмными искрящимися глазами разглядывая его с ног до головы.
— Что ты собрался делать? — нервно спросил Хонджун.
— Не бойся. Тебе понравится. Обещаю.
Когда дыхание Минги легло на самую уязвимую его часть, он замер в волнении, наблюдая за ним, как он целует его живот под пупком, как его руки гладят ноги, как он губами касается нежной кожи у самого паха, там, где бёдра треугольником сочленяются с телом. Минги накрыл его член ладонью и обхватил губами, неторопливо его лаская, пока Хонджун пытался совладать со своей жизнью. Он хотел запомнить каждое мгновение, каждый поворот языка Минги, и как его рот ощущался изнутри, запомнить, как он ласкал его рукой, и как смотрел на него, как двигались мышцы на его плечах, когда его голова поднималась и опускалась. Внизу стало совсем горячо, и ноги свело подступающим удовольствием. Хонджун вцепился крепче в волосы Минги, останавливая его, и тот посмотрел на него, как животное смотрит на человека, отобравшего у него угощение.
— Минги, постой... ах ... пожалуйста. Я сейчас ... гм ...
Минги опустился ниже, и вокруг стало так тесно, почти до боли, Хонджун почувствовал кромку чужих зубов, но ему было так хорошо, что он этого, пожалуй, и не заметил, изливаясь в его рот со сдавленными прерывистыми дышками, срывающимися в жалкие постанывания. Минги отстранился, выпустил его, взял салфетку и вытер рот, отвернулся и судя по всему, выплюнул все то, чем Хонджун его наградил.
— Если хочешь попробовать, не советую, — сказал Минги, ложась к нему обратно. Хонджун дёрнулся навстречу, чтобы поцеловать его, но Минги отстранился. — Вкус так себе.
— Ну и что.
Хонджун потянул его навстречу, Минги завалился на него сверху, вливаясь своим языком в его приоткрытый в ожидании рот, и в следующую секунду Хонджун почувствовал то, о чем Минги говорил, он почувствовал самого себя, вывернутого наизнанку.
— Можно я попробую? — спросил Хонджун, чувствуя горячее и тяжёлое возбуждение Минги, упирающееся в его бедро. Он скользнул вниз рукой, удивившись собственной дерзости, и сжал член через трусы. Минги жалобно задышал и сдвинул брови в своей очаровательной гримасе, что Хонджуну захотелось над ним сжалиться, захотелось сделать для него нечто незабываемое, все, о чем он только попросит, доставить ему наслаждение, ни с чем не сравнимое, потому что он этого заслуживал, как никто другой. — Ложись.
Хонджун повалил его на спину и забрался на бёдра, просто наслаждаясь видом. Голова совсем опустела после оргазма, и тело наполнилось лёгкостью и какой-то прилипчивостью, ему хотелось быть к Минги ещё ближе, и желательно не отпускать никуда от себя в ближайшие пятнадцать минут, иначе он погибнет без его тепла, как только что вылупившийся птенец, оставленный на морозе.
— Красивый, — зашептал Хонджун целуя его, — красивый.
Минги коротко фыркнул и засмеялся. Хонджун медленно спустился вниз, повторяя путь Минги, языком слизывая горечь и соль пота с его ключиц и неизвестную сладость его кожи. Вода и гель смыли с него его исключительный запах, но ненадолго, он все ещё держался в его волосах, и Хонджун был уверен, что и внизу тоже, там, куда он ещё не добрался, но очень хотел. Пальцы скользнули под ткань и потянули вниз, высвобождая возбуждённый член. Хонджун слегка отстранился, приподнимаясь на коленях, не отказывая себе в удовольствии поразглядывать обнажённого как сама природа Минги. Теперь он видел полоску незагорелой кожи там, где было нижнее белье, кожа была чуть светлее и наверняка, намного нежнее, чем все остальное. Его переполнила такая кипучая радость, наполовину со странным необъяснимым буйством, он припал к животу Минги, целуя и вылизывая его иступленно и с удовольствием, доступным лишь редким верующим, до которых снизошло их ни с чем не сравнимое божество.
Он скользнул губами вниз, огладил руками бёдра и прикусил тазовую косточку и кожу над ней, не совладав с обострившейся агрессией.
— Прости, если ничего не умею, — сказал Хонджун, наконец обхватывая рукой член Минги и разглядывая его с нескрываемым любопытством. Ему казалось, что это убавит в нем мужественности или, быть может, добавит неуверенности, потому что Минги, явно, был тем, чем Хонджун никогда не смог бы стать, и душой и телом, и конкретной его частью, которая почему-то сводит всех с ума своей важностью. Он был такой же как и у него, больше, заметно темнее. Хонджун вспомнил про все те видео, где женщины это делают для мужчин, и мужчины — для мужчин, вспомнил, где мужчины делали это для женщин, и женщины — для женщин. Его прошлые девушки никогда его об этом не просили, да и он не находил в себе даже бы и капли желания или интереса попробовать, какими же они были на вкус и наощупь.
Минги коротко задышал, когда Хонджун начал двигать рукой. Может быть, именно поэтому люди это и делают. Ему нравилось, что Минги был рядом с ним такой мягкий и беззащитный. Ему нравилось, как сжималось и расслаблялось его тело от простых прикосновений. И ему стало любопытно, что с ним будет, если Хонджун прикоснётся к нему своим языком. И он прикоснулся. Ничего особенного. Как и любая другая кожа. Но Минги запустил свою ладонь в его волосы и задышал мокро и с нетерпением, поймал взгляд Хонджуна, и тот совсем забыл о всех своих сомнениях и переживаниях, правильно ли будет, если он сделает это для мужчины, и перестанет ли он сам им быть. Это обыкновенное удовольствие и никаких предрассудков.
Он медленно опустился, насколько ему позволял его рот, вышло просто ужасно, потому что это было совсем не похоже на то, с какой лёгкостью Минги ласкал его. Хонджун закашлялся и прикрыл рот рукой, чувствуя как краснеет.
— Прости, кха, чёрт. Я же сказал, я ничего не умею.
— Всё в порядке, — Минги приподнялся и поцеловал его.
— Можно, я ещё раз попробую? Я так хочу сделать тебе приятно, Минги.
— Конечно, — Минги коснулся его подбородка.
— Скажи мне, что сделать. Я сделаю.
— Х-хорошо, — он вдруг раскраснелся.
Хонджун лёг обратно, между его бёдер и поднял глаза, Минги смотрел на него сверху вниз, перебирая пряди на макушке.
— Открой рот.
Хонджун взволнованно сглотнул и подчинился, открывая рот и неловко вываливая язык. Он уже не думал, как выглядит со стороны, и что Минги о нем подумает. Его тело накрыла жаркая волна, и в груди и внизу живота снова что-то возбужденно заворочалось, только лишь от одного его голоса.
— Вот так, — Минги перевёл дыхание, — не торопись. Положи его на язык.
В этот раз он не торопился и не пытался удивить своими отсутствующими навыками, опустился чуть ниже, пока во рту не стало совсем тесно, пока Минги не заполнил его до самого конца, до того нежного места, где смыкается горло.
— Дыши через нос, мгм, вот так, — шептал Минги, горячо дыша и ласково гладя Хонджуна по волосам и лицу, и тот запыхтел, выпуская воздух через ноздри. — Помоги ладонью вот здесь.
Минги взял его пальцы и положил на свой член, ту часть, до которой он не смог бы дотянуться языком и губами. Хонджун принялся гладить его рукой, размазывая слюну, что просачивалась из его рта. Стало мокро и ещё жарче, Минги задышал тяжело и обрывисто.
— Ты отлично справляешься, — сказал Минги и громко выдохнул, отчего у Хонджуна на спине встали волосы, и он непроизвольно двинул своими бёдрами, пытаясь потереться о простыни. — Хорошо, хорошо. Вот так. Иди сюда.
Хонджун оторвался, и Минги потянул его наверх на себя. Рот пульсировал и язык неловко сводил от такой непривычной работы.
— Тебе понравилось? — спросил Хонджун, чувствуя как горит лицо.
— Очень, — Минги большим пальцем смазал его губы и принялся целовать, Хонджун ответил хаотично и судорожно, ещё крепче сжимая его член рукой. Минги обхватил его руку своей и сжал ещё сильнее, движения стали резче и быстрее. Он низко простонал ему в рот, и Хонджун почувствовал его тёплое семя на своей ладони.
Они ещё немного развязно и лениво целовались. Минги вытер их салфеткой, и они легли обратно на кровать. Хонджун завалился сверху, пытаясь почувствовать своей кожей как можно больше Минги.
Когда их голоса и звуки их тел стихли, до них донеслось слабое пение. Плеер, лежащий в углу кровати, играл диск по кругу, и кажется, то была Thinking About You.
Я всё думаю о тебе
Твои пластинки здесь
Твои глаза на моей стене
Я уже истёк кровью и истёк бы ещё
Лишь бы тебе было хорошо
Лишь бы тебе было хорошо
Я всё думаю о тебе
Минги гладил его волосы и прижимался ко лбу губами, расслабленно его целуя, пока Хонджун задумчиво обрисовывал пальцем шрам на его груди, что он заметил лишь сейчас, тонкая полоска, как будто кто-то сковырнул плоть ножичком.
— Откуда он у тебя?
— Ах, это, — Минги согнул шею, как будто бы хотел глянуть и вспомнить, о каком шраме говорит Хонджун. — Ынги ножницами пырнул.
Хонджун приподнялся, удивлённо глядя на него. Он ещё так много не знал о нём. Ни о его семье, ни о его прошлом, ни о его бывшем парне.
— Он не буйный на самом деле, — засмеялся Минги. — Ему наверное лет восемь было. И я просто над ним прикалывался, ну, знаешь, как приятно доводить младших.
— Знаю, — Хонджун хмыкнул, вспоминая издевательства хёна над собой.
— В общем, довёл его до слез, он начал меня прогонять из комнаты, махал ножницами, и попал.
— Ему влетело?
— Не, — хмыкнул Минги. — Он потом все глаза себе выплакал, извинялся. Я с тех пор перестал его донимать до таких истерик. А твой хён? Вы дрались с ним?
Хонджун лег повыше, теперь глядя Минги в лицо.
— Дрались, конечно. Он любил меня донимать. И донимал очень изощрённо. Когда мы жили в деревне, у нас даже не было канализации. Поэтому туалет был на улице. Просто яма, вырытая в земле. Примитивщина, знаешь? И деревянный сарай над ней. Не помню, мне тоже наверное было, как и твоему Ынги, лет семь-восемь. Я только в школу пошёл. И хён как-то пошутил, что в туалете живёт монстр, который по ночам может схватить тебя за зад и утащить в яму.
Минги громко засмеялся, даже окна будто бы задрожали.
— Смейся-смейся! — хихикал Хонджун. — Я не мог в туалет один ходить ещё год после этого, поэтому отец караулил на улице.
— Мне кажется, братья и сестры все такие.
— Но любим мы их именно за это, — тихо выдохнул Хонджун, думая, что скучает по Бомджуну. И Минги тоже. Должно быть, он думал о своём младшем Ынги.
— Я всегда хотел быть старшим братом, — признался Хонджун.
— Правда? Значит, тебе нравится, когда я зову тебя «хён»?
— Очень.
Минги поцеловал его.
— А мне нравится быть младшим.
— Ты всё равно в итоге учишь меня всему, как неумеху.
— Чему — всему?
— Сёрфингу, с-сексу.
Он фыркнул.
— Ты тоже много чему меня научил.
— Например?
— Ты очень смелый, — Минги огладил его лицо. — А ещё, ты не боишься признать, что чего-то не умеешь.
Хонджун хотел было возразить, сказать, что в этом нет ничего особенного, и уже набрал воздуха в лёгкие, но Минги не дал ему это сделать, продолжив.
— Думаю, ты и сам много людей встречал, кого погубило их эго. Признать тот факт, что ты чего-то не знаешь, признать свои ошибки многого стоит, поверь мне. А ещё, ты очень добрый.
— Ты поэтому захотел общаться? Потому что я добрый и не эгоистичный?
Минги засмеялся.
— Я хотел корейский подтянуть.
— Мгм, мгм, — с напускной обидой сказал Хонджун.
— Может, ты мне просто понравился. В первый же день, как я увидел тебя.
— Почему ты вообще на меня посмотрел, я же офисный планктон в очках, — Хонджун закрыл лицо ладонями. — А в тот день ещё и измученный до смерти.
— Не знаю. У тебя было такое потерянное лицо, и глаза вот такие, круглые как две монетки. У меня мысль пролетела, нужно бы взять у этого парня номер. — Минги задумчиво гладил его плечо. — Я думал о тебе все время и жалел, что не успел познакомиться. Как хорошо, что ты пришёл снова.
— А я думал о тебе. Я каждый день думал о тебе и мечтал увидеть тебя, Минги. Как будто, мне делалось легче.
Минги прижал его к себе и тесно поцеловал, и Хонджуну снова сделалось легче.
— Знаешь, в тот день, — зашептал он в самые губы Минги, — когда ты передал мне этот плейлист, я захотел записать для тебя что-то похожее. Сказать тебе о том, как мне хорошо с тобой. Как ты нравишься мне.
— Мгм.
— Но я понятия не имел, что сказать, и в итоге провёл всю ночь, читая блоги о том, как двое мужчин могут заниматься сексом.
Хонджун почувствовал улыбку Минги на своих губах.
— Нашёл что-нибудь интересное?
— Честно, мне ничего не понравилось. Но то, что мы делали сегодня, мне очень понравилось.
— Можем сделать это ещё раз.
— Я хочу, чтобы ты научил меня всему.
— Не боишься, что тебе будет неприятно? Или даже больно?
— Ну и что, — Хонджун сглотнул. — Какая разница, если это будет с тобой. Я уверен, ты знаешь, что делаешь.
— Уверен?
— Да.
Хонджун скатился с него и лёг на спину, руки по швам.
— Можешь делать со мной всё, что хочешь.
Минги снова загоготал, потом наклонился и неловко завалился на него, справляясь со смехом.
— Почему ты смеёшься?
— Потому что ты смешной.
— Ничего я не смешной.
— Конечно нет. Ты уморительный, — Минги пощекотал носом его шею и поцеловал, что совсем скоро вылилось в неторопливые поцелуи с влажными придыханиями, поглаживаниями, довольными мычаниями и выдохами.
Минги, наконец, оторвался, приподнялся и сел на колени. Взял подушку и сказал Хонджуну сунуть её себе под поясницу.
— Разведи ноги, вот так, — сказал он и погладил Хонджуновы колени, поцеловал их по очереди, и потянулся за бутыльком смазки, что стоял в ожидании на письменном столе. — Расслабься. Хорошо. Хорошо.
Он огладил его грудь, то успокаивающе, то дразняще, Хонджун перевёл дыхание, наблюдая за ним. Теперь он мог делать это, не скрываясь. Разглядывать его сильное тело, как мышцы перекатываются под кожей, как они напрягаются и расслабляются, как движутся его суставы, как раздувается и сдувается его живот, когда он хаотично дышит, как покачивается его возбуждённый член, как выглядят его тёмные руки на почти молочном теле Хонджуна. Если верх немного загорел, то нижняя часть так осталась почти нетронутой, сверкая белой тенью шорт на его ягодицах и верхней части бёдер.
— Чуть приподнимись. Не бойся. Нравится, когда говорят, что делать?
Хонджун закрыл глаза предплечьем, сейчас он чувствовал себя уязвимее, чем получасом ранее, когда Минги ласкал его ртом. Эта поза с раздвинутыми ногами показалась ему ещё более разнузданной. Даже Хонджун не разглядывал то место, и обратил на него внимание только сегодня, а теперь и Минги смотрит туда, что делало всю эту ситуацию странной и непривычно возбуждающей.
— Скажи, если что-то не так.
Хонджун не видел, но слышал, как открылась бутылка, и после — тот странный сосущий звук выталкиваемой жидкости. Он почувствовал тепло Минги над собой. Тот наклонился над ним и отнял руку Хонджуна от лица.
— Поцелуй меня, — сказал Минги. Тот неловко приподнялся и соединил их губы. — Умница.
Минги надавил на него и поцеловал глубже, и одновременно с этим между ног стало мокро и даже немного щекотно. Может быть, если бы Хонджун не мучил себя в душе часом ранее, то это показалось бы ему неприятным, то теперь это было просто странно. Минги скользнул внутрь и слегка надавил, куда именно, Хонджун не понял, но кажется, он читал об этом в тех самых чатах, про заветную предстательную железу, которая не у всех обладает чувствительностью. Кажется, у него с чувствительностью всё было в порядке. Он коротко задышал, заметив, как в удовольствии дёрнулся его член. Минги свободной рукой обхватил его член, другой продолжая ласкать его пальцем, надавливая и поглаживая. Снова стало жарко, и как будто бы тесно в груди, теперь ощущение внутри и снаружи наслаивались друг на друга, как спираль, и Хонджуну показалось, ему нечем дышать. Минги добавил второй палец, и стало ещё теснее и горячее.
— Вот так, вот так, — Минги отнял руку от его члена и погладил вздымающийся от дыхания живот, что показалось Хонджуну неуместно нежным, и ему вдруг захотелось закрыться от этого прикосновения. — Перевернись на живот.
Хонджун повиновался без слов, он неловко перевернулся, и Минги снова сунул подушку, на этот раз под живот, слегка приподнимая ягодицы.
— У тебя очень красивая задница, ты знаешь, да? — зашептал Минги ему в самое ухо. Он наклонился над ним, ложась на бок впритык к нему. — И ноги.
— Нет, мне никто об этом не говорил.
— Я тебе говорю, — Минги поцеловал его плечо, и Хонджун снова почувствовал его ладонь на своей пояснице, как он пальцами скользнул между ягодицами к его входу.
— Я думал, для мужчин это не важно.
— А что нам важно?
— Достаточно быть симпатичным и только.
— Задница добавляет очков к симпатичности.
— У тебя тоже красивая. У тебя всё красивое, — добавил Хонджун. Он совсем разомлел от этих ласк, губы и дыхание Минги на его плечах и лопатках, и его пальцы внутри, к которым он уже успел привыкнуть. — Когда я увидел тебя, подумал, что ещё никогда не видел таких людей.
— Правда?
— Я так хотел быть тобой.
Минги посмотрел ему в глаза.
— Но потом я понял, что просто хочу быть с тобой.
— Когда ты понял?
— Наверное, в нашу первую субботу. Когда мы сёрфили.
— Мгм. Ты тогда понял, что у меня красивый зад?
Хонджун засмеялся.
— Я подглядывал за тобой.
— Я так и знал, — шепнул Минги, ласково гладя его плечи своим лицом и носом. — Я так хотел посмотреть на тебя.
— Ты тоже подглядывал?
— Конечно нет, ты же стеснялся. У меня есть совесть, в отличие от тебя, — хихикнул он и надавил чуть сильнее. За всеми этими отвлечёнными разговорами Хонджун и не заметил, что внутри стало ещё теснее, и Минги продолжал гладить его уже тремя пальцами. Хонджун уже был горячий и разморённый, ему бы и этого хватило для умопомрачительного оргазма, он даже представить себе не мог, как член Минги будет ощущаться внутри, и что с ними обоими станет, когда это произойдёт.
Минги приподнялся и чмокнул его в затылок напоследок.
— Всё ещё хочешь?
— Да, покажи мне всё, что можно.
Минги фыркнул и захрустел коробкой с презервативами.
— Боюсь, ты преувеличиваешь мои возможности.
— Они достаточно большие и без моих преувеличений, — фыркнул Хонджун, и Минги снова засмеялся.
— Не волнуйся, я сделаю так, что ты и не заметишь.
Хонджун слабо себе представлял, как можно не заметить что-то размеров Минги, потому что это наверняка было больше трёх пальцев, хоть его руки размером тоже не обделили. Минги лёг на него сверху, полностью накрывая его свои телом, опёрся на локти и прижался своей влажной от пота грудью к его спине. Хонджун задержал дыхание, чувствуя поясницей его твёрдый член.
Минги неторопливо втиснулся в него, Хонджун лишь слегка поморщился от дискомфорта, его член был нескольким больше пальцев и ощущался странно. Но когда Минги двинулся до конца и лёг на него, больше не опираясь на локти, вдавливая всем телом в кровать, прижал его как гидравлический пресс, Хонджун протяжно и громко простонал.
— Больно?
— Нет. Нет. Нг. М-минги. Стой. Полежи ... ах ... вот так. Чёрт. М-м-м. Так хорошо. Так хорошо.
Минги со смехом прошептал ему в ухо, гладя его плечи:
— Ты весь мурашками покрылся.
— Кажется, ты мне все позвонки на место поставил.
Минги снова засмеялся и слегка повернул к себе лицо за подбородок неловко целуя, и после начал целовать шею сзади, плечи и лопатки, гладить ладонями руки, все так же лежа на нем сверху, закрывая его всем телом как одеялом и оставаясь внутри без каких-либо фрикций. Хонджун только коротко дышал и мычал, ему казалось, что Минги проник в каждую клетку его тела.
— Хорошо? — спросил Минги, носом зарываясь в волосы на затылке. — Тебе хорошо, хён?
— Д-да, — этого слова было бы недостаточно, чтобы описать состояние Хонджуна. Сексуальное и несексуальное удовольствие заполнило его тело, образуя что-то неописуемое.
Он не знал, сколько они так лежали, достаточно долго, чтобы кожа покрылась испариной, и чтобы внизу исчез дискомфорт, естественно вытесненный весом Минги на его спине.
— М-можешь. Минги, — шепнул Хонджун, не понимая, что должен был сказать, но его поняли. Минги слегка приподнял свои бёдра и снова опустился, скользя внутрь, и Хонджун снова замычал. Его тело ещё никогда не испытывало столько давления и фрикций одновременно, казалось, ещё немного, и его нервная система не выдержит, ему было так хорошо, что слезы побежали из глаз. Минги двигался плавно и неторопливо, коротко и горячо дыша ему в ухо, отчего тоже совсем не делалось лучше. Неужели Минги нравится заниматься с ним сексом, неужели ему тоже хорошо, неужели кому-то может быть так хорошо с Хонджуном, что невозможно сдержать эти сладкие придыхания?
Минги мерно и плавно двигался, выдавливая из Хонджуна сладкий скулёж, которым совсем скоро он начал захлёбываться. Минги схватил его за предплечья и завёл руки над головой, вытягивая его струной и вдавливая в матрас, и лишая Хонджуна хоть какой-то опоры. Изо рта вырвался короткий и громкий стон, теперь вес Минги ощущался ещё сильнее. Своим бедром Минги раздвинул его ноги чуть шире скользнул глубже, и чуть под другим углом, потому что Хонджун наконец почувствовал это внутри. Его собственный член, зажатый между животом и подушкой болезненно запульсировал, ему нужно было прикоснуться к нему и избавить себя от этой пытки, но кроме жёсткого трения ткани и грубого давления всякий раз, когда Минги вдавливал его своими бёдрами, ничем другим довольствоваться он не мог.
— Мне так хорошо с тобой, хён, — зашептал Минги между сладкими выдохами.
Подушка под лицом Хонджуна намокла, то ли от слез, то ли от слюны, скопившейся в уголку его приоткрытого рта, которую он то и дело собирал языком, что мало помогало. Его высокое мычание то и дело прерывалось тяжёлыми толчками.
— М-м-минги, — застонал он, — мне нужно ... потрогай меня...
Минги остановился, сделал пару ленивых толчков, выскользнул из него и перевернул на спину, как большую тряпичную куклу. Хонджун вдруг осознал, что дрожит. Он был горячий и мокрый, даже в некоем роде жалкий в своём удовольствии и постыдной страсти, его бедра дрожали, когда Минги развёл их и лёг на него сверху, снова вжимаясь всем телом.
— Тебе хорошо? — влажно спросил он прямо ему в рот, и Хонджун просто замычал, обнимая его за плечи, такие же липкие от пота, целуя его солёную шею и губы. Минги обхватил его накалённый член кулаком и сделал несколько грубых движений. Бёдра затряслись ещё сильнее, и Хонджун обхватил лодыжками Минги вокруг поясницы.
— Давай вот так, — Минги подхватил его за бедро, огладил вверх, цепляясь за нежную зону под коленкой, и положил колено себе на плечо. — Положи вторую ногу так же.
Хонджун подчинился, приподнял вторую ногу, теперь наблюдая за лицом Минги, зажатым между его коленями. Тот улыбнулся, повернул голову и прижался губами к суставу. Сначала к одному, потом к другому.
— Что ты ... ах! — вскрикнул Хонджун от неожиданности и резкой боли в бёдрах, мышцы в ногах натянулись до предела, когда Минги сложил его пополам. Теперь ляжки прижимались к груди, а колени — к собственным плечам. Перед глазами побелело, и Хонджун запыхтел через нос, что-то причитая о том, как Минги не беспокоит здоровье его несчастного хёна, однако, стыдно признавать, ему это нравилось. Ему нравилось, как Минги сжимает его, стискивает, вдавливает, так, что он снова обретает своё некогда потерянное тело.
Минги двинул бёдрами и снова скользнул в него. Ощущений стало так много, что Хонджун жалобно застонал и коротко задышал через нос. Он не соврал, когда сказал, что Хонджун и не заметит чужого члена внутри, потому что это было лишь малым дополнением ко всей той гимнастике, которую Минги ему здесь организовал.
— Котёнок, ты как? — спросил Минги, замерев в нем поле нескольких толчков.
— Боже, ты что... — пропыхтел Хонджун. Ему было тяжело дышать из-за собственных бёдер, сдавливающих его лёгкие, и девяностокилограммового тела сверху. — Ты только что... назвал меня... котёнком? Из всех ласковых имён... ты выбрал это?
— Ты что, думаешь, в Австралии другие имена? Мой паучок. Моя коалачка?
— Минги, прекрати, — засмеялся Хонджун, от давления у него даже заболела диафрагма. — Я... кажется... сейчас умру, а ты... меня насмешить пытаешься.
— Смерть во время оргазма или смех во время оргазма, что лучше?
— Пожалуйста... хватит, — сдавленно засмеялся Хонджун, пока Минги не надавил ещё сильнее и не скользнул ему в рот своим языком, прижимаясь и проникая в него теперь и сверху и снизу, и тот позабыл о глупых, ласковых прозвищах.
Он хотел вплавиться в Минги, соединиться с ним, чтобы их атомы столкнулись, образуя что-то новое. Он помнил из курса физики, что межатомные расстояния никогда не позволят им столкнуться, как бы крепко Минги не прижимал его, между клетками его кожи и клетками кожи Хонджуна всегда будет это расстояние величиной с межатомное пространство, и все что он чувствует на самом деле, вовсе не Минги, а лишь давление и трение его тела, он чувствует лишь фрикции. Ему стало так горько от осознания того, что никому никогда не суждено соединиться по настоящему, их тела будет разделены пространствами, межатомными и галактическими, и так хорошо от знания того, что человек и есть столкновение этой межгалактической любви.
Хонджун не видел ничего, кроме чёрных глаз Минги, и весь его мир стянулся до дома Минги, до спальни Минги, до кровати Минги, до Минги-Минги-Минги, и ничего не имело значения за его пределами. Голова вспыхнула острой болью, и Хонджун почувствовал, как со лба к виску стекает капля, может то был его пот, а может быть слезы, он уже не понимал, где заканчивается его собственная кожа.
— Ах, чёрт, гмм, хён, — Минги остановился, дёрнул плечами, и ноги Хонджуна упали с его плеч. Тело разогнулось, и он протяжно застонал. — У тебя бровь лопнула.
— Что ... — Хонджун дрожащей рукой коснулся виска, и посмотрел на окровавленные пальцы.
— Давай закончим.
— Стой! — Хонджун вцепился Минги в предплечье. — Это не важно. Это не важно. Пожалуйста, Минги. Дай мне кончить. Иначе крови будет ещё больше.
Минги удивлённо приподнял брови и хмыкнул, видимо, не ожидав такой дерзкой искренности от своего хёна. Он всё же взял салфетку и вытер висок и полоску крови, которая всё ещё не останавливалась.
— Только сгибать я тебя больше не буду.
— Хорошо.
Минги сел на колени и подтянул Хонджуна на себя за бедра, с неким нетерпением направляя в него член. Он тоже уже был на грани, и Хонджун увидел это только сейчас. Как дрожала его грудь, и какими резкими были его движения.
Ещё никогда прежде он не испытывал ничего похожего. Сексуальное удовольствие было коротким, сосредоточенным в одной лишь точке у него в паху, вялым и не требующим внимания. Сейчас оно, казалось, разрослось и пульсировало в каждой клетке его кожи. Он чувствовал этот щекочущий зуд в кончиках своих пальцев и нарастающее возбуждение, как вторую кожу. Оно наполнило его в обратную сторону, с конечностей вниз живота, мучительной негой ворочаясь внутри. Минги обхватил его член и стал резко водить по нему рукой вместе с движениями внутри. Эта пытка продолжила нарастать и этот текучий вялый зуд в его конечностях почти начал вибрировать. Ему казалось он тянется к коробке на верхней полке и никак не может её достать. Его конечности напряглись, он сам вытянулся, метафорически встал на носочки, но коробочка всё не давалась ему, как будто дразнясь и играясь, перекатывалась из одной стороны в другую. Он потянулся ещё сильнее и ещё, с усилием напрягая каждый свой орган, сорванно и быстро дыша, пот катился по его телу, и чужое такое же нетерпеливое напряжение и невозможность дотянуться ощущались как некогда остро. Хонджуну нужно было найти ещё что-то, напрячь ещё один мускул, подняться выше ещё на один сантиметр, и эта заветная коробочка будет у него в руках.
И тут что-то оборвалось. Хонджуна как будто толкнули вперёд, и вместо коробочки, до которой он всё никак не мог дотянуться, на его голову обрушился целый комод, или по крайней мере, так ему показалось. Он высоко заскулил, хватаясь за простыни, чувствуя как всё ещё остервенело двигается навстречу Минги, чтобы довести себя до конца, обильно изливаясь себе на живот. Минги завалился на него, как огромное мокрое и горячее одеяло, продолжая хаотично и быстро в нем двигаться, гулко дыша и постанывая Хонджуну прямо в ухо, пока тот прижимал его к себе за голову обмякшими от оргазма руками. Минги напрягся всем телом, выпуская долгий стон удовольствия, замирая в нем, и после начал лениво и влажно его целовать, его лицо и грудь. Хонджун не сопротивлялся, все силы оставили его.
Лёгкость и эйфория вдруг сменились колкой горечью и обидой, странной болью за прошлого себя, за всё то удовольствие, что он мог получить, но не познал его лишь до этого момента. Неужели бывает так хорошо? Почему вся его жизнь должна быть наполнена нескончаемыми мытарствами, одиночеством, работой, тягучей тоской, холодом и беспросветной бессмысленностью, если может быть так? Если можно быть частью чего-то? Если можно позволять себя целовать, и заниматься любовью? Если можно слушать, как Минги шепчет его имя?
— Хён, хён, — Минги взял его лицо в ладони, испуганно на него глядя. — Хён, что случилось? Тебе больно?
— Нет, Минги, — Хонджун вдруг понял, что плачет. Губы затряслись, и он стыдливо прикрыл глаза рукой. — Мне ... хорошо ...
— Не плачь. Что ты, что ты. Ну, чего ты?
Минги принялся утешающе его гладить, растирать его плечи.
— Мне так хорошо с тобой, Минги, — всхлипывая, сказал Хонджун. Грудь стянуло от странных, непрошенных слёз.
— Мне тоже. Мне тоже хорошо с тобой, хён.
— Прости, я совсем расклеился, — Хонджун шмыгнул носом, растирая мокрые глаза.
Минги осторожно посмотрел на него, положил его лицо в ладони, тихо гладя и сцеловывая оставшиеся слезы, что дорожками стекали к вискам.
— Слышишь? — прошептал Минги. — Дождь стих.
Хонджун закрыл глаза, пытаясь вернуться в окружающую реальность. Дождь постепенно угасал, и теперь капли разбивались о подоконник. В комнате раздался щелчок, и вдруг стало чуть светлее, как будто снаружи зажглись фонари, заливая золотым светом их сплетённые обнажённые тела.
— Кажется, электричество вернули.
— Черт, — недовольно пробурчал Хонджун, утыкаясь носом в грудь Минги. — Я так не хотел, чтобы он заканчивался.
Минги крепче обнял его.
— Я надеялся, что рейс отменят, — признался Хонджун.
— Я тоже.
Они полежали ещё немного, просто обнимаясь и слабо гладя друг друга. Сердце Хонджуна, наконец, успокоилось. К нему вернулись чувства, прежде заглушённые: саднящая бровь и теперь жгучие от натяжения мышцы.
— Нам надо в душ, иначе мы друг к другу прилипнем, — шепнул Минги.
— Не хочу вставать.
— Я тебя отнесу.
— Минги, нет. Куда ты?
— Принесу полотенце, — Минги приподнялся, но Хонджун его остановил. — Ну, ты чего? Не хочешь отпускать меня?
— Не хочу, — сказал Хонджун, умоляюще глядя на него.
— Я на секундочку. Туда и обратно.
Он всё же вырвался из хватки Хонджуна, и как и обещал, через секунду был уже в кровати, обтирая Хонджуна влажным тёплым полотенцем. От шеи до самого низа, осторожно и неторопливо. Хонджун только смотрел на него, пытаясь совладать с странным чувством в груди.
— Иди-ка сюда, — Минги взял пластырь, осторожно вытер бровь Хонджуна какой-то колючей жидкостью, и наложил пластырь сверху. — У тебя шрам останется.
— Если поцелуешь, не останется.
Минги хмыкнул, лёг к нему обратно, осторожно прикасаясь к его брови губами. Хонджун слегка наморщился, но удовлетворенно выдохнул. Минги снова был рядом, и воздух рядом будто стал мягче и слаще.
Может быть, всё дело вовсе было не в хонджуновой уникальности, в его неспособности сходиться с людьми, или неспособности людей понять его, а лишь в одной обыкновенной невозможности позволить себе быть тем самым Ким Хонджуном из Кёнсан-до, со скучной работой, с отсутствием личной жизни, с глупыми мыслями о чем-то большем. Позволить кому-то увидеть себя в повседневной слабости, в уязвимой вредности, в нетерпеливой вспыльчивости, в скуке и в радости, в детской сумасбродности и зелёной наивности. Коим и был Ким Хонджун из Кёнсан-до, ищущий некой уникальности, но отыскавший её в своей человеческой обыкновенности. Может быть, ему просто стоило прикоснуться к кому-то, кто позволил ему увидеть самого себя, и не ужаснуться. Прикоснуться к чужой природе и обнаружить свою собственную и себя настоящего.
— Минги, мне кажется, я люблю тебя, — Хонджун заглянул в его лицо, оглаживая ладонью щеку и висок.
Минги, ожидаемо, слегка оторопел, но Хонджун успокоил его своим прикосновением, зная, что эти слова застанут его врасплох.
— Послушай меня. Не нужно ничего говорить. Хорошо? Я не хочу, чтобы ты считал, что обязан мне чем-то, что должен незамедлительно ответить или чувствовать похожее в ответ. Послушай, — Хонджун лёг на его грудь и обнял его, горячо шепча. — Я ещё никогда такого не чувствовал. Даже когда говорил кому-то, я не понимал, что это должно значить. Но даже если это не любовь, это что-то, что могло бы быть ею. Что-то, к чему ты приблизил меня. Время с тобой. Ты сам. Быть может, это просто влюблённость, или одержимость тобой, но мне нет до этого дела. Потому что я даже никогда не думал, что познаю это. Поэтому, Минги. Не бойся. Не чувствуй себя обязанным. Не говори ничего, я не обижусь. Я благодарен тебе за всё. Ты изменил мою жизнь. — Хонджун перевёл дыхание, снова чувствуя, как свербит в уголках глаз. — Я просто хочу, чтобы ты знал, что где-то там, за десять тысяч километров отсюда, есть человек, который всегда о тебе вспоминает, и кто навеки тебе благодарен.
— Почему ты так говоришь, Хонджун? Я не хочу прощаться с тобой.
— Я не знаю, что меня ждет.
— Я. Я тебя жду. Вернись ко мне.
— Что если не получится?
— Всё получится. Обещаю тебе, — Минги вытянул мизинец. — Закрепим клятву.
— Минги, — Хонджун слабо рассмеялся, но обхватил его мизинец своим, и они соединили большие пальцы, запечатывая клятву.
— Оставь мне свои контакты. Мы можем переписываться пока ты не приедешь обратно, чтобы ты не успел обо мне заскучать, — Минги быстро поднялся с кровати, да так голым и сел за рабочий стол, включая компьютер. Его тоже охватил некий восторг, и теперь, переполненный гормонами после секса, он едва не светился от счастья.
Хонджун неловко приподнялся, выглядывая, что он там делает.
— Я могу оставить тебе свою почту.
— Двухтысячный год. Какая почта? У тебя есть аккаунт в ICQ?
— Нет.
— Ты шутишь? — Минги обернулся, возмущенно глядя на него.
— Что это?
— Ты не знаешь? Хён, ты в каком веке живёшь?
— Я просто не особо общительный.
— Иди сюда.
— Мне нужно надеть трусы. Где они?
— Иди сюда, не стесняйся.
Хонджун поднялся и подошёл к Минги, неловко прикрывая пах одной рукой, но скорее из привычки, нежели из-за стеснительности. Руки Минги сегодня побывали где только можно, а глаза тем более.
— Вот смотри, — Минги открыл окно той самой программы ICQ, и Хонджун сразу понял, о чем была речь.
— Ах, ты про это. Мы пользуемся SayClub.
— Давай сделаем тебе здесь аккаунт.
— Давай.
Хонджун сначала неловко стоял, облокотившись на стол, поглядывая то на монитор, то на Минги, и как эти мониторы отражаются в его чёрных глазах. Свет они так и не включили, решив остаться в полумраке комнаты. Совсем скоро Хонджун заскучал, подошёл и неловко обнял Минги вокруг плеч, повисая на нем как огромная коала.
— Сделал?
— Всё готово, вот. Смотри, это твой номер и имя.
— Kim JongJong?
— Не нравится?
— Очень мило, — Хонджун уктнулся ему носом в шею. — Ты можешь зайти в мой аккаунт?
Минги открыл два окна, один свой и один — Хонджуна.
— Напиши мне что-нибудь, — сказал Минги и отодвинулся от стола. Хонджун оглядел его с ног до головы, чувствуя, как краснеет. Пусть они разделили тесную близость часом ранее, он всё ещё чувствовал себя так, как тем субботним вечером, когда подглядывал за обнажённым Минги через зеркало заднего вида. — Садись.
Хонджун запыхтел от волнения и поджал губы.
— Стесняешься?
— Нет, — Хонджун выдохнул и устроился у Минги на коленях, чувствуя своей голой задницей всё то, что он очень хотел почувствовать, но боялся себе в этом признаться. Минги был плотный и мягкий, и его полувозбужденный член лежал прямо в его ложбинке.
— Что ты там пишешь? — Минги обнял его поперек живота, целуя его спину и просто гладясь о него лицом.
— Пишу о том, что у тебя совсем нет стыда.
— Заметь, это не я сел к голому парню на коленки. Ну-ка, — Минги глянул на монитор, когда колонки звякнули странным «э-о», оповещая его о принятом сообщении, и легко рассмеялся. — И что мне на это ответить?
Хонджун забегал по клавишам, отвечая за него, и снова раздалось громкое «э-о».
— Это вот как ты представляешь нашу переписку, да?
— Да, — Хонджун заулыбался, поворачиваясь к нему. — Пойдём в кровать, я замёрз.
— Замёрз ли? — ладони Минги огладили его живот, член и низ бёдер. Скрывать своё возбуждение Хонджун все равно не смог бы.
— Тебе ли говорить, — хихикнул Хонджун и дёрнулся рукой вниз, желая схватить Минги между ног, но тот успел его остановить. Он поднялся, так и держа на весу Хонджуна, обняв его вокруг живота. Хонджун задрыгал ногами от такой неожиданности и засмеялся во всё горло.
— Минги! Поставь меня на место.
— Твоё место у меня в кровати, — Минги повалил его на кровать, закрывая всем телом и снова целуя.
— Ты захотел мне показать вообще всё сегодня? — спросил Хонджун, задыхаясь под его напором.
— Я думал, ты хотел именно этого.
— Мгм, мгм, — Хонджун открыл рот навстречу ему, и всё снова смешалось, стягивая их тела до одних только межатомных пространств.
Kim JongJong (1:23 am)
У тебя вспотели ляжки
Mingussong (1:24 am)
Это у тебя зад вспотел
Хонджун не знает, сколько они так лежали. Они занялись сексом ещё раз, о чем-то разговаривали, сходили в душ, и снова легли в постель, снова разговаривали, обнимались и слушали, когда за окном взойдёт солнце. Время, то ли в шутку, то ли в серьёз, замедлилось, будто позволяя полуночным новорожденным любовникам насладиться последними часами вместе.
В какой-то момент умолк и плеер, должно быть, села батарейка. Никто из них, однако, этого не заметил, продолжая шептать друг другу глупости и маленькие нежные несуразицы, вспоминать прошедшие две недели и смеяться над историями из жизней друг друга, о которых они ещё не слышали.
— Знаешь, Минги, — Хонджун лежал у него на груди, снова разглядывая шрам. Теперь он что-то значил. Теперь Хонджун видел Ынги, размахивающего ножницами, а потом рыдающего в сожалении. И это знание как будто делало его немного ближе к нему. — У меня за всю жизнь было только две женщины.
— Гм, — промычал Минги, слушая его и перебирая волосы.
— Йевон и Ынми. Они были очень хорошими, просто замечательными, но я никогда не чувствовал с ними и части того, что я чувствую рядом с тобой.
— Гм. Тебе хорошо со мной?
— Лучше всего. На самом деле, — Хонджун приподнялся на локтях, глядя ему в глаза. Ему показалось, что Минги должен знать. — Я никогда никому не говорил об этом. Но я не хотел заниматься с ними сексом. Они просили меня, и я поддавался.
Минги нахмурился, как будто какая-то неприятная мысль появилась в его голове.
— Надеюсь, ты не жалеешь, что мы занялись сексом сегодня, — Минги осторожно коснулся его волос, обеспокоенно глядя на лопнувший шов на брови.
— Я никогда не хотел этого, пока не узнал тебя, — Хонджун взял ладонь Минги двумя руками и вжался в неё лицом. — Я расстался с Ынми, потому что перестал возбуждаться. В какой-то мере я этому даже обрадовался, потому что теперь мне не нужно было оправдываться перед самим собой, почему я не хочу с ней спать. Какой мужчина в здравом уме будет радоваться тому, что у него не стоит член?
Хонджун с замиранием сердца и какой-то скребущей теплотой разглядывал пальцы Минги в своих ладонях, скользил между ними, гладил и ласкал.
— И мне никогда не приходило в голову, почему так. Почему я такой безучастный. Почему я ничего не чувствую к такой красивой девушке, которую хотел бы заполучить каждый парень. Минги. Я задам тебе вопрос. Только обещай, что не будешь смеяться.
— Обещаю, — Минги положил ладонь на грудь и кивнул головой.
Хонджун внимательно посмотрел ему в глаза и со всей серьёзностью спросил:
— Я гей?
Минги держался. Он крепко сжал губы, но его трясущаяся грудь выдала его, и вскоре он стыдливо засмеялся, пряча глаза от Хонджуна.
— Минги, я просил тебя не смеяться!
— Прости, котёнок. Прости, — Минги погладил его лицо, любовно глядя на него. — Я не со зла. Просто я никогда прежде такого не слышал. Откуда мне знать, гей ли ты.
— Мы ведь занялись с тобой сексом.
— Ну и что?
— И я возбуждаюсь, думая о тебе.
— Мне очень приятно это слышать.
— Разве это не делает меня геем?
— Почему тебя это так заботит?
— Не знаю.
— Называй себя как хочешь, разве это имеет значение?
— Наверное, имеет. Тогда это объяснило бы, почему мне не нравился секс с женщинами.
— Тогда пусть будет так, — кивнул Минги и с улыбкой посмотрел на него.
— А ты, Минги? Ты гей?
Минги перевёл дыхание и бросил задумчивый взгляд на их переплетённые пальцы.
— Наверное.
— Почему ты не уверен?
— Никогда не думал об этом. Если мне кто-то нравится, он просто мне нравится.
Хонджуну так хотелось спросить о его бывшем парне, и как так вышло, что он уехал, и почему они потеряли связь, думает ли он о нём до сих пор, скучает ли, хочет ли его обратно, или всё это растаяло, как морская пена.
— Я нравлюсь тебе? — вместо этого спросил Хонджун. Разговоры о бывших могли испортить то особенное нечто, окутавшее их этой ночью, мимолётное и зыбкое.
— Нравишься, — улыбнулся Минги. — Честно говоря, секрет за секрет, да? Я уже и не надеялся, что увижу кого-то. Что снова захочу сблизиться с кем-то.
У Хонджуна сжалось сердце. Минги потянул его на себя, и они снова легли, бок о бок, глядя друг другу в глаза. Совсем скоро заря даст о себе знать жидким солнцем и нагретым океаном на востоке. Слова стали тише, глубже и мягче.
— Три года назад я расстался с парнем. Он уехал на учёбу в штаты, я хотел ... думал, может быть, попробовать отношения на расстоянии до тех пор, пока он не вернётся, но он предложил закончить, как есть. Он уехал и не ответил ни на одно моё письмо. А год назад я узнал, что он женился.
Хонджун запустил пальцы в его длинные волосы, будто бы успокаивая, они немного сбились, но все равно были такие же знакомо мягкие.
— Поэтому я подумал, хватит с меня. Хватит с меня расставаний.
— Прости меня, Минги, — Хонджун закрыл глаза, — прости, что мне нужно уехать.
— Всё в порядке, хён.
— Я обещаю, я вернусь к тебе.
— Я не хотел говорить тебе о нем, потому что ты бы начал думать, что обязан это сделать.
— Нет, Минги. Я вернусь, потому что хочу этого. Я хочу вернуться к тебе.
Минги улыбнулся и закрыл глаза, поддаваясь лёгким поглаживаниям.
— Нам нужно отдохнуть, — сказал Хонджун.
— Не хочу спать. Хочу смотреть на тебя, пока ты не сядешь в самолёт.
Хонджун ласково гладил его лоб большим пальцем, с негой и удовольствием глядя на его лицо, и как тяжёлые веки закрываются.
— Мгм, — Минги разомкнул свои большие губы, с трудом вороча языком. — То, что ты сейчас делаешь.
— Глажу тебя?
— Да. Вот так, — Минги устало приподнял руку и положил на его лицо, зеркаля движение Хонджуна и поглаживая его медленно и осторожно большим пальцем. — Ты меня усыпляешь. А ты знаешь ...
— Мгм, — Хонджун почувствовал леность и спокойствие, как будто бесконечно длинный день обхватил его мягкими как перина руками.
— ... это тактильные ... ты активируешь мои тактильные С-нейроны...
— Какие ... нейроны...
— Особенные...
— Прямо как ты ...
— Ха ... — Минги перевёл дыхание. Они продолжали так же сонно поглаживать друг друга. — Эти нейроны активируются ... только если медленно гладить ... три сантиметра в секунду ...
— Мгм ...
— Они дают ... чувство покоя ...
— Ты даешь мне ... чувство покоя ... Минги.
— Мгм ...
— Хён!
— Хён!
Хонджун свернулся клубком, ища и не находя знакомое тепло Минги рядом.
— Хён! — знакомое тепло наконец коснулось его плеча, и после — щеки и уха. — Хён, просыпайся, мы опаздываем.
— Что? — Хонджун встрепенулся, подскакивая на кровати. Комната была залита прозрачным лимонным светом раскачавшегося солнца. — Который час?
Минги уже бегал по комнате в трусах, собирая разбросанные прошлой ночью вещи. В Хонджуна прилетела футболка, трусы и шорты.
— Уже семь двадцать.
— Чёрт! — Хонджун впрыгнул в одежду. — Чёрт! Где мой телефон? Почему я не услышал будильник?
Хонджун принялся скакать по комнате в поисках телефона. На столе рядом с развороченной кроватью лежали презервативы, салфетки, смазка, и кажется, даже хонджунов носок, диски, кассеты, бумаги, карандаши, одним словом, всё, кроме злосчастного телефона.
— Я оставил его внизу, — Хонджун схватился за голову и побежал вниз. Минги только непонимающе хлопал глазами, и разводил руки в стороны, как бы спрашивая, хён, что мне сделать, с чего начать, как тебе помочь.
Телефон нашёлся на кухонном столе, ожидаемо, с десятком пропущенных вызовов от коллег. Хонджун нажал имя Ёсана и прижал трубку к уху.
— Хённим! Где вы?! — раздался взволнованный ясный голос Ёсана. — У вас всё хорошо?
— Да, Ёсан-а, я в порядке, — Хонджун закрутился на кухне, вспоминая, что вчера вечером друзья принесли ему целый мешок подарков для родственников.
— Хён, мы уже пошли на посадку.
— Твою мать...
— Где вы, хён?
— Я ещё... — он нервно посмотрел на Минги, стоявшего в проходе с его рюкзаком в руках. Он многозначительно тряхнул ключами.
— Мы будем в аэропорту через двадцать минут, — тихо сказал Минги, взволнованно наблюдая за ним.
— Через двадцать минут, Ёсан-а.
— Мы предупредили на регистрации, что ты опоздаешь, — сказал Ёсан.
— Спасибо, спасибо, дружище. Мы уже бежим.
Хонджун глянул на Минги. Все произошло слишком быстро, он даже не успел прижаться к нему в сонной неге. Всё должно быть совсем не так. Они должны были проснуться в объятьях друг друга и лениво ласкаться, обниматься и гладиться, пока снова не станет жарко, нюхать друг другу волосы и щекотать шею.
— Минги ... — Хонджун прыгнул к нему в открытые руки, и Минги прижал его крепко к себе.
— Хонджун ...
Они замерли так на долгую минуту, просто впитывая тепло и запах друг друга. Хонджун отпрянул, коротко его целуя.
— Нам нужно ехать. Мы успеем?
— Сейчас трассы пустые. Ещё успеем. Ты ничего не забыл? — Минги встряхнул рюкзаком.
Хонджун заглянул внутрь ещё раз. Рюкзак стал ещё тоньше, так как от одной окровавленной из-за Тэёна рубашки пришлось избавиться. Костюм, нижнее белье, пара ботинок, документы, всё было на месте. Если постараться, можно даже утрамбовать все подарки. Он быстро натолкал банки в рюкзак, и в боковой карман втиснул вяленую кенгурятину в вакууме и деревянные фигурки, подаренные Саммер и Юнхо.
— Поехали?
— Поехали.
Хонджун ещё раз оглядел дом Минги, в последний раз запоминая его тепло и как свет преломляется от деревьев в саду, вдохнул полной грудью, впитывая его запах, и выскочил на улицу. Он осмотрелся, крепко сжимая сердце. В клумбе у крыльца краснел знакомый бутон, а рядом с ним — робкий недавно проклюнувшийся тонкий синий ирис, которого Хонджун прежде не видел.
— Поехали! Хён!
Минги выкатил мотоцикл на подъездную дорожку.
— Держись крепче, — сказал он, и Хонджун прижался к нему всем телом: бёдрами, животом, грудью и щекой к его лопаткам, обвивая руками, как огромное дерево. Мотор загудел, пронизывая все тело колкой вибрацией, сливаясь с родной дрожью его тела.
Небо прояснилось. О ночном шторме напоминали лишь обломанные ветви пальм и оторванные рекламные баннеры. Хонджун смотрел на океан, думая, почему этот чертов дождь не мог задержаться здесь хотя бы на один день, почему он вынужден прощаться с Минги, почему бы тайфуну не вернуться обратно и не уничтожить всё побережье, не сровнять Сидней с землёй, лишь бы у Хонджуна появился повод не возвращаться домой, лишь бы никто их с Минги не беспокоил. Хонджун гладился щекой о спину Минги, целовал её, надеясь, что Минги поймёт его немое прощание с ним, примет его безмолвное извинение. Жалкое извинение жалкого Ким Хонджуна из Кёнсан-до, который не по своей воле вынужден оставить здесь своё сердце с хрупкой надеждой когда-нибудь за ним возвратиться.
Они домчались, как и обещал Минги, за двадцать минут.
— У нас ещё почти час, всё в порядке. Мы успели, хён. Мы успели, — Минги снова был возбуждённый и непривычно нервный, как и прошлым утром, но сейчас он был необычайно энергичным и взвинченным. Он схватил Хонджуна за руку, глянул на него своими лихорадочными глазами, и они побежали по терминалу до стойки регистрации, гремя баночками Веджемайта в рюкзаке.
— Ким Хонджун! — крикнул Хонджун, едва не ударившись о стойку. Женщина глянула на него удивлённо и испуганно отпрянула, когда он сунул ей в лицо свой паспорт. Её рот округлился недоумевающим «о».
— Господин Ким Хонджун, посадка заканчивается через пятнадцать минут, прошу вас поторопиться. А вы...? — она глянула на Минги.
— Я провожаю.
— Рейс международный, так что посадка заканчивается раньше. Поторопитесь.
— Спасибо!
Всё происходило так быстро, что Хонджун не успел подумать, что же ему делать, если у него не получится возвратиться, что думает Минги о прошлой ночи, понравилось ли ему, или его отпугнуло признание Хонджуна. Он думал только о том, как стучат его пятки о бетонный пол аэропорта, как рюкзак скачет на спине Минги, и какой крепкой и мягкой была его ладонь.
Они быстро проскочили через металлоискатель и повернули к нужному гейту. Людей уже не было, все добропорядочные пассажиры сидели на своих местах в самолёте, и только непутёвый Ким Хонджун, так сладко дремавший в объятьях своей любви, мчался с этой самой любовью в припрыжку, запыхаясь и истерично посмеиваясь.
Впереди показалась мужская фигура, должно быть, тоже провожающий, который теперь возвращался от ворот. Мужчина доброжелательно махал рукой, быть может, хотел поторопить их двоих. Хонджун вдруг понял, что забыл очки, потому что он смог разглядеть незнакомца непосредственно поравнявшись с ним. Минги как-то странно рассмеялся, оборачиваясь на Хонджуна, но тот не придал этому значения, пока не увидел лицо мужчины.
— Господин Гарднер! — крикнул он.
— Ох, Хонджун-сси! Мы думали, вы вовсе сегодня не появитесь.
— Простите, Хью-сси, — запыхался Хонджун. — Мы проспали.
— Вот как, — Гарднер с прищуром глянул на них. — Я уж решил, что вы решили сбежать и затеряться здесь.
— Была такая идея.
Гарднер засмеялся, из его глаз побежали добрые морщинки.
— Поторопитесь, Хонджун-сси! Посадка вот-вот закончиться.
— Конечно. Ах. Господин Гарднер. Хью-сси. Спасибо вам огромное за всё, — Хонджун поклонился ему в пояс, и Гарднер ответил тем же.
— Мне было очень приятно работать с вами, Хонджун-сси.
— Мне тоже. Вы замечательный человек и талантливый переводчик.
— Ну что вы, что вы. Ступайте, — поторопил их Гарднер, глянув на часы. — Времени совсем нет. Я ещё напишу вам, Хонджун-сси.
— Спасибо, Хью-сси!
— До встречи.
— До встречи!
Они сорвались с места, но Минги вдруг остановился и крикнул вслед господину Гарднеру.
— Хью-сси! Вы можете подождать меня?
— О, конечно, Минги-сси, — ответил он с неким удивлением.
— Минги, что всё это значит? — спросил Хонджун, когда они снова двинулись в путь. Он едва поспевал за широкими шагами Минги.
— Хочу поговорить с ним.
У ворот стояла женщина в форме с аккуратно повязанным галстуком вокруг шеи и в белых перчатках. А за огромным высоким окном белел его самолёт корейских авиалиний. Сейчас он войдёт в рукав, сядет на своё место, и через десять часов будет на другом конце мира от Минги.
— Господа, ваши билеты, пожалуйста, — женщина вытянула ладони, и Хонджун дрожащей рукой протянул ей свой посадочный талон, чувствуя как горячее дыхание Минги обжигает его шею сзади. — Прошу, место 17D.
— Сколько минут до посадки?
— Через пять минут мы закрываем ворота, пожалуйста, пройдите.
— Я могу? Мы можем... мы можем ещё немного проститься? Пожалуйста.
Она робко кивнула, и Хонджун обернулся, тут же чувствуя себя в тесных мягких объятьях. Минги зарылся носом в его волосы и жадно вдохнул.
— Минги, я не хочу улетать. Я не хочу, — забормотал он на корейском.
— Ты вернёшься ко мне. Ты же обещал, помнишь?
— Да, — Хонджун всхлипнул, чувствуя, что снова плачет.
— Мы что-нибудь придумаем. Хорошо? Я поговорю с господином Гарднером. Я объясню все, что произошло. Он поймёт. Я знаю, что он поймёт.
— Минги, — Хонджун прижался ещё крепче.
— А если он не поймёт, я попрошу отца, у него есть связи. Он легко найдёт для тебя работу. Слышишь? Не плачь. Только не плачь.
— Почему ты не разрешаешь мне плакать?
— Мне кажется, что я обидел тебя.
— Не обидел. Ты не обидел меня, Минги, — Хонджун поднял на него лицо, чувствуя как слеза снова катится из уголка глаза вдоль носа.
— Я буду писать тебе каждый день.
— Пиши каждый час. Пиши мне каждую минуту, прошу.
— Хорошо, — Минги вытер его слезы. — Только не плачь.
— Я взрослый человек, ты не можешь мне запретить.
Минги грустно улыбнулся, его глаза блестели той чернотой, в которой можно разглядеть звезды. Сзади прочистили горло, и Хонджун вспомнил, что они не одни.
— Поцелуй меня, Хонджун.
Хонджун потянулся наверх, чувствуя крепкую ладонь на своём затылке, встречая и прощаясь с губами Минги, знакомо терпкими и мягкими. Вжался теснее и крепче, пока не стало больно, пока губы не полоснуло зубами.
— Я буду ждать тебя, — Минги огладил его лицо и ещё раз крепко поцеловал, и после осыпал хаотичными твёрдыми поцелуями его лицо. — Вот. Вот, возьми.
Он сунул руку в карман и вынул диск.
— Что это?
— Новый плейлист. Я записал его для тебя, пока ты спал прошлой ночью.
— Минги, — Хонджун скривился и вытер глаза. — Что ты делаешь.
— Господин Ким, попрошу вас на посадку.
— Ах, чёрт. Дайте нам минуту, прошу. Ещё одну минуточку.
Женщина недовольно вздохнула и отвернулась. Её лицо было красным то ли от возмущения, то ли от пылкого прощания любовников прямо перед её глазами.
— Это послание.
— Минги, у меня даже ничего нет для тебя. Зачем ты так? Я оставлю тебе свою футболку!
— Ха-ха, не нужно, хён. Ты же не пойдешь голым в самолёт.
— Но я так хочу что-нибудь оставить для тебя.
— То, что ты заговорил со мной, уже бесценно.
Хонджун не выдержав, ещё раз бросился к нему с объятьями и поцелуями, и снова стало больно и нестерпимо хорошо. Как ему выжить без этих прикосновений теперь?
— Нужно бежать, — Хонджун коснулся его лица, переводя дыхание.
— Я напишу тебе. Ты приедешь и прочитаешь всё, что я тебе написал.
— Надеюсь, мы не потеряемся.
— Не потеряемся. Если ты не ответишь на сообщения в ICQ, я вытяну твою почту у Гарднера.
Хонджун засмеялся и снова легко поцеловал Минги, горько жмурясь.
— Увидимся, Минги.
— Увидимся, котёнок.
— Только не здесь.
Минги ухмыльнулся, и наконец выпустил его из своих объятий, скользя рукой по ладони.
— Молодые люди ...
— Иду!
Хонджун вцепился в него глазами, пытаясь запомнить последние мгновения Минги настоящего, его блестящие чёрные глаза, чёрные растрёпанные волосы, его раскрасневшееся от волнения лицо, его крепкую фигуру, и как он улыбается, глядя на своего Хонджуна.
— Уже скучаю по тебе.
— Я тоже.
Он развернулся и побежал по рукаву, не оборачиваясь, потому что его сердце обратилось хрустальным сосудом с тончайшими стенками, полным горьких слёз, стекающей с краёв, и он лопнет, если увидит там Минги, стоящего у ворот и глядящего ему вслед, сжимающего ладонь, как будто бы собирая тепло от прикосновений Хонджуна.
Время будто вернуло свой ход, и сердце быстро пришло в себя, стоило ему войти в самолёт. То был другой мир, мир, в котором он существовал всю свою жизнь. Мир, в котором никогда не было Минги. Это были те же самые звуки и запахи, разговоры и смех, это были те же цвета и текстуры, улыбающиеся люди, ворчливые старики, плачущие дети. Стюардессы поприветствовали его лёгким поклоном. То был корейский рейс, и большая часть пассажиров были корейцами или японцами, делающими пересадку в Сеуле. Он возвратился в свой прежний мир тем же Ким Хонджуном из Кёнсан-до, но совершенно другим.
Хонджун перевёл дыхание, вытер текущий от слез нос и осмотрелся. В одиннадцатом ряду мелькнули знакомые лица, то был Даон и Охёк.
— О, думали, уже не появится.
— Доброе утро, Ким-сонбенним, — Хонджун слабо ему поклонился, и Даон приветливо кивнул головой.
— Проспал?
— Вроде того.
— Хах, ну мы тоже, чего греха таить. Вчера так славно погуляли, что господину Гарднеру пришлось нас будить, — шутливо ответил Даон, ткнул Охёка плечом, и они оба засмеялись.
— Вы в очень хорошем настроении, сонбэ.
Хонджун удивился такому лёгкому отношению, как будто он говорил с совершенно другим Ким Даоном. Быть может, эта поездка изменила ни одного Ким Хонджуна, но и оставила отпечаток на всей их корейской пятёрке.
— Ещё бы! Домой еду! Наказал жене наготовить к приезду всякого, ха-ха. А ещё, нам к обеду тут обещали налить по рюмашке, — он заговорщически подмигнул Хонджуну. Тот только улыбнулся и глянул глубже в самолёт, выискивая остальных.
— Отдыхайте, сонбэ. Я пойду на своё место.
— Заскакивай, коль скучно станет, — сказал Даон.
— Мы никуда не уйдём, — добавил Охёк, и оба сонбэ засмеялись.
Медленно протиснувшись глубже, он заметил знакомое лицо прямо на месте 17C.
— Ёсан-а!
— Хён! — Ёсан сдёрнул наушники с головы и коротко ему поклонился. — Вы успели! Я боялся, что вы пропустите наш рейс.
Хонджун втиснул рюкзак на полку над сидением и сел в кресло, не зная, куда пристроить руки и чем себя занять. В кармане коротко завибрировал телефон.
— Вы ... вы были с Минги, хённим?
— Да, он подбросил меня до аэропорта, — Хонджун вынул телефон, не сумев сдержать улыбки. То было сообщение от Минги. «Хорошего полёта =^_^=». В этот раз Хонджун позволит ему называть себя котёнком, но только в этот раз. Он набрал «Думаю о тебе» и убрал телефон в карман, не желая привлекать лишнего внимания. Они уже сделали достаточно перед той милой проверяющей у ворот.
— Где Тэён?
— Сидит где-то в хвосте, — ответил Ёсан, а потом наклонился чуть ниже к Хонджуну, как будто боясь, что кто-то их сможет услышать. — Они очень сильно разругались с Ким-сонбэнимом.
Хонджун удивлённо приподнял брови. Если бы не расставание с Минги, этот день был бы воистину блистательным.
— Поэтому, вы не бойтесь. Тэён и слова не скажет о том, что произошло здесь.
— Спасибо, Ёсан.
Тот с улыбкой кивнул.
— Вы сегодня без музыки, хённим?
— Ох, чёрт, — Хонджун схватился за голову, понимая, что плеер так и остался лежать у Минги в спальне в углу кровати под покрывалами, а потом рассмеялся от всей души.
— Что случилось, хённим?
— Кажется, я его оставил. Я оставил его у Минги дома. И очки тоже, — он заулыбался, снова думая о нём. Он так волновался, что совсем ничего не смог дать ему, даже не зная, что оставил самое драгоценное, что у него было. — Гм, Ёсан, могу я позаимствовать твой? Буквально на полчасика.
— Конечно, хён. Я пока почитаю.
— Спасибо, — Хонджун взял плеер и надел наушники. — Кстати, Ёсан-а. Ты хочешь как-нибудь пообедать вместе?
Глаза мальчишки загорелись, он с трудом смог успокоиться и смущённо поджал губы, так же поглядывая на хёна нетерпеливым счастливым взглядом.
— С удовольствием, хён! Вы знаете, у нас рядом с офисом недавно открылся вкусный щиктан с говяжьим супом.
— Может, завтра? После летучки?
— Конечно!
— Я угощаю.
— Спасибо, хён.
Хонджун надел наушники и поставил диск, который дал ему Минги перед самым прощанием. Первой заиграла Hello от Oasis, и он понял, что ему снова придётся заняться дешифровкой его послания, как только он вернётся домой, потому что плеер Ёсана был ещё старее и измученнее, имел только четыре выпуклые хрустящие кнопки, и даже раздавленного экранчика не было.
Его наполнила светлая надежда и грусть, и ни с чем не сравнимое удовольствие, кончики пальцев защипало. Хонджун закрыл глаза, не сдерживая улыбки. Он огляделся по сторонам, люди сонно тёрли глаза, кто-то ворчал, кто-то смеялся, но каждый был наполнен этим нетерпением скорой встречи с родными, или быть может, Хонджуну так только казалось. Стюардессы начали проверять полки с багажом и готовиться к взлёту. Он опустил глаза, бездумно разглядывая плеер, даже не слыша мелодию, но слыша их с Минги вечера и каждый прожитый с ним день. В уголке кармана на шортах что-то топорщилось, как спрятанная конфета. Хонджун нырнул в карман и на его ладони блеснул перстень Минги, что он стянул с него ещё в тот ветреный четверг.
— Добро пожаловать на борт корейских Авиалиний ...
Хонджун погладил узор на перстне большим пальцем и сжал его в кулаке, с нетерпением ожидая, какой будет следующая песня.
FIN
Notes:
Тут, пожалуй, должно быть какое-то важное обращение к читателям, но ничего кроме благодарностей и любви здесь не будет. Это была долгая и непростая история, такого слоубёрна я ещё не писала, и надеюсь, он вас не сильно вымотал. И прежде чем вы начнете кидать в меня помидорами за концовку, сразу скажу, я пишу только хэппи энд. Он для всех разный, но это хэппи энд. Сначала я думала, что здесь концовка открытая, но поняла, что закрытее и быть не может. Все началось в самолёте, и там и закончилось. Хонджун вернулся в свой привычный мир, пройдя невероятно долгое путешествие по поиску и принятию себя. Спасибо всем, кто ждал и кто дождался. Думаю, тут и так понятно, что Хонджун возвратится при первой возможности, и что мистер Гарднер так же придерживает для него местечко, но мы не будем говорить об этом Хонджуну, пусть он немного посохнет по своему Минги, поскучает, чтобы следующая встреча была ещё слаще.
Спасибо!
Pages Navigation
Lovetheism on Chapter 1 Mon 18 Aug 2025 07:33PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 1 Tue 19 Aug 2025 03:19AM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 1 Tue 19 Aug 2025 12:09AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 1 Tue 19 Aug 2025 02:42AM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 2 Tue 19 Aug 2025 05:39PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 2 Wed 20 Aug 2025 07:33AM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 3 Thu 21 Aug 2025 05:08AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 3 Fri 22 Aug 2025 07:07AM UTC
Comment Actions
IngenKT on Chapter 3 Thu 21 Aug 2025 10:02AM UTC
Last Edited Thu 21 Aug 2025 10:03AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 3 Fri 22 Aug 2025 07:12AM UTC
Comment Actions
sok_jina on Chapter 4 Fri 22 Aug 2025 08:38PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 4 Sat 23 Aug 2025 02:49AM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 4 Sat 23 Aug 2025 03:26AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 4 Sat 23 Aug 2025 05:36AM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 5 Sun 24 Aug 2025 05:08AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 5 Sun 24 Aug 2025 03:54PM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 6 Mon 25 Aug 2025 07:18PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 6 Tue 26 Aug 2025 02:09PM UTC
Comment Actions
IngenKT on Chapter 6 Wed 27 Aug 2025 12:02PM UTC
Last Edited Wed 27 Aug 2025 12:04PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 6 Wed 27 Aug 2025 04:31PM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 7 Wed 27 Aug 2025 07:00PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 7 Fri 29 Aug 2025 12:09PM UTC
Comment Actions
IngenKT on Chapter 7 Sun 31 Aug 2025 02:53PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 7 Mon 01 Sep 2025 01:30AM UTC
Comment Actions
sok_jina on Chapter 8 Fri 29 Aug 2025 10:12PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 8 Sat 30 Aug 2025 01:29PM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 8 Sat 30 Aug 2025 08:50AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 8 Sat 30 Aug 2025 01:29PM UTC
Comment Actions
xssls on Chapter 8 Sat 30 Aug 2025 04:11PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 8 Sun 31 Aug 2025 03:52AM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 9 Mon 01 Sep 2025 06:47AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 9 Mon 01 Sep 2025 02:41PM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 10 Wed 03 Sep 2025 04:54PM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 10 Thu 04 Sep 2025 01:36AM UTC
Comment Actions
IngenKT on Chapter 10 Thu 04 Sep 2025 09:36AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 10 Thu 04 Sep 2025 09:57AM UTC
Comment Actions
yuuuu on Chapter 11 Sun 07 Sep 2025 05:04AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 11 Mon 08 Sep 2025 02:09AM UTC
Comment Actions
IngenKT on Chapter 11 Mon 08 Sep 2025 05:33AM UTC
Last Edited Mon 08 Sep 2025 05:36AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 11 Wed 10 Sep 2025 08:24AM UTC
Comment Actions
IngenKT on Chapter 11 Wed 10 Sep 2025 10:01AM UTC
Comment Actions
tian_tian_tian on Chapter 11 Wed 10 Sep 2025 11:42AM UTC
Comment Actions
Pages Navigation